Кольца Джудекки - Вера Огнева

Хорошо, когда все силы, все внимание уходит на какое-нибудь конкретное дело, на выполнение простой как мычание задачи. Сорвись он сейчас, даже костей не найдут.

Разве, мешок останется. Хороший мешок, прочный и не тяжелый совсем.

Рука - нога, рука - нога. Плечи налились тяжестью, еще чуть, и появится боль. Не лазали вы, господи Донкович, в окна к любимым женщинам. Ступенька, мать ее! скользкая, Углов, гад, наплевал, что ли? Уф. Остановиться, отдышаться. Во рту сухо, язык превратился в пупырчатый деревянный брусок. На плато пить не хотелось.

Там вода всегда была рядом. Внизу за каждую чистую каплю надо будет бороться.

Другой всякой жижи - хоть отбавляй. В ней: черви, пиявки, личинки - живые-живехонькие.

И каждая норовит тебя за палец цопнуть. Борьба. Борьба, мать ее! Неужели, за ней попер в бездну, рискуя, еще на спуске свернуть шею? От, дурак-то!

Отдохнул? Все. Пора. Вниз.

Руслан спускался, как скользил, ни разу не остановился, чтобы передохнуть. Так что, вскоре они уже стояли на плоской каменистой площадке. От нее вниз к реке уходила широкая мощеная камнем дорога, которую отделял от обочины каменный поребрик. Валуны были не просто навалены - выложены аккуратно и даже раствором кое-где прихвачены. За ним - густо, зелено, влажно, сочно и непролазно. А еще: обло, омно, озорно, стозевно и завывай!

Илью не отпускала неуместная, лишняя в нынешних обстоятельствах и совершенно необъяснимая, эйфория. Чего разлетелся?! Козел! Сергей вон сосредоточен и собран как никогда, каждый шаг выверяет.

Углов обернулся. На узких сухих губах змеилась глупая улыбка. Тоже рехнулся!

Один Руслан спокоен. Он и по райским кущам с тем же выражениям скакал. Что с него взять - ангел.

Когда показалась река, они уже поуспокоились. Руслан в одном месте перешагнул за поребрик и нарвал мелких, крученых листочков. Ни Илья, ни Сергей не спрашивали зачем. Чай заварит, или в воду накрошит - в речную воду - чтобы зуборылые к плоту не цеплялись.

По мере продвижения от подножия плато, возвращались нормальные ощущения. И на верху: горячее жгло, холодное щипало. Но там на все накладывалась бархатная пелена комфорта. Душа, - выражаясь языком бульварной поэтики, - не бурлила - лениво плескалась. Здесь, внизу, проклюнулись здоровые инстинкты. Илья вновь начал ощущать себя человеком. Или зверем, вставшим на две ноги и возомнившим?

Плевать! Обратного хода нет. Уже не было.

Небо посерело. За короткое время они успели отвыкнуть от пленки вечных облаков.

Над плато всегда ярко горела синева. На поречье надвигались сумерки, а с ними новые-старые заботы.

Но паче чаяния, все оказалось менее трудным, чем ожидали. Выложенная камнем тропа привела на ровную площадку. Посередине черной кляксой сиротилось кострище.

Рядом лежали дрова. Осталось, сложить их горкой и поджечь. Староста передал Углову трут и огниво. Дрова, правда, сыроваты, но - ничего, не впервой.

Листики пригодились очень быстро. Они вспыхивали как порох, рассыпая вокруг малиновые искры. Разгорелось. Из рук в руки пошел котелок с чаем. Мирные, мать-перемать, туристы. Завывает, правда, по периметру, и тени мечутся. Но в круг никто не лезет. Значит, можно еще на вечерок продлить очарование Рая.

Илья задремал. Понеслись белые кони. В детстве сон часто начинался с лошадей.

Бабушка говорила: "Лошадь - лож", но он-то знал: просто снятся. А дед, страстный любитель конного дела, тайком от суеверной супруги убеждал: лошадь снится к удаче. Илья успел подумать во сне, что удача им очень пригодится, когда разбудил голос Сергея:

- Поговорим?

