Вечность сумерек, вечность скитаний - Сергей Юрьев

О своих видениях она решилась поведать лишь "моне Лаире", взяв с неё обещание молчать – даже Айлону ни слова… Её, наверное, тоже не следовало в это посвящать, но не больше не было сил оставаться наедине с ночными кошмарами. Впрочем, Лара несколько успокоила её, сказав, что сну, в котором видишь себя со стороны, скорее всего, не суждено сбыться. Оставалась лишь верить, что наездница знает толк во снах.

– Госпожа моя…

– Что?

– Нужно ещё тысячу дорги…

– Казна Ан-Торнна принадлежит тебе. – Уту не переставало удивлять, что Франго, всякий раз, когда требовались деньги, прежде чем взять их, просил у неё разрешения.

– У меня ничего нет, – отозвался командор. – Даже мой меч принадлежит тебе.

– Хорошо… – Ута заметила карлика, который в конце галереи без дела прогуливался вдоль бойниц, осторожно перешагивая через лежащие на полу полоски солнечного света. – Зачем нужны деньги?

– Они всё еще приходят. И никто не собирается уходить…

Франго говорил о тех, кто когда-то ушёл вместе с ним из Литта в Окраинные земли – мастеровые, землепашцы, воины. Даже те, кто успел на новом месте обзавестись крепким хозяйством, бросали свои жилища, и вместе с семьями двигались на север. Теперь у самого подножья гор с южной стороны, там, где торная дорога начинала подниматься к перевалу, разрослось огромное становище – повозки, шатры, землянки… Слух о том, что нашлась Ута, дочь и наследница лорда Робина, стремительно пересёк степи Каппанга и добрался даже до далёкой Горной Рупии и шумного Тароса. Но люди приходили сюда вовсе не затем, чтобы просить о чём-либо свою госпожу, чудом спасшуюся после падения замка, они просто ждали, когда же она, наконец, вернёт себе свои владения и можно будет отправиться к родным пепелищам. Дома тех, кто ушёл в Окраинные земли, по слухам, доходящим из Литта, спалили ещё горландцы, прежде чем император подарил земли между Серебряной долиной и Альдами какому-то юному прощелыге… Теперь большая часть расходов из казны, захваченной в Ан-Торнне, уходило на то, чтобы два раза в месяц из Сарапана приходили обозы с продовольствием, и на то, чтобы задобрить кочевников Каппанга, которых не на шутку беспокоило такое скопление народа неподалёку от обжитых ими холмистых степей. Да, Ута и так знала, что они приходят, и никто не собирается уходить. Они почему-то верили ей, хотя она им ничего не обещала…

– Крук! – позвала она карлика, который тем временем показывал чудеса выдержки, остановившись в полусотне своих шажков от лордессы и командора, решив, что не стоит вмешиваться в беседу столь важных персон. – Иди-ка сюда. – Она поманила его пальцем.

– Я вовсе не подслушиваю! – заявил карлик, осторожно приближаясь. – Я тут просто гуляю, никого не трогаю, думаю, как бы мне развлечь мою Уточку.

– Крук, принеси сюда тысячу дорги.

– А где я их возьму?! – на лице карлика образовалось выражение беспредельного изумления. – Откуда у бедного шута такие деньги?!

– Откуда – я не знаю, а лежат они у тебя под матрацем.

Однажды карлику, который любопытства ради любил полазить по самым глухим закоулкам крепости, посчастливилось обнаружить припрятанный кем-то в куче хлама кошель с деньгами, но Крук не смог-таки удержать язык за зубами и похвастался "моне Лаире"…

– Нету у меня столько, Уточка! Век воли не видать – нету столько. Там три дюжины монет, не больше – десять лет себе на чёрный день копил, сладок кус не доедал…

– Где ты их копил, я не знаю, – ответила Ута, с некоторым удовольствием обнаружив, что нахальный коротышка слегка напуган. – А деньги принеси из казны.

– А кто ж мне даст?

– Скажи, что я велела.

