Трон из костей дракона - Тэд Уильямс

Пытаясь получше разглядеть его лицо в слабом свете, Саймон сделал несколько шагов вперед. Пленник сузил глаза и приподнял верхнюю губу, зашипел по-кошачьи. Что-то в этой гримасе, что-то нечеловеческое в том, как исказилось его почти человеческое лицо, мгновенно сказало Саймону, что это не человек попал в ловушку, будто ласка… Это было нечто другое…

Саймон придвинулся ближе, чем позволяло благоразумие, заглядевшись в янтарные глаза пленника, и тот рванулся, направив удар обутой в ткань ноги в грудь юноши. Хотя Саймон заметил, как замахнулся пленник и предвидел нападение, все же ему не удалось избежать довольно-таки чувствительного удара в бок — такими быстрыми были движения странного существа. Он отбежал назад, сердито глядя на нападавшего, который в ответ состроил страшную гримасу.

Юноша стоял перед незнакомцем на расстоянии человеческого роста и смотрел, как мышцы лица незнакомца как-то неестественно дернулись в ухмылке и ситхи — потому что Саймон вдруг осознал так ясно, как если бы кто-нибудь сказал ему, что перед ним ситхи — выплюнул трудное для него слово на родном Саймону вестерлингском наречии.

— Трус!

Это до такой степени взбесило Саймона, что он едва не бросился вперед, позабыв о голоде, боли и страхе, но вовремя остановился, сообразив, что этого и добивался ситхи своим нелепым оскорблением. Саймон плюнул на боль в ушибленных ребрах, скрестил руки на груди и с мрачным удовлетворением пронаблюдал за тем, что он считал гримасой крушения надежд.

Честный, как всегда говорила об этом народе суеверная Рейчел, носил странное мягкое платье и штаны из блестящего коричневого материала, чуть темнее его кожи. Кушак, отделанный блестящим зеленоватым камнем, удивительно гармонировал с заплетенными в косичку светло-лиловыми, как лаванда или горный вереск, волосами пленника, прижатыми к голове плотным костяным кольцом. Он казался немногим ниже, хотя и тоньше Саймона, но юноша давно не видел своего отражения и не был уверен, что он не стал таким же костлявым и диким. Но даже если так, были различия, не совсем поддающиеся определению: птичьи движения головы и шеи, плавные вращения суставов, ощущение недюжинной силы и владения собой даже в этой жестокой западне. Этот ситхи, этот сказочный охотник не походил ни на что, известное Саймону. Он был ужасным и волнующим… Он был чужим.

— Я не… не хочу причинить тебе боль, — проговорил Саймон, наконец, и понял, что так он обратился бы к ребенку. — Я не ставил этой ловушки. — Ситхи продолжал разглядывать его недобрыми продолговатыми глазами.

Какую ужасную боль он терпит, наверное, думал Саймон. Его руки подняты так высоко, что… что я бы кричал на его месте.

Из-за левого плеча пленника виднелся колчан, в котором оставалось всего две стрелы. Еще несколько стрел и лук из легкого темного дерева были разбросаны по земле под ногами ситхи.

— Если я попробую помочь тебе, ты пообещаешь не причинять мне боли? — спросил Саймон, осторожно подбирая слова. — Я и сам очень голоден, — добавил он гневно. Ситхи ничего не ответил, но когда юноша сделал еще шаг, выставил ноги для удара; Саймон отступил.

— Будь ты проклят! — закричал он. — Я ведь только хочу помочь тебе! — Он действительно хотел помочь, но почему? Зачем выпускать на волю демона? — Ты должен… — но все, что он хотел сказать дальше, было прервано появлением темной фигуры, с шумом и треском вышедшей из кустов.

— А-а! Вот оно, вот оно! — произнес глубокий голос. Бородатый и грязный человек вывалился на маленькую просеку. На нем была грубая, чиненая-перечиненная одежда, в руках он держал топор.

— Ну, теперь ты… — он остановился, увидев прижавшегося к дереву Саймона.

— Эй, — прорычал он. — Ты что это? Ты зачем?

Саймон смотрел вниз, на отточенное лезвие топора.

— Я… Я просто путник. Я… Я услышал шум в зарослях… — он махнул рукой в направлении странного зрелища. — И я нашел тут его… в этой ловушке.

— Моя ловушка, — ухмыльнулся лесник. — Моя проклятая ловушка — и в ней он. — Повернувшись спиной к Саймону, человек холодно оглядел повисшего ситхи. — Я поклялся, что прекращу ихнее шныряние и шпионство. И еще молоко от них киснет… Я и прекратил. — Он вытянул руку и толкнул пленника в плечо, так что он стал медленно и беспомощно раскачиваться взад и вперед. Ситхи зашипел, но тут он был бессилен. Лесник захохотал.

— Клянусь древом, они за себя постоять могут, уж это-то в них есть, клянусь древом.

— Что… что вы хотите с ним сделать?

— А что ты думаешь, парень? Что нам велит Господь, когда мы ловим всяких эльфов, бесят и дьяволов? Он велит послать их обратно в преисподнюю, вот что я тебе скажу, парень. И на то у меня есть добрый колун.

Пленник больше не раскачивался, медленно кружась на конце черной веревки, как муха в паутине. Глаза его были опущены, тело обмякло.

— Убить его? — Больной и слабый Саймон был потрясен. Он попытался привести в порядок смятенные мысли. — Вы собираетесь… Но вы не можете! Вы не можете! Он… Он же…

— Вот что он не — так это никакая он не божья тварь, это уж точно. Убирайся-ка отсюда, чужак! Ты на моей земле, это уж так, и тебя сюда никто не приглашал. — Лесник презрительно повернулся спиной к Саймону и двинулся к ловушке, подняв топор, как для рубки тростника. Этот тростник в мгновение ока превратился в рычащего, оскалившегося зверя, отчаянно борющегося за свою жизнь.

Первый удар лесника прошел мимо, поцарапав худую щеку пленника и пропоров рукав странной блестящей одежды. Струйка крови, слишком похожей на человеческую, потекла по подбородку и нежной шее. Человек снова двинулся вперед.

Саймон упал на ободранные колени в поисках чего-нибудь, что могло остановить разыгравшуюся перед ним драму, остановить отвратительные проклятия бородатого человека и свирепое рычание связанного ситхи, которое резало ему уши. Он нащупал лук пленника, но тот оказался еще легче, чем выглядел, как будто его натянули на болотный камыш. Мгновением позже пальцы юноши нащупали полузаросший камень. Саймон дернул, и земля ослабила свою цепкую хватку. Он поднял камень над головой.

— Стой! — закричал он. — Оставь его! — Ни нападающий, ни жертва не обратили на этот крик ни малейшего внимания. Лесник стоял теперь на расстоянии вытянутой руки от ловушки и продолжал наносить беспощадные удары. Немногие из них попадали в цель, потому что ситхи, даже связанный, был ловок, как кошка, но новые струи крови, тем не менее, окрасили зеленый мох в бурый цвет. Узкая грудь ситхи вздымалась, словно кузнечные меха; он быстро слабел.

Саймон не мог больше выносить эту жестокую сцену. С криком, который тлел у него в груди все эти страшные дни и ночи, он одним прыжком пересек просеку и опустил камень на затылок лесника. Раздался глухой удар; мужчина превратился в огромный мешок с костями. Он тяжело упал на колени, потом ничком; сквозь спутанные волосы проступила алая пена.