Повелитель морей - Владимир Геннадьевич Поселягин

В палатке стоял стол, довольно аккуратно сколоченный из снарядных ящиков, а перед ним – табуретка, видимо для меня. За столом сидел комиссар-особист и буравил меня взглядом.

– Садись, – приказал он. – Поговорим.

Когда я устроился на табуретке (обычная такая, как будто из какого-то деревенского дома забрали, не новая), комиссар начал задавать вопросы:

– Из какой части этот лётчик? Его данные? Номер самолёта? Кто ещё участвует в таком нецелевом использовании техники? Из какой части танк? Кто командир? Имена экипажа.

– Лётчика не знаю. Смотрю – стоит самолёт на поле, подхожу. Говорю: парень, подвези, мне под Смоленск нужно. А тот отвечает: да не проблема, сам туда лечу. Так и добрался.

Удар в ухо был оглушительным. А хорошо поставлен удар у бойца, он у меня за спиной стоял.

– Я повторяю вопрос…

Справившись с болью и убрав Исцелением последствия удара, я негромко сказал бойцу:

– Ещё раз ударишь, я тебя, сука, прибью, и мне по фигу, что ты приказы выполняешь. А ты, майор, свои вопросы в задницу засунь, нашёл тоже рассказ…

Повторный удар в то же ухо чуть не выбил меня из сознания, но среагировал я быстро и, коснувшись бойца, отправил его в Хранилище, потом с гадёнышем разберусь. Комиссар резко схватился за кобуру, довольно ловко извлекая оружие, но мой прыжок оказался быстрее. Отправил его следом за подчинённым. После этого я оправил форму и, приведя палатку в такой вид, словно здесь произошла драка, бросил на пол пуговицу с немецким орлом и с вырванными нитками. Ещё раз проверив, всё ли лежит как надо, я покинул палатку и, забрав из стойки свою «светку», вернулся к танку, где вскоре и уснул. Охрану через Взор не ставил: много кто тут бродит.

Проснулся я от удара по ноге. Сержант, помдежурного из штаба дивизии, принёс мне котелок с кашей – ужин. Часовой у танка уже сменился. Пока я насыщался кашей (а неплохая, масла не пожалели), сержант сообщил, что пропал особист. Похоже, похитили, вроде немцы проникли в лагерь. Паника стоит серьёзная, проверили посты, уже приехали особисты из штаба армии, сейчас всё осматривают. Получается, немцы завладели важными пленными и знают о резервах. Это очень плохо.

Что я был у особиста последним, выяснили быстро, свидетели были, так что меня вызвали. Опрашивали недолго. Я сказал, что мне был задан вопрос о том, как я догнал дивизию, на что я ответил, что нашёл самолёт, который летел в эту сторону, и лётчик меня подкинул. Фамилию не знаю, часть тем более. Он на дороге в моторе копался, видимо на вынужденную сел. После этого я был отпущен.

Однако работали профи, они поняли, что в драка в палатке инсценирована, и остался один подозреваемый – я. Уже начинало темнеть, когда ко мне направили посыльного и начали готовить группу захвата. Но я остался сидеть у танка, четыре голема уже находились в машине, проникнув в неё через нижний эвакуационный люк, так что у меня была подстраховка.

Когда пришёл посыльный (а особисты специально, чтобы я не встревожился, послали его), я ему сказал:

– Пригласи сюда старшего товарища из Особого отдела.

Посыльный потоптался и, развернувшись, пошёл обратно. Загоняли бедного парнишку, ему ведь лет восемнадцать, из призывников Подмосковья.

Я сидел у правого борта, со стороны штабных палаток, до ближайших метров пятьдесят было, и снова беззастенчиво подслушивал. Боец передал, что я сказал, и часть особистов, из следователей, возмутились наглости рядового бойца: гонять целого старшего майора! (Именно он был старшим в следственной группе.) Но майор одним движением заткнул всех и, велев его прикрыть, направился ко мне.

Когда он начал подходить, башня танка стронулась с места и под жужжание электропривода чуть повернулась. Намёк был понятен, майор побледнел лицом, но подошёл. Я уже постелил рядом шинель, себе охапку сена принёс и застелил её плащ-палаткой, так мягче было, и сейчас резал помидорку.

Протянув посыпанную солью половинку майору, я сказал:

– Угощайтесь.

Майор кочевряжиться не стал, и в два приёма половинка довольно большого помидора исчезла. Вытерев губы, он посмотрел, как я аккуратно ем свою (аккуратность нужна, а то вон майор мою шинель закапал), и прямо спросил:

– Где Кузнецов и Слепков?

– Понятия не имею, кто это.

– Начальник Особого отдела дивизии и его подчиненный.

– А-а. Они не представились.

– И где они?

– Я попросил знакомых присмотреть за ними. Эти невежливые люди пытались меня избить. Майор приказывал, красноармеец бил. А я всегда – повторяю: всегда! – лишаю жизни тех, кто на меня нападает, и не делаю разницы, во вражеский мундир они одеты или в советский. Напав на меня, они подписали себе смертный приговор, вот как эти немцы. – И я протянул ему газету с моим фото в окружении трупов немцев.

Майор изучил заметку, мельком глянул на меня и положил газету между нами. После некоторого раздумья спросил:

– Вернёшь их?

– Как удавлю по-тихому, так и верну. Похороните по-человечески.

– Они выполняли свою работу.

– Так и пусть бы дальше выполняли, я чем помешал? Какое я имею отношение к их работе? Полезли ко мне сами, никто их не просил, сами и виноваты. Вы же в розетку пальцы не суёте, знаете, что ударит. А эти сунули.

Уже окончательно стемнело, видны были только силуэты, так что я чиркнул о коробок спичкой, и вскоре в керосиновой лампе затрепетал фитиль. Я подвесив её на трак танка, света она давала мало, но друг друга мы видели. Ну и я стал хорошей целью для людей майора. Они, кстати, пользуясь темнотой, уже приближались, готовясь к броску.

– Грубо ваши люди работают, товарищ старший майор, грубо. Подбираются, шумят. Скажите им, чтобы отошли.

– Ломов, убери людей, – скомандовал майор.

Отошли сразу, без промедления. Майор явно пользовался уважением и полным доверием у своих людей.

– Твои предложения? Не поверю, что у тебя их нет.

– Товарищ старший майор, вы же умный человек, что вас занесло в контрразведку? А насчёт предложений… Да как-то нет желания их ни на что менять.

– Так, намёк я понял, хочешь обменять.

– Нет, не хочу. А что предлагаете? – спросил я с любопытством.

– М-м-м, ты хоть намекни?

– Всё за вас делать приходится. Ладно. У меня есть походные шахматы, сыграем на ваших людей. Если вы выиграете, то сами цену за них предложите, любую, по фигу. А если я, то пристрелю их на ваших глазах.

– Не жалко?

– Они на меня напали и потому перешли в стан моих врагов. Так