Хаосовершенство - Вадим Панов

— Что им от нас надо? Что им надо? — рыдает прижавшаяся к стене Матильда. — Мы ведь им ничего не сделали! Что им от нас надо?

— Убить!

— Но почему?

— Потому что сегодня все убивают всех! День такой!

— Справа!

Выстрел.

Патриция присаживается на корточки и вставляет в штурмовую винтовку последний магазин.

— Я убью еще тридцать ублюдков. Что будет дальше — не знаю.

— Рус… — шепчет Матильда.

— Ты можешь уйти, — тихо говорит Мамаша Даша.

Гадалка знает, что Пэт прорвется. Одна — прорвется обязательно. Побежит, перепрыгнет, угонит мотоцикл, убьет всех, кто встретится на пути, — прорвется. Мамаша с Матильдой стали гирями на ногах Избранной.

— Не собираюсь.

— Ты должна!

— Привыкай к тому, что решения принимаю я! — Пэт высовывается из-за прилавка, тут же возвращается обратно и грубо, по-мужски, ругается.

— Что?

— Секунд через десять они протаранят витрину бульдозером.

Матильда всхлипывает и снова зовет Руса. Мамаша Даша бледнеет и поправляет шляпку. Потом спрашивает:

— Почему они хотят добраться именно до нас?

Она действительно не понимает.

— Мы слишком хорошо защищаемся, они озверели, — объясняет Патриция.

— Уходи!

— Я…

Закончить Пэт не успевает — на улице ревет мотор, Матильда закрывает лицо руками, Мамаша Даша охает. А в следующий миг раздается оглушительный взрыв, и в витринный проем влетают несколько железяк — части разлетевшегося бульдозера…

Олово отбрасывает в сторону трубку реактивного гранатомета и трусцой бежит резать оставшихся в живых бандитов.

— Не подпускайте их слишком близко!

— Дайте патроны!

— У кого есть патроны?!

Стволы раскалились, но еще держатся, а вот с патронами беда. Взятый из бюро запас давно закончился, и приходится снимать оружие и боеприпасы с убитых. Но эти поставщики крайне ненадежны.

— Черт! Рус! Надо уходить!

Продвинуться к Болоту так и не удалось — увязли. А после того как в беспорядках решила поучаствовать якудза, стало совсем хреново.

Обитатели Сашими долго выжидали, опасаясь жестокой реакции Кауфмана, а когда поняли, что Мертвый не торопится тушить пожар, пошли на Болото, планируя урвать кусок пирога. Немногочисленная, но отлично организованная колонна врезалась в Болото, после чего разбилась на мобильные отряды и потекла дальше, торопясь к наиболее богатым районам. На одну из таких групп и нарвались байкеры.

— Они нас не пустят! — кричит Филя.

Таратута лежит рядом с Лакри, ухитряясь одновременно прижимать к груди и оставленный Олово кейс, и свой потрепанный портфель, и клетку с орущим котом.

— А если подмогу вызовут, то мы вообще не уйдем!

— Знаю! — Рус с ненавистью смотрит на толстяка.

На перемазанное черным лицо, на ссадину на лбу, на разорванный пиджак. С ненавистью, потому что знает — Таратута прав. Трое убитых, пятеро раненых, а Мата двадцать минут не выходит на связь. Что делать?

Пули визжат приговором: «Дальше нельзя». Взрывы. Пороховой дым. Раскаленные стволы «дрелей». Все они сговорились, и все подтверждают приговор пуль.

Филя подползает ближе и шепчет:

— Если не прикажешь отступать, они уйдут сами.

Потому что любая дружба имеет запас прочности.

И в какой-то момент бессмысленность происходящего заставит ребят бросить вожака. А приказывать им, как Мертвый безам, Лакри не может.

— Они шли за тобой, сколько могли. Ты должен отступить.

— Я останусь.

— Ты…

Коммуникатор вовремя подает голос.

— Рус!

— Мата!

— Рус, мы вышли!

— Где вы?!

— Мы идем к Колыме! Мертвый открыл ее для беженцев…

— Бои на юге Болота не утихают, — сообщил Зарубин. Мертвый давно покинул оперативный центр, предоставив начальнику Управления общественной безопасности самостоятельно следить за обстановкой, и слушал доклад в своем кабинете. — С запада туда проникают отряды вудуистов, а с востока вошла Триада.

— Сити? Университет?

— Все корпоративные территории надежно защищены. Инцидентов не отмечено. А вот на границе Кришны и Аравии идут перестрелки.

— Дальше. — Кауфман жестом показал, что противостояние индусов и арабов его не интересует.

— Урус продолжает развивать наступление на запад…

— Бои сильные?

— Да.

— Мутабор?

— Отмечены редкие атаки. — Зарубин выдержал многозначительную паузу. — Пока.

— Федеральный Центр?

— Его не трогают.

— Болотные канторы?

— Можно сказать, что они перестали существовать.

Мертвый внимательно посмотрел на карту Болота.

На новую карту нового Болота, которое формировалось в беспощадных уличных боях.

Урус и Шанхайчик оттяпают жирные куски. Вудуисты, вполне возможно, организуют свой маленький анклав. Аравийцы, если не опомнятся и не перестанут задирать индусов, тоже имеют шанс расширить территорию. Равновесие, десятилетиями выстраиваемое и аккуратно поддерживаемое в Москве, рухнуло, кровью забрызгав все вокруг.

— Потери?

— По нашим оценкам, пострадало до двадцати процентов населения Болота. Это убитые и раненые. И больше половины людей покинули свои дома.

В льдистых глазах Мертвого сверкнул заинтересованный огонек.

— Куда они бегут?

— У кого есть возможность — в Урус, Аравию и на другие территории. К друзьям и сородичам. Остальные скапливаются здесь. — Зарубин очертил зону на северо-западе Болота.

Все правильно: вудуисты, китайцы и банды с Уруса не оставили людям другого выхода.

— Сколько их?

— Тысячи.

Кауфман удивленно поднял бровь.

— Сколько?

— В первой волне беженцев не менее сорока тысяч человек, — торопливо уточнил Зарубин. — Но люди продолжают прибывать…

— Фильтрационные пункты готовы?

— Так точно.

— Открывайте Колыму. — Мертвый откинулся на спинку кресла. — Сообщите по всем каналам, что мы готовы принять любое количество беженцев…

— Без оружия! Повторяю: вооруженные лица на Колыму не допускаются! Желающие получить статус беженца обязаны оставить оружие за пределами зоны безопасности и только после этого идти к воротам! Без оружия! Повторяю…

Ушли?

Спаслись?

Выжили?

Все Бобры, даже самый умный — Николай Николаевич, — смотрели на Тимоху: что скажет?

А тот, в свою очередь, с выводами не торопился. Поглядел в сторону чадящего и постреливающего Болота, сплюнул, коротко выругался, развернулся и хмуро уставился на распахнутые ворота корпоративной промышленной зоны, в которые лился поток перепуганных беженцев. Женщины, дети, мужчины… целые семьи и одиночки. Сумрачные и рыдающие. Бессвязно благодарящие безов и цедящие сквозь зубы невнятные ругательства. Люди, потерявшие все.