Донкович, щурясь, воззрился на непривычно тихого Углова. Но тот обращался не к нему - к Руслику. Парень как всегда уткнулся лбом в, сложенные на коленях, руки.

- Руслан, ты заснул?

- Нет.

- Поговорить не хочешь?

- Нет.

Илье сделалось по-детски обидно. Жгучее любопытство прогнало сон и воспоминания.

Лучше бы досматривал. Память о той жизни в последнее время посещала очень редко.

Со временем земные воспоминания вовсе сотрутся, останутся только местные в, большинстве своем тягостные.

- Нам идти вместе, - не унимался Сергей.

- Пойдем.

- Я не знаю, кто ты.

- Руслан.

- Так тебя назвал осетин, который нашел в горах потерявшего память юношу. Ты сам рассказывал. Оно не давалось тебе в детстве. Как тебя звали раньше? Откуда ты вообще?

Руслан молчал. Только голова сильнее вжималась в руки. Постепенно от Сергеева напора мало что осталось. Начал громко, закончил - шепотом.

Придется принять, все - как есть. Собрался парень с ними? Пусть идет. Кто спорит, с ним будет легче. Другое дело - Сергей вправе обижаться: он подобрал Руслика на последнем издыхании. Мальчик терял интеллект, на глазах превращаясь в зомби. А вдруг парень трудно и тягостно восстанавливает свое прошлое, собирает по крохам и сам мучается? А чужие, назойливые вопросы только бередят больное, дырявое сознание?

Завернувшись в теплое одеяло с головой, Илья отгородился от них обоих, оставив снаружи и непонятки, и обиды. Время покажет, каким бы банальным не выглядело это утверждение.

- Держи правило!

Река делала крутой изгиб. Точно по курсу, несущегося плота, встал обрыв. Волна била в него, вымывая мягкую почву. Только издалека можно было принять берег за отвесный скользкий монолит. Вблизи видно: поток вымыл у основания длинный, плоский грот. Если плот забьет туда, им век не выбраться. Хуже: от малейшего сотрясения, масса мокрой глины осядет. Тогда смерть будет быстрой, но мучительной.

До сих пор путешествие проходило относительно спокойно. Не очень смутило даже появление в воде знакомых, почти родных жаброзубов. В верховьях они не водились, попадали в реку из притоков, рассеянных по сельве. Летучие пиявки, кстати, оказались апокрифической дрянью. В природе таковые не встречались, только в воображении перепуганных стражников.

По карте, выданной на дорожку, от прижима надлежало идти ближе к левому берегу.

Река дальше распадалась на два рукава. Всегда ходили левым. Он шире и спокойнее.

Правый - мало хожен, можно и в завал угодить, и под расческой прокатиться, так что всех до смерти причешет.

- Налегай! - опять заорал Сергей. - Сейчас все к черту в пасть пойдем!

Илья и рад бы, но гребь, подломившись, пружинила, не держала волну. Плот прямиком несло в промоину.

- Выгребайте сами, - проорал Илья, перекрывая шум течения. - Руль сломался!

Руслан обернулся. Он, стоя на правом весле, греб изо всей силы. Сергей, наоборот, притабанивал. Если бы кормовое весло выдержало, вполне возможно, они бы уже шли вдоль бережка, любуясь красотами сельвы. Оценив обстановку, Руслан, вместо того чтобы налечь на весло, совсем его бросил и пошел к передней части плота. На ходу обернулся, показал Илье занять свое место. К тому времени гребь окончательно переломилась. В руках Ильи остался бесполезный обломок. Он в сердцах забросил его в воду и прыгнул с кормы на правый борт. Плот развернуло, и несло теперь на промоину боком. До глинистой ловушки оставалось метров пятьдесят. Илья налег на весло. Сергей на свое тоже. Все бестолку! Гребок, еще. Они лихорадочно лапатили воду. Илья безнадежно посмотрел вперед. Показалось или нет, что плот сносит в ловушку не так стремительно. Руслан стоял на носу неуклюжей водоплавающей посудины, развернув в сторону берега руки. Илья отвлекся, а когда опять посмотрел на парня, тот уже пал на колени. Но рук не опускал.