Русская Прага - Наталья Командорова

Очевидно, ректор РСУ неплохо справился с поставленными оккупационными властями перед ним задачами и вошел в их доверие. Начиная с 1941 года В. С. Ильин был назначен уполномоченным фашистского Управления делами русской эмиграции в Протекторате и каждый месяц представлял в Берлин доклад «обо всем происходящем в общественной жизни русской эмиграции в Протекторате»… Помимо этого, Ильин обязан был отчитываться перед проректором немецкого Карлова университета Гервигом Гампрлем, под наблюдение которого был также отдан РСУ. Все документы РСУ должен был согласовывать с профессором Гампрлем и утверждать в полицейском управлении Праги.

Известие о вступлении фашистской Германии в войну с Советским Союзом внесло оживление в ряды тех русских ученых-эмигрантов в Праге, которые никак не могли расстаться с давно заплесневелой идеей о возможности применения «сохраненного ими на чужбине научного и культурного русского потенциала» на освобожденной от большевиков родине. Реалии не брались во внимание: они жили воспоминаниями о будущем, которого никогда не будет…

И, естественно, некоторые из них достижение своей цели видели в сотрудничестве с фашистскими войсками — в данном случае «освободителями» России от ненавистных большевиков. «Сработало» древнее правило: «Враг моего врага — мой друг…» Кто-то сразу объявил о верноподданничестве нацистам, иные по-прежнему молчали, искусственно пытаясь отмежеваться от горьких размышлений «уходом с головой» в работу: в научные исследования, в преподавательскую, лекционную деятельность и тому подобное.

Очевидно, панический страх — ни в коем случае не вызвать раздражение и недовольство немецких хозяев — заставлял порой людей переступать черту. После рассекречивания части архивов русские ученые представили широкой публике интереснейшие документы, дающие не только пищу для раздумий мыслящим людям, но зачастую служащие импульсом для дальнейших исследований и открытий.

Неблаговидная роль руководства РСУ в деле, связанном с арестом директора Русского культурно-исторического музея В. Ф. Булгакова, прослеживается в письме В. С. Ильина, написанном в 1941 году из Бадена в Прагу — своему коллеге, заместителю председателя Совета преподавателей РСУ А. Н. Фатееву: «О Булгакове поговорите с Гамперлем (в те времена — проректор немецкого Карлова университета, контролирующий все действия РСУ). Я бы предложил следующий проект отношений к Булгакову: если документ… действительно инкриминирующий и его уличающий в коммунизме, хотя бы и в христианском, то его, конечно, нам защищать и покрывать не следует, иначе тень падает и на нас. Подобный опыт, и не раз, уже пережили воинские организации и для них это кончилось плохо. Булгакова, в случае его связи с коммунистами, нужно удалить и разоблачить самим…»

Русские ученые Е. П. Аксенова и М. Ю. Досталь очень корректны в оценке этого поступка. Наверное, это единственно верный путь для ныне живущих поколений. Слишком мало времени нас отделяет от той ужасной трагедии, которая случилась с нашими соотечественниками на чужбине. Живы многие из их прямых потомков, во имя будущего которых приходилось выживать в эмиграции, совершая порой не совсем благовидные поступки. «Не ведают, что творят» — воистину…

У каждого — свой разговор с Богом. И у них есть такое право.

Страшные жертвы

Русские эмигранты в Праге оказались в годы Второй мировой войны между молотом и наковальней. Они были чужими и для своей бывшей родины, их считала неблагонадежными и фашистская Германия.

После нападения нацистов на Советский Союз гестапо арестовало сотни русских эмигрантов в Праге. Некоторые из них были сразу отправлены в концентрационные лагеря, другие томились в тюрьмах. А за теми, кого все-таки выпускали на свободу, был установлен строжайший надзор. К примеру, политика С. Маслова и писателя В. Воеводина нацисты арестовывали дважды: в 1941 и в 1944 годах. Под особым контролем находились сочувствующие Советскому Союзу, которые надеялись увидеть в победах Красной Армии освобождение России от тоталитарного большевистского режима.

Надежды большинства из русских эмигрантов окончательно рухнули после 8 мая 1945 года, когда советские войска победоносно вошли в Прагу. Начались повальные аресты. СМЕРШ и НКВД хватали людей на улице, в транспорте, дома, на работе. Спецслужбы не церемонились и особо не утруждали себя объяснениями своих действий: неписаные законы военного времени позволяли многое…

Специалисты не могут до сих пор определить точное количество арестованных или пропавших без вести русских эмигрантов в Праге в то страшное время. Во всяком случае, их было не менее тысячи человек. В основном людей вывозили в тюрьмы и лагеря на территории Советского Союза. Немногим из них посчастливилось вернуться домой.

Имена и судьбы

«Уполномоченному» ректору Русской ученой академии В. С. Ильину, возглавлявшему учебное заведение во времена оккупационного фашистского режима, благополучно удалось бежать из Праги за несколько месяцев до прихода советских войск. По одной из версий, его путь на свободу пролегал через американский сектор союзников в побежденной фашистской Германии, а следы дальнейшей судьбы ученого затерялись в Соединенных Штатах Америки.

А вот известный ученый, свободно писавший труды и читавший лекции в той же академии и в других учебных заведениях на русском, чешском и немецком языках, профессор А. Л. Бем был арестован советскими спецслужбами в мае 1945 года, заключен в пражскую тюрьму Панкрац и уже не вышел оттуда… Погиб арестованный в Праге блестящий переводчик и дипломат В. Рафальский. Не вернулся из советских лагерей русский генерал С. Войцеховский. После отсидки в тюрьмах Советского Союза далеко не все сумели направить свою жизнь в привычное русло. Писателю К. Чхеидзе, ученым Н. Андрееву и П. Савицкому, к счастью, это удалось.

Основатель Русского культурно-исторического музея в Праге В. Ф. Булгаков, арестованный оккупационным режимом, в том числе не без содействия бывшего «уполномоченного» руководства Русской ученой академии, был выпущен на свободу. А новое руководство учебного заведения, испытывая стыд и вину перед Булгаковым, однако желая во что бы то ни стало продолжить работу старейшего русского учреждения, вынуждено было просить В. Ф. Булгакова вновь стать во главе Русского культурно-исторического музея.