Фантастика-1971 - Сергей Смирнов

— Вот это правильно! — восторженно произнес Кондратюк.

— Нет, неправильно. Все это еще удивляет, но как-то вяло, однобока. Удивляет обычно. Представляете себе — обычное удивление? Обычное удивление! Разве удивление может быть обычным? На то оно и удивление, чтобы быть необычным.

Чесноков сидел с таким видом, словно все это его не касалось.

— А в стихах все иначе, чем у других.

— Он и на самом деле такой; — сказала Анечка и смутилась. — Какой в жизни, такой и в стихах.

«Господи, — подумал редактор, — что за счастливая женщина!»

— А стихи подписываются чужими фамилиями. Я их все собрал. Вот посмотрите. Это твои стихи, Владимир?

— Я знаю, — тихо сказал Чесноков. — Я их все читал.

— Я сначала собрал их все вместе, и лишь потом пришел к вам, в надежде, что увижу здесь хотя бы черновики. Я не ошибся, Они все здесь.

— Не все, — сказал Чесноков. — Последние я не читал даже Анечке.

— Вот эти?

— Да.

— И вот стихийно возникло общество поэтов, которые написали «ваши» стихи. Они как-то нашли, отыскали друг друга. Их человек десять. А Серегина они избрали своим председателем.

— Я все это знаю, — спокойно и с расстановкой произнес Чесноков. — Ничем вам полезным быть не могу.

— У меня предположение, — сказал Пионов. — Совершенно фантастическое. Может быть, это действительно не вы пишете. — Пионов машинально перешел на «вы». — Может быть, пишут действительно другие? А ваш мозг так точно и определенно настроен на определенное настроение, что мгновенно воспринимает их. И никак нельзя доказать, что они возникают у вас первого.

Анечка закусила губу.

— Телепатия! — покрываясь холодным потом, выдавил из себя Кондратюк.

— Да, да. Нет! При чем тут телепатия? Не в этом дело.

— Ну что ж! — сказал Чесноков. — Спасибо вам за хлопоты. Все-таки участие.

— В том-то и дело, — пожалуй, впервые за все это время открыл рот редактор молодежной газеты, — что все это ерунда.

— Нет никакой телепатии, — облегченно вздохнул Кондратюк. — Я слышал.

— Почему для всех этих поэтов, — редактор дотронулся кончиками пальцев до кипы бумаг, — именно эти стихи являются исключением из их творчества?

— Да, да, — поддержал его Пионов. — Напишет одно, два, три стихотворения или, как Серерин, целый сборник, а ни до, ни после этого ничего похожего больше нет. Зато появляется у другого. И снова как явное исключение. А у тебя ведь это система. Ничего нельзя спутать. Так, может быть, это ояи каким-то чудом, непосредственно из мозга в мозг воспринимают твои стихи? И эти стихи действительно твои?! Понимаешь, это твои стихи! — Пионов, довольный, откинулся на спинку стула и оглядел всех торжествующим взглядом.

— Но это никаким образом невозможно доказать, — сказал Тимофей Федорович. — К сожалению.

— А зачем доказывать? — спросил Чесноков.

— Нет, можно, — возразил Пионов. — Трудно, но можно. Теоретически можно, если знать, у кого они возникнут в голове. Какая-то разница во времени должна быть. Предположим, у него, у этого человека, вечером чернила кончились или бумага. Нечем записывать. А утром дела наваливаются, не передохнешь. Вот тебе и разница во времени. Ты-то успел записать. Причем разница всегда должна быть в твою пользу.

— Что же мне, всегда пузырек с чернилами открытым держать по этому поводу? — усмехнулся Чесноков.

— Это действительно смешно, — сказала Аня.

— Надо общественность на ноги поставить, — посоветовал Кондратюк. — Общественность, она все может.

— Тут хоть на голову всю общественность ставь, — вздохнул Тимофей Федорович.

— В таком случае надо писать в «Технику — молодежи», — снова подсказал Кондратюк. — Там и не такое еще пишут.

— Нет, нет, — сказал редактор. — Тут даже сдвиг по времени не поможет. Что такое день, два? А если попадется такой человек, как Серегин? Кроме всего прочего, у него амбиция, голос хорошо поставлен, а эрудит какой по охране прав автора! Попробовать, конечно, можно. Мы, собственно, решили напечатать несколько ваших стихотворений, а там будь что будет. Все ближе к чему-то определенному.

— Да, да, Владимир, подборка стихов за тобой.

— Уговорили все-таки, — обрадовался Кондратюк. Эта история разжалобила его. У него даже появилось желание помочь соседу. Чего он бьется впустую! Но как?

— «Уговорили» тут ни при чем, — отрезал редактор. — Просто это наше решение.

— Я не отказываюсь, — устало сказал Чесноков. Он был явно расстроен.

Жена незаметно взяла его руку и погладила — осторожно, чуть-чуть.

— Мы искренне верим, что это ваши стихи. И должны они печататься под вашей фамилией, — твердо сказал Тимофей Федорович.

— Теперь я не уверен в этом.

Гости разошлись поздно. Кондратюк недоумевал. Счастье само лезет человеку в руки, а он отказывается. В то, что Чесноков пишет здорово, Кондратюк поверил.

Не зря же к нему приходят такие люди! При расставании Пионов поклялся, что напишет статью. Он еще не знает куда, но напишет. А Тимофей Федорович по обыкновению ничего не сказал, лишь подумал про Чесноковых: «Ведь трудно людям. Но почему в их квартире ощущение счастья?»

7

Чесноков ничего не дал в газету. А Пионов все-таки написал толковую статью, в которой подробно изложил все факты, касающиеся загадочного явления и судьбы никому не известного талантливого поэта. Статья была отправлена в «Литературную Россию».

Через несколько месяцев пришел ответ, в котором сообщалось, что газета очень редко печатает научную фантастику и в настоящее время не находит возможным опубликовать рассказ. Пионов страшно расстроился, написал в газету резкое письмо, но ответа не получил. И все же он надеялся когда-нибудь доказать свою правоту и восстановить в правах Чеснокова.

Раза два-три в год он заходил к Чеслоковым в гости, но все реже и реже просил Владимира дать что-нибудь в газету. А потом его перевели на работу в Москву, в одну из центральных газет.

У Чеснокова родился сын, потом сын и дочка. Хлопот с малышами было очень много. К этому времени у Чеснокова набралось бы десятка два сборников стихов, если бы их удалось собрать вместе.

Свой первый рассказ Чесноков написал, когда старшему, тогда еще единственному, сыну исполнилось три месяца. И с этого времени писал стихи все реже и реже. И все больше его тянуло к прозе. Сначала небольшие, грустные, но с тонким юмором рассказы. Потом большие, серьезные.

А однажды он рискнул написать повесть. И снова он встречал их в журналах и сборниках под чужими фамилиями. Стихийно возникшее общество поэтов «Удивление» постепенно распалось, потому что все реже и реже стали появляться в печати стихи соответствующего стиля и содержания.