Карлика, поражённого таким доверием, будто ветром сдуло – он помчался выполнять приказание, прикидывая на ходу, сможет ли он за один раз утащить тысячу монет, каждая весом в унцию, или придётся сходить дважды. Но далеко ему убежать не удалось – едва свернув за угол, он столкнулся с бегущим навстречу сотником, отлетел к стене и, тут же подпрыгнув, поспешил вслед за обидчиком, который, казалось, вообще не заметил препятствия.

Он настиг сотника, когда тот уже стоял навытяжку перед командором и торопливо о чём-то докладывал:

– …из сотни три, если не больше. Требуют, чтобы мы их в Литт пропустили.

– Ну и пропустим, – после недолгого раздумья сказала Ута. – По десять дайнов с носа, и ещё по пять за то, что при оружии.

– Уж больно рожа хитрая у начальника ихнего, – сообщил сотник. – Сейчас пропустим, а потом как бы пожалеть не пришлось. Слыхал я, что самозванец войска собирает, и эти, кажись, к нему на службу хотят устаиваться. Потом, глядишь, с ними же и воевать придётся.

– Он прав, – мягко заметил Франго. – У нас и так хватает врагов. Ни к чему нам лишние…

– Они пройдут другим перевалом – и что? – Ута прислонилась спиной к стене, которая ещё хранила ночную прохладу. – Их надо либо пропустить – но не даром, либо перебить…

Либо перебить… Голос едва не дрогнул, когда она произнесла последние слова. Чтобы вернуть свой замок, нельзя позволять себе ни милосердия, ни жалости – и не только к врагам, но и к тем, кто только собирается ими стать. Если сил не хватает, следует прибегнуть к хитрости… Через всю крепость – от южных ворот до северных, пролегает узкий проход, стиснутый с обеих сторон высокими стенами – тот самый, по которому проходили обозы с юга на север и обратно, после того, как торговцы оплачивали проход через Ан-Торнн… Если подождать, пока он заполнится всадниками, а потом опустить решётки, то никто из них не уцелеет. А тех, кто останется снаружи, расстреляют лучники, укрывшиеся в скалах. Немногим удастся скрыться…

– Ни один не уйдёт, – сказал Франго, будто прочитав её мысли. – Я всё сделаю.

– Подожди… – Что-то мешало ей отдать приказ. – Подожди, сначала я хочу на них посмотреть.

– Зачем тебе это, госпожа моя? – беспокойно спросил Франго, следуя за Утой, которая уже двинулась к выходу на верхнюю открытую галерею. – Оставь это нам…

– Ты думаешь – я испугаюсь? Ты думаешь – я позволю себе жалость?

– Тебе достаточно приказать. А смотреть на это…

– Франго… Я не могу править с закрытыми глазами. Я должна видеть, что делаю… Иначе – какая же я повелительница Литта… Иначе – какая же я повелительница…

Ей вспомнился день, когда повозка подъехала к северным воротам Ан-Торнна. Айлон сидел в козлах и молча глядел на дорогу, Луц Баян стоял за его спиной, всматриваясь в силуэты, мелькающие между зубцами на высокой стене, карлик Крук лежал под навесом, притворяясь спящим, и Лара сидела внутри фургона, мурлыкая себе под нос какой-то легкомысленный мотивчик… И никто не знал, что ждёт их там, за этой стеной, и выполнил ли Франго своё обещание захватить владение горного барона… О том, что произошло здесь за несколько дней до их возвращения, напоминали только бурые пятна, местами въевшиеся в камень, и полторы сотни свежих могил за южной стеной. Командор верил, что его юная лордесса вернётся, и постарался скрыть следы недавнего побоища. Вот и теперь он хочет уберечь её от кровавого зрелища. Зря. Выбора всё равно нет, и путь, который завещал ей отец – единственный путь, по которому она сможет идти… А значит, чем раньше придёт избавление от нелепой жалости, тем ближе цель, и тем вернее её достиженье. Всё! В конце концов, кровь Би-Цугана и того торговца, что хотел купить у него Купол, навеки останется на её руках. И тот горный барон, что владел когда-то Ан-Торнном, погиб вместе со своей дружиной только потому, что такова была её воля… Вот так. Там, где есть цель, нет места жалости. И гномик больше не придёт…