По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии - Александр Асмолов

Можно предположить, что в экспрессивных деяниях проявляется ослабление нормативной стороны личности преступника; в них в наибольшей степени выражаются смысловые агрессивные установки его личности. В инструментальных же деяниях проявления агрессивных установок остаются на операционном уровне.

Для проверки этого предположения мы обратились к модели ситуации фрустрации, положенной в основу методики диагностики агрессивности С. Розенцвейга. Обычно под агрессией понимается действие, которое может принимать различные формы, но цель которого всегда состоит в том, чтобы причинить вред какому-то индивиду или тому, кто с ним отождествляется (Андреева, Богомолова, Петровская, 1978).

Наиболее известной в психологии является теория фрустрации — агрессии, авторами которой являются И. Миллер, Д. Доллард, М. Дуб, Д. Мауер и Р. Сирс (см. Там же). Согласно этой теории, наличие агрессивного поведения всегда предполагает существование фрустрации, а фрустрация всегда ведет к некоторой форме агрессии. Под фрустрацией понимается любое условие, блокирующее достижение желаемой цели. Агрессия определяется как поведение, цель которого — разрушить либо сместить фрустрирующий блок.

КЛевин и Т. Дембо в русле развиваемой ими концепции групповой динамики показали, что кроме агрессии возможны и другие реакции на фрустрацию (см. Нюттен, 1975). Такие авторы, как А. Маслоу, С. Розенцвейг и А. Бандура, вполне резонно отмечают, что фрустрация не единственный фактор, приводящий к агрессии. Было показано, что сила агрессивного поведения возрастает с интенсивностью мотивации, связанной с фрустрацией, а побуждение к агрессивным действиям возрастает также в зависимости от близости объекта-цели в момент, когда возникает фрустрация (Там же, с.81). Все это доказывает возможность исследования агрессивного поведения в ситуации фрустрации, значимость которой может варьировать в зависимости от преобладания экспрессивности или инструментальности агрессии в установке испытуемого. Представляется возможным диагностировать смысловые и операциональные установки хулиганов и воров, адекватно применив определенную теорию и метод.

Все это и побуждает нас обратиться к проективной методике С. Розенцвейга и попытаться на ее основе операционализировать представления об уровневой природе установок как механизмов, обеспечивающих устойчивость и направленность противоправного поведения личности. Мы не будем останавливаться на построении методики, а укажем лишь на то, что при подсчете в данном исследовании каждый ответ оценивался по выраженной им направленности агрессии: экстрапунитивности, интрапунитивности и импунитивности.

В исследовании принимали участие лица, осужденные по статье 206 УК РСФСР (хулиганы) и по статье 144 УК РСФСР (воры), а третья — контрольная — группа включала студентов МГУ и учащихся ФПК. Возраст испытуемых варьировал от 18 до 45 лет.

В данной работе показателями установок выступила направленность агрессии. Используя показатели экстрапунитивности, мы диагностируем смысловые установки, которые сохраняют направленность деятельности.

Известно, что в юриспруденции есть объяснение поступков корыстными мотивами, сравнительно с которыми мотивы хулиганов мотут квалифицироваться как «бескорыстные», которые и находят свое выражение в агрессивных установках личности. Указывая на возможность актуализации у хулиганов мотива самоутверждения и пытаясь дать поступкам хулиганов психологическую интерпретацию, мы в то же время находим подобную интерпретацию мотивации поведения в «психологизированной» юридической литературе. «Хулиганские мотивы, — пишет Б. С. Волков, — нередко именуют беспричинными, иррациональными <…>. В основе хулиганских побуждений лежит стремление в вызывающей форме проявить себя, выразить нарочито показное пренебрежение к обществу, другим людям, законам и правилам социалистического общежития» (Волков, 1982, с.49). Если согласиться с этой интерпретацией, то напрашивается предположение, что за поступками хулиганов в агрессивном поведении скрывается личностный смысл, связанный с мотивом самоутверждения. Глубинное содержание поступков может выражаться смысловыми установками, показателем которых и выступает экстрапунитивность.

Известно, что от тщательно планируемых действий легче удержаться, чем от тех, которые являются результатом внезапного эмоционального импульса (Анденес, 1979). К числу такого рода действий относятся прежде всего экспрессивные действия. Экспрессивность деяний, которая сказывается на невозможности удержаться от проступков, может быть обнаружена в наших экспериментах в результате применения метода С. Розенцвейга, и таким образом могут быть выявлены смысловые установки личности.

