Кровавый передел - Сергей Валяев

Вопросов было много. Я не люблю, когда вопросы задают нервным, повышенным тоном и когда в ребра упираются автоматные стволы. Они отвлекают, стволы.

— Где Гунченко? — повторил вопрос хозяин Ртутной горы; наверное, его в детстве уронили с самолета.

— Я, — ответил я.

— Что?

— Я — Гунченко.

— Что-о-о?!

— Он может подтвердить, — кивнул я на своего товарища.

— Да, Гунченко, — крякнул тот. — Вылитый. Весь в папу. И маму. Бля'бу!

— Да они из нас идиотов, е'род! — рявкнул господин Колесник. — Кто такие? Я из вас!.. — И захлебнулся от возмущения.

Я понял, что время шутить прошло и надо отвечать на поставленные вопросы. Я хотел признаться, что мы являемся сотрудниками ЦРУ, да не успел. Молчаливый и угрюмый генерал-зек ударил ладонью по столу и поинтересовался, с каким оружием явились «казачки» сюда, в эту гористую местность. Господин Колесник зазвенел ключиками, открывая маленький, уютный сейф. Вытащил из его бронированного нутра моего «стечкина». Бревнов с брезгливостью принял шпалер. Проверил обойму. Затем грузно поднялся… Никто из присутствующих не понимал его намерений. Даже я. Хотя крашеный подлипала взвизгнул вполне определенно:

— Отшмали яйца! — Не уточняя, кстати, кому именно. Не был ли он мазохистом или там эксгибиционистом?

Между тем братишка[167] тяжелой поступью командора приближался к нам. Пистолет (мой) в его руках был весомым аргументом в успешном продолжении душевной беседы. Наши взгляды встретились, как два товарняка, груженные зековским лесом, на перегоне станции Зима. Бой колес на стыках — боль сердец…

— Ну-с, чувырло,[168] - проговорил бывший мужик, тыкая монокль ствола в лоб Резо. — Считаю до трех! Раз! Два!..

Три! Выстрелы прогремели, как гром, прошу прощения, среди ясного неба. Но только не для меня. Четыре! Я уже рвал «беретты» из рук потемненных неожиданными пулями спецбойцов. Пять! Пистолет-пулемет — Резо, стоящему памятником. Шесть! Съем предохранителя. Семь! Палец на спусковом крючке. Восемь! Две цели, обмершие навсегда. Девять! Пуск — девятимиллиметровые, надежные патроны «парабеллум» прошили телесную плоть врагов. Десять! К сейфу — документы прежде всего. Одиннадцать! Кровный брат бросает мне «стечкина» и показывает, чтобы я ему прострелил предплечье! Двенадцать! Я это делаю. Тринадцать! Я выталкиваю из кабинета Резо — памятник и, вспоминая мать-перемать, требую от него более активных действий.

— Е-мое! — перекрестился оживающий памятник Дружбе народов. — Вот это е'феерия!

— Работать, дурак! — заорал я. И вовремя: впереди труднодоступными мишенями замелькали монстры во плоти. Единственным нашим преимуществом перед ними были внезапность и натиск. И плотный огонь на поражение.

Я и Резо родились в бронежилетах. Мы успели вырваться из мраморного капкана горы Ртутной. Спецохрана не была готова к внутреннему бою и отступала с беспорядочной пальбой. Отбив ещё одну «беретту», я работал с двух рук; Резо держал тыл, помогая себе дикими воплями. Казалось, что именно от этих воплей разбегаются наши враги, солдаты удачи.

В яростном движении мы раскромсали КПП — ничего нет страшнее пятой колонны. И вышли на тактический простор мирного послеполуденного поселка.

К счастью, ученый люд то ли был занят научными проблемами, то ли отдыхал и отсутствовал как таковой на местности. Декоративные вышки безмолвствовали, и мы без проблем, победно отступили к бетонному пятачку, где сидела механическая стрекоза. Это был легкий, прогулочный вертолет. На четыре места. Видимо, на нем прибыла уважаемая столичная комиссия.

Навигатор беспечно дремал в кабинке, пронизанной теплыми лучами; нежился, будто в цветочной пыльце. Я прервал прием полезных для организма солнечных ванн. И райское наслаждение.

— А? Что? Чего? — встрепенулся молоденький пилот. — Вы кто?

Мы, выразительно бряцая оружием, ответили сразу на все его вопросы. На языке трудящихся масс. И были поняты с полуслова — махолет задребезжал, как трамвай на повороте. Затем мы закачались, точно в люльке «Чертова колеса» в ЦПКиО. И солнце качнулось, и небо, и родная планета… На удивление, все пока было хорошо. Подозрительно хорошо. Нас даже не преследовали. И это обстоятельство мешало мне радоваться; радовался за двоих Резо-Хулио:

— Ха-ха! Летим! Летим! Леха! В смысле, Саня! Мы их сделали! Зачуханили!..[169]

— А разрешение на полет?.. — Слабый голос пилота терялся в шуме мотора и воплях восторженного пассажира.

