Синяя лилия, лиловая Блу (ЛП) - Мэгги Стивотер

Он вытянулся, чтобы посмотреть на вход, а потом на Ронана и Гвенллиан. Гэнси перемещался по скелетам, будто во сне, его лицо накрыли удивление и осторожность. Он касался лебединой шеи скелетного существа с уважением, и Адам вспомнил, как тот говорил Ронану, что нет ничего хуже, чем покидать место, где ты уже находишься. Тут Адам понял, что трепет Гэнси и Блу менял это место. Ронан и Адам могли смотреть на это место как на магическое, но удивление Гэнси и Блу делало его священным. Оно становилось собором костей.

Они медленно шли по долине, разыскивая ответы и подсказки. Здесь не было другого выхода. Только огромное пространство и ручей, бегущий по полу, исчезающий под каменной стеной.

— Какой тут смысл?

— Уловки да хитрости, — прорычала Гвенллиан. — Все храбрецы, юнцы и красавцы… все благородны и правдивы...

— Всякий, кто вытянет меч их этого камня, — пробормотал Гэнси. Блу кивнула. — Это испытание.

— Мы разбудим их, — неожиданно сказал Ронан. Он выпустил Гвенллиан. — Вот что это такое, не так ли?

— Это не мое испытание, дерзновенный сэр рыцарь, — сообщила Гвенллиан. — Твое. — Она продемонстрировала пальцами стрельбу ковбоев кольтами.

Глаза Блу не отрывались от созерцания ирландского лося; она была совершенно поглощена зрелищем.

— Как мы разбудим кости?

— Точно так же, как вы разбудили грезящего, — проворковала Гвенллиан, свои слова она обращала к Ронану. — Если ты не можешь разбудить эти кости, то как от тебя можно ждать пробуждения моего отца? Но что я вижу на плечах твоих? Вот, неудача – это то, что я видела все эти дни... очень подходит твоим глазам. Ты уже пытался прежде, грезящий-неудачник, но в тебе больше страсти, чем тщательности, верно?

— Хватит, — велел Гэнси.

Он произнёс это так, что все они остановились и посмотрели на него.

В его голосе не было ни злости, ни несправедливости. Он стоял рядом с парой массивных скелетов оленей, его плечи были расправлены, а глаза серьёзны. На мгновение Адам увидел настоящее, но также он видел и прошлое, и будущее, растянувшиеся точно таким же образом, как тогда, когда Персефона вдохновила его увидеть собственную смерть. Он видел Гэнси здесь и сейчас, но почему-то это «здесь и сейчас» было всегда, даже если это мгновение пройдет или ещё не наступит, или будет существовать.

Затем мысли его потекли дальше, и время вновь ожило.

— Хватит подначивать их, Гвенллиан, — продолжил Гэнси. — Думаешь, ты единственная, у кого здесь есть право обижаться? Почему бы тебе не воспользоваться своими умениями видеть глубже, чтобы воодушевлять, а не разрушать?

— Я бы с радостью порассматривала то, что происходит глубже во всех этих юных мужчинах, — сказала Гвенллиан. — Ты можешь стать первым добровольцем, чтобы привлечь мое внимание, если хочешь.

Тут Гэнси закатил глаза и выдохнул очень не по-королевски.

— Не обращайте не неё внимания. Адам, подкинь идею.

Адама всегда вызывали, даже когда он не поднимал руку. Он думал о том, что Ронану не удалось довести до конца, и о том мгновении на вершине горы с Блу и Ноа, а после, в завершении, он вспомнил, что сказала ему Персефона о силе трёх. И потом он поинтересовался:

— Ронан, ты принёс свою нагреженную штуковину?

Ронан указал на сумку, которая свисала под нагреженным фонариком.

— Штуковину? — переспросила Блу.

Адам махнул рукой, сейчас было не время объяснять.

— Помнишь Барнс? Ронан, ты попытаешься пробудить их, как коров. Я посмотрю, смогу ли перенаправить энергетическую линию, чтобы дать тебе больше энергии для работы; Блу усилит. Гэнси может... двигать камни?

Гэнси кивнул в одобрении. Он не понимал плана, но ему это было не нужно: он доверял суждениям Адама.

Ронан снял сумку с плеча, аккуратно развернул свою нагреженную штуковину, завёрнутую в сейчас уже довольно заношенный плед. Он почти спрятал её от обозрения, когда Адам сел на корточки и прижался пальцами к камню. Он знал, как только прикоснулся к скале, что они больше не находились в Энергетическом пузыре; они занырнули под него. И всё же энергетическая линия была всё ещё здесь, и если он передвинет несколько камней, то, возможно, сумеет указать на скелеты.

— Блу, Гэнси, помогите мне, — сказал он, направляя их.

Гвенллиан наблюдала, поджав губу.

— Ты тоже могла бы помочь, — обратился он к ней.

— Нет, — отозвалась она. — Не могла бы.

Она не сказала, что не могла бы помочь ему, но это было и так понятно. На этот раз Гэнси даже не потрудился, чтобы отчитать её. Он просто работал с Блу, передвигая камни туда, куда показывал Адам. А после они вернулись к зверю в самом начале стада.

Ронан ждал с нагреженной штуковиной, отведя глаза. Затем, когда они стали кругом, он дыхнул на почивший мир, точно так же, как он сделал это в Барнс.

Его дыхание прошло сквозь мир и скелеты.

Стояла тишина.

Однако Адам почувствовал. Как эта огромная подземная долина заряжается энергией, пульсируя жизнью. Которая роптала у стен. Она неслась от кости к кости в каждом скелете, а потом от одного скелета к следующему. Им хотелось расцвести; они помнили, что такое жизнь. Они помнили свои тела.

Но всё ещё стояла тишина.

Адам почувствовал сотрясающую и притягивающую его мощь энергетической линии, усиленную Блу. Это не разрушало его, но истощало. Он не был истинным сосудом для этой энергии, и был неспособен удержать столько энергии долгое время.

Блу сжала губы, и Адам понял, что она чувствует то же самое.

Почему ничего не получается?

Возможно, здесь было всё как в Барнс. Они были близко, но недостаточно. Может, Гвенллиан была права, они недостойны.

Гвенллиан у них за спинами пятилась назад, её руки раскинулись по бокам, её глаза метались от зверя к зверю, словно она ждала, который из них очнётся первым, и хотела это увидеть.

Брови Гэнси сошлись воедино, когда он обозревал стадо и людей, Гвенллиан и струящийся свет, своих друзей, застывших в невидимой битве.

Адам не мог перестать видеть своего несовершенного короля, повисшего в яме воронов.

Гэнси очень бережно дотронулся до своей нижней губы. Он опустил руку и произнёс:

— Просыпайтесь.

Он сказал это так же, как и «хватит» ранее. Тем голосом, который Адам слышал бессчетное количество раз, голосом, который он никогда не мог не слушать.

Чудовища пробуждались.

Олени и лошади, львы и ястребы, козы и единороги, и существа, названия которых Адам не знал.

Ещё секунду назад они были костями, а в следующую – целостными созданиями. Адам упустил это мгновение превращения. Это было как в случае с Ноа – трансформация из размытого приведения в мальчика, от невозможного в возможное. Каждое существо ожило, замерцало и стало ещё прекраснее, чем Адам мог себе представить.