Квест - Борис Акунин

А не разжать ли их?

Если разгадка всех разгадок — Пустота, не сделать ли руки пустыми?

ТЕПЕРЬ ОН СОВСЕМ ПРОСТ, НО ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПРИНЯТЬ РЕШЕНИЕ, МОЖЕТ БЫТЬ, ВСЕ-ТАКИ ПРОЧТЕТЕ ПОСЛЕДНЮЮ ПОДСКАЗКУ CODE-5?

FINAL LEVEL. Последний выбор

мистер Ротвеллер, дело, которое вы мне доверили, полностью провалено. Я не перекладываю на кадровый департамент ответственность за то, что они не распознали агентов Разведупра. Ведь команду выбирал я сам… То, что произошло по моей вине, непоправимо. Да, лаборатория Громова и сам он уничтожены. Но взамен большевики получили нечто более ценное — «эликсир власти», который они так долго и тщетно искали. Кроме того я позволил убить великого ученого, ничего толком про него не узнав. Даже имени!

Со дня первой встречи Гальтона с Небожителем миновал ровно месяц. Ни кабинет великого человека, ни сам он нисколько не изменились. Зато доктор Норд переменился настолько, что секретарь Ротвеллера его едва узнал. Лицо страшно осунулось, глаза ввалились, отросшая на голове щетина, которой полагалось быть золотистой, отливала серебром — половина волосков поседела. Бывший «настоящий американец» выглядел лет на десять старше своего возраста, а ощущал себя ветхим старцем, ровесником девяностолетнего Джей-Пи.

Доклад о провале московской миссии продолжался долго. Гальтон считал своим долгом испить эту горькую чашу до дна. Он ничего не опускал, не искажал, не пытался оправдываться. Чего ради?

Непонятно только, слышал ли его мафусаил американского бизнеса или же дремал с открытыми глазами. Они смотрели в лицо Норду со странным, застывшим выражением, которое не поддавалось расшифровке. Когда отчет завершился, взгляд миллиардера не изменился.

Э, да старикашка в прострации, подумал Гальтон и поморщился. Неужели придется повторять весь мучительный рассказ?

— Сэр, мощный психостимулятор, по сравнению с которым сыворотка Громова — детская забава, в руках большевиков, — произнес он громко и отчетливо, чтобы до дедушки дошло хотя бы самое главное. — Я в этом уверен на сто процентов. Айзенкопф и… она сумеют втолковать генералу Октябрьскому, что эликсир — не мракобесие, а мощное оружие. «Эликсир власти» у Сталина!

Блеклые зеленые глаза Ротвеллера блеснули, проваленный рот прошамкал что-то невнятное.

— Простите, сэр? Я не разобрал.

— Не у Сталина. У Гитлера.

— У кого, сэр?

— Есть в Германии такой политический деятель. Он почти не известен за пределами своей страны. — Оказывается, Небожитель был в здравом рассудке и ничего не пропустил. — Вы ошиблись насчет Айзенкопфа. Он выкрал эликсир не для большевиков, а для Гитлера. Это весьма перспективный эпилептоид, с задатками незаурядного лидера. Я решил помочь ему. Заряд волевой и интеллектуальной энергии — то самое, чего мистеру Гитлеру недоставало. Теперь дела у его партии пойдут в гору. Курт давно уже с ними работает. Между прочим, это люди Гитлера спасли вас от коммунистов в Бремерсхавенском порту.

— То есть, Айзенкопф нас… вас не предал? Он действовал по вашему указанию?

— Да. У него была инструкция: в случае, если вы добудете эликсир, обеспечить вашу безопасность, а красную жидкость использовать для поддержки Адольфа Гитлера.

— Обеспечить мою безопасность, сэр?

— Разумеется. Он ведь оставил вам свой аэростат? Неделю назад я получил шифровку из Мюнхена. Эликсир доставлен по назначению. Гитлер одолеет своих политических противников и поднимет Германию из ничтожества. Соседям снова придется считаться с этой страной.

— А… Простите, сэр, а зачем вам это нужно? — спросил Гальтон, чувствуя себя уязвленным. Не очень-то приятно знать, что тебя использовали вслепую в какой-то малопонятной игре. Оказывается, всё это — постаревшее сердце, преждевременная седина, ночные кошмары, мучившие его две последние недели, — ради того, чтобы в Германии пришел к власти какой-то эпилептоид?