— Какое разрешение, командир! — продолжал орать Резо. — Жми на газ!..

— Так это…

Вертолетчик недоговорил — излучина гористой речушки бликнула невероятно ослепительным светом. И гигантский электрический разряд пробил летучую машину. И нас в ней. Мне показалось, что я засветился, как лампочка Ильича в глухой российской глубинке.

Вертолет сбился с воздушного потока — мотор зачах; и мы закружились, как фанера на порывистом ветру.

— Е'твою мать, командир! Что это такое? — завопил благим матом не сдержанный в чувствах Резо.

— Так это… поле защитное!.. Я ж говорю!..

И снова резкий, зигзагообразный разряд пронзил наш несчастный махолет. И нас в нем. Чувствовалась крепкая рука руководителя охранного производства. Марков, я про него забыл. А он про меня нет. И теперь тискал рубильник электронной системы защиты туда-сюда, туда-сюда, гнида пещерная.

Между тем вертолет успешно разваливался, как союз нерушимый республик свободных. Впрочем, нам ещё везло. Распад происходил над бурно кипящей речушкой. Не Волга-матушка, но тоже водная гладь. И у нас был шанс.

Я цапнул за руку Резо, ором утверждающего, что он не летает и не плавает, и вывалился с ним в прозрачную и свободную синеву небес.

Я сразу понял, что человек — не птица. Двадцатипятиметровую высоту мы с Резо-Хулио просвистели со скоростью мешка с удобрением, сваленного с борта сельхозного аэроплана — опрыскивателя полей, лугов и рек.

Водная стихия приняла нас жестко, будто мы сели на жесть. Потом провалились в странное, водное небытие — светлое, немое и прохладное. Удобный путь для ухода в мир иной. Из грязного, шумного, мерзкого мира суши.

К сожалению, у нас с Резо оставались на земной тверди кое-какие дела. Делишки. Пришлось пробиваться через Н2О к спасительному солнечному кругу. На поверхности нас ожидали буруны, пороги и проблемы — нас кружило, как щепки в талой воде. Одно радовало, что кипящий поток утаскивает нас от горы Ртутной со сторожевыми вышками, между которыми, должно быть, пульсировала плазменная лента смерти. Еще я успел заметить горящие обломки механической стрекозы на скалистом склоне. Надеюсь, навигатору удалось избежать печальной участи. Как и нам. Тут я обратил внимание на своего боевого друга. Он почему-то больше не вопил, а был безучастен к своей судьбе. Вероятно, по причине полуутопленного состояния?

Да, необходимо было выбираться на брег местного Терека. Это оказалось делом архисложным. Только с третьей попытки мы прибились к валунам. С трудом затащил я Резо-Хулио на камни. Осмотрел его. И понял, что легкая наша прогулка по чужому краю закончилась. Начинался путь домой. А он, как известно, самый трудный.

Наверное, в прошлой жизни я был лошадью. Мерином. А мой друг Резо жокеем. Почему я так считаю? Причина проста: Хулио больно хлопнулся о реку и отбил, естественно, все свои нижние конечности. Вот что значит жить в свое удовольствие: пить, курить и не следить за своим телом. К счастью, переломов не наблюдалось, но передвигаться мог только я. На своих двоих. И поэтому пришлось мне вспомнить детство и веселые игры. Резо сразу принял условия игры — забрался на мою холку и принялся понукать. Чтобы я бодрее скакал через таежный валежник. В западном направлении. Где угадывалась цивилизация.

С высоты птичьего полета тайга куда привлекательнее, чем когда ты букашкой проползаешь в её дебрях, где не ступала нога человека и лапа зверя. Единственное, что меня поддерживало в движении по неизведанному краю, так это мощное кислородно-энергетическое поле, исходящее от деревьев. Что может быть прекраснее свободы? И если умирать, то стоя. Как это делают деревья.

Правда, скоро лошадка притомилась. Я, свалив живой груз на теплой полянке, упал у своей сосны. Предвечернее солнце казалось искусственным, парафиновым.

— Да, — задумчиво промычал Резо. — Если бы девка знала, трусы бы не снимала.

— Расслабься и получай удовольствие, — посоветовал я. — Когда ещё выпадет такая зеленая конференция?[170] — и показал рукой окрест. Красота!..

— Вот бы ещё из этой красоты!.. — вздохнул Резо. — Как мы сюда вмазались? Не, больше я в такие игры и полеты… И я ещё живу, вах!

Пока мой товарищ переживал по поводу прошлых приключений, я извлек из-под рубахи документы, добытые из директорского шнифера. В мокрых, слипшихся страницах обнаружил несколько дискет. Уложив их для просушки на пенечек, я попытался узнать тайну горы Ртутной. Бумага расползалась в руках, но кое-какие крупицы правды я обнаружил.