Для обоснования показателей импунитивности мы опираемся на представление об инструментальном характере проявления агрессии у воров и у испытуемых контрольной группы.

По мнению У. Чамблиса, экспрессивные деяния не поддаются удерживающему воздействию наказания, тогда как инструментальные с большей вероятностью подвержены воздействию угрозы наказания (Анденес, 1979, с.101). Встает вопрос, не носит ли агрессия у воров более инструментальный характер, чем у хулиганов. Высокие показатели импунитивной направленности агрессии могут выступить показателями операциональных установок.

Полученные на основе проведенного нами исследования проявления агрессивных установок личности у хулиганов, воров и контрольной группы выглядят следующим образом. Наибольший индекс экстрапунитивной направленности (54,7 %) — у хулиганов, что подтверждает гипотезу о том, что экстрапунитивность выступает показателем смысловых установок, экспрессивности агрессии. Низкий индекс импунитивной направленности агрессии (23,4 %) указывает на возможность того, что агрессивность данной группы носит слабо выраженный инструментальный характер. Низкий показатель интрапунитивной направленности (27,1 %) указывает на сдерживание внешних эмоций. Полученные ранее результаты (Ениколопов, 1979 а) показывают, что для убийц характерен высокий показатель интрапунитивной направленности, что объясняется с позиций гипотезы Э. Мэгарги, согласно которой непроявляющаяся агрессия выступает как следствие сдерживания внешнего выражения эмоций, т. е. самоконтроля. Показатель интрапунитивности подтверждает бесконтрольность поступков хулиганов (Ениколопов, 1979 б). Кроме того, низкий показатель интрапунитивной направленности свидетельствует о том, что внутренние барьеры не побуждают к агрессии.

Показатели направленности агрессии согласуются с ранее проведенными исследованиями (Ениколопов, 1979 а, б) и приводят к необходимости диагностики агрессивных установок хулиганов.

В контрольной группе и группе воров показатели направленности агрессии почти идентичны; особенно высок показатель импунитивной направленности (соответственно 28,8 и 30,8 %). Это согласуется с предположением о том, что дли импунитивности характерно отсутствие агрессии в побуждениях и поступках, и указывает на преобладание инструментальности агрессии, а также на то, что импунитивная направленность есть проявление операциональных установок личности. Показатели экстрапунитивной направленности у воров (47,5 %) и в контрольной группе (49,4 %) приблизительно равны. Низкий показатель экстрапунитивной направленности свидетельствует, что внешние барьеры не побуждают эти группы испытуемых к агрессивным действиям. Низкие показатели интрапунитивной направленности у воров (23,7 %) и контрольной группы (27,1 %) обусловлены выраженной импунитивной направленностью, которая характеризует инструментальнось агрессии этих групп и доказывает то, что в ситуации фрустрации агрессия в большинстве случаев не побуждается внутренними барьерами, в качестве которых могут выступить правовые нормы.

Полученные результаты указывают на то, что, в отличие от группы хулиганов, в контрольной группе и группе воров агрессия носит инструментальный характер. Отсюда не следует, что эти группы сходны в мотивах. Вор совершает свое преступление ради корысти.

Все это показывает, что у группы воров и испытуемых контрольной группы агрессивные установки проявляются в основном на операциональном уровне.

В нашем исследовании мы исходили из общего предположения о том, что степень выраженности тех или иных проявлений мотивационно-эмоциональной сферы личности зависит от того, к какому уровню регуляции поведения личности относятся эти проявления. Они могут относиться к мотивационному уровню регуляции поведения личности в целом и в этом случае функционировать в форме смысловых установок личности. Однако все эти проявления, например проявления агрессии, могут относиться и к инструментальному операциональному уровню регуляции поведения и соответственно функционировать в форме операциональных установок, определяющих способы осуществления действий (Асмолов, 1979). Для проверки этого предположения было необходимо преодолеть две трудности: во-первых, найти тот эмпирический объект, на материале изучения которого можно было бы наиболее рельефно проверить это предположение; во- вторых, подобрать экспериментальные процедуры, позволяющие диагностировать мотивационно-эмоциональные проявления личности на разных уровнях регуляции деятельности.