— Европе нужен противовес, — с глубокой убежденностью сказал Ротвеллер. — Коммунистическая угроза слишком велика. С Востока на нас надвигается такой ураган, что остановить его можно лишь встречным смерчем. Два бесноватых — Сталин и Гитлер — уравновесят друг друга. Это спасет цивилизацию. Другого решения у меня нет. Да, риск очень велик. Но что мне остается делать, когда Самсон наломал столько дров! Нельзя было давать «эликсир власти» кровожадному вурдалаку Ленину! Нельзя было подпускать к тайне проходимца Громова. Я всего лишь пытаюсь исправить ошибки Самсона…

Доктору показалось, что взволнованная речь адресовалась не ему, а кому-то другому. Во всяком случае, Гальтон мало что в ней понял.

— Какому Самсону? — удивленно переспросил он, забыв добавить «сэр».

— Человеку, которого вы называете «Пациент». Это мой давний, очень давний знакомый. Больше, чем знакомый… — Джей-Пи грустно покачал головой. — Он абсолютный гений. «Самсониты» названы в его честь, именно он первоначально изобрел этот способ хранения и передачи информации. Самсон хотел, как лучше, однако он всегда слишком увлекался техническим прогрессом. А технический прогресс — теперь я это твердо знаю — не должен опережать развитие нравственности…

У Норда начинала кружиться голова, отказывавшаяся вместить столько невероятных сведений.

— Значит, Пациент не бредил, когда говорил, что мировая война случилась из-за него?

— В известной степени так оно и есть. А теперь назревает новая мировая война, между слабеющим Западом и хищным, матереющим Востоком. Я выпущу на ринг еще одного боксера, которой помешает столкновению.

— Прошу извинить, сэр. При всем почтении, позволю себе заметить, что в боксе я наверняка разбираюсь лучше вас. Три боксера на ринге — это куча-мала, мордобой без правил. Достанется всем, в том числе и судье.

Ротвеллер рассмеялся сухим, лающим смехом.

— О судье мы поговорим чуть позже. Сначала отвечу на ваше критическое замечание. — Миллиардер устало смежил пергаментные веки, немного помолчал. — Возможна и всемирная куча-мала. Всегда существует опасность, что вождь, питаемый эликсиром, выйдет из-под контроля. Айзенкопф все время будет рядом, но и это не гарантия… Что ж, в этом случае я буду исправлять свою ошибку. Такое со мной случится не в первый раз.

— Как же вы ее исправите?

— Прикажу Айзенкопфу прекратить инъекции. Абстиненция приводит не только к потере гениальности, но и к помрачению разума, а когда у единоличного правителя помрачается разум, его держава начинает терпеть поражения… Если этого окажется мало — стану снабжать эликсиром кого-то из противников. Британского лидера, или французского, или даже американского. Но американского лишь в самом крайнем случае. Соединенные Штаты и без того слишком сильное государство. Гениального президента нам не нужно, а то мы подомнем под себя весь мир и это нарушит в нем равновесие. Без сбалансированности силовых полей человечество очень быстро погибнет.

— Да где вы возьмете другой эликсир? Ваш Айзенкопф забрал всё до последней капли!

Гальтон показал на пустой флакон, еще во время доклада поставленный им на край стола. Пузырек был по-прежнему туго замотан в платок. За время пути у Норда так и не хватило духа посмотреть на бывшее вместилище эликсира еще раз. Странная боязливость удерживала доктора. Ему казалось, что Пустота может вновь потянуть его в свою вакуумную воронку — как тогда, над лесом…

— Вы блестяще справились с заданием, мистер Норд. — Небожитель медленно развязывал узелки на платке. — Вы сделали всё, что можно. — Меж костлявых пальцев тускло блеснула собачья голова Анубиса. — Действуя без подсказок, вслепую, вы не совершили ни одного серьезного промаха. Я в вас не ошибся, и это главный результат экспедиции.

— Я опять вас не понимаю, сэр.

— Сейчас поймете. Ну-ка, что это у нас?

Гальтон потер глаза. Кажется, в одном из них от напряжения лопнул кровеносный сосуд — иначе откуда взялось это красное пятно?

Нет, со зрением всё было в порядке…

Пузырек по самую пробку был наполнен рубиновой влагой!

— Того количества препарата, которое забрал с собой Айзенкопф, хватит лет на десять. Потом дозы закончатся. Видите ли, всё дело в самом флаконе. Он является генератором, который производит эликсир. Только не спрашивайте, как это происходит. Я не знаю. Судьи — всего лишь хранители флакона…

— Но почему вы этого не сообщили мне раньше? — воскликнул Норд, пропустив мимо ушей непонятную последнюю фразу. — Ведь я мог выкинуть эту пустую склянку! Или просто не взять ее с собой! Да мало ли… — Он задохнулся. — …Да мало ли, каких дров я мог наломать просто по незнанию?!