Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

– Ни в чем.

– Не будьте столь однозначны. Речь не о вине адмирала цур зее, а о том, в чем его можно обвинить.

– Если я правильно понял два случайно услышанных мной разговора, – такая откровенность Олафу вряд ли повредит, – речь пойдет о получении взятки от ардорских негоциантов. И, как следствие, о гибели одолженных кесарем у дриксенских негоциантов кораблей.

– Вы понимаете чужие разговоры правильно, – похвалил отец Луциан. – Только это не все. Адмирала Кальдмеера обвиняют в убийстве рыбаков, принесших весть о возвращении Альмейды, и в том, что, уже выйдя в море, Западный флот вернулся в Метхенберг, предоставив возвращавшимся талигойцам столь нужное им время.

– Бред.

– Вы опять думаете как… лейтенант флота, но вы не в Метхенберг.

– У них есть… то, что может сойти за доказательство?

– У них есть свидетели. – Брат Орест поморщился и покосился на царапины, которые в самом деле следовало обработать. – Рыбак, который сторожил улов и не пошел с товарищами к Кальдмееру, вернувшиеся из Ардоры негоцианты и адъютант генерала Хохвенде. Последний видел, как адмирал цур зее и капитан «Ноордкроне» что-то или кого-то выбрасывают за борт. Есть еще перехваченные письма и обнаруженное у родственников адмирала Кальдмеера золото…

– У родственников? Каких?!

– У троюродного брата в Эзелхарде. Тот уже признал, что по просьбе адмирала Кальдмеера в начале прошлой осени принял на сохранение принадлежащее родичу имущество. Какое именно, этот человек, по его словам, не знал.

– Теперь все?

– Возможно. – Голос агарисца предполагал обратное. – Следствие продолжается. Как вы понимаете, предъявить обвинения проще, чем их отмести. То, что адмирал цур зее ездил в Эзелхард, не взяв с собой никого из адъютантов, не секрет. Следовательно, господа Диц и Фельсенбург, даже будучи подвергнуты допросу, положения Олафа Кальдмеера не улучшат. Зато господин Фельсенбург будет вынужден подтвердить, что в тот вечер, когда, по утверждению свидетелей, были убиты рыбаки, он неожиданно для себя самого получил отпуск.

– Это ложь, – ровным голосом отчеканил лейтенант, словно зачитывая приказ. – Генерал Хохвенде знал, когда адмирал цур зее остался один. Остальное доделала подлость.

Зепп и пятерка артиллеристов со второй палубы устраивали пирушку, Руппи проговорился Олафу, и тот прогнал адъютанта к приятелям. Вежливость требовала захватить с собой офицеров Хохвенде, но Фельсенбург предпочел сбежать, не желая портить себе и друзьям праздник. И сбежал, а потом, Леворукий бы побрал эту вежливость, отоврался. Дескать, увольнение для него стало полной неожиданностью, вот он и пошел куда глаза глядят и случайно встретил в городе друзей с «Ноордкроне»… Кто же знал, что ублюдки запомнят и пустят в ход?!

– Подлость может многое, – задумчиво произнес старший из адрианианцев. – Брат Орест…

– Прошлым вечером шестеро неизвестных с повадками моряков, – монах сморщился то ли от отвращения, то ли от боли, – предводительствуемые темноволосым молодым человеком в маске, напали на четверых возвращавшихся домой дворян. В стычке погибло двое офицеров «Звезды веры». Оба были заявлены свидетелями против Олафа Кальдмеера. Что они знали и знали ли, неизвестно. Нападавшим удалось скрыться, однако спутники погибших настаивают на сходстве вожака разбойников с якобы исчезнувшим наследником Фельсенбургов. Те же свидетели передают его слова: «Теперь можете доносить. Леворукому».

Это нападение увязали с позавчерашним двойным убийством на Речной и вчерашним поджогом Морского Суда, рядом с которым опять-таки заметили похожего молодого человека. Был убит стражник. Пожар потушили, но огонь уничтожил бо́льшую часть собранных прежними следователями доказательств. Сгорело все, кроме бумаг, накануне затребованных регентом. Так вышло, что уцелели предварительные показания погибших и бумаги, привезенные из Эзелхарда. Один из отстраненных дознавателей крайне удивлен появлением данных документов, но он слишком привязан к своему семейству, чтобы доверить свои сомнения кому-либо, кроме… Создателя. Здание Морского Суда взято под усиленную охрану, а в Большие Дворы и Липовый парк с сегодняшнего полудня можно попасть лишь по личному разрешению регента и фок Гельбебакке.

Брат Орест снова поморщился и снова посмотрел на царапины. Агарисец потянулся к столу и отломил кусок хлеба. Он не собирался ничего предлагать и ничего советовать. Старая игра: первым говорит тот, кому нужнее.

– Отец Луциан, – негромко попросил Руппи, – помогите мне встретиться с герцогиней Штарквинд. Так, чтобы я мог… уйти, если возникнет необходимость.

– Это нетрудно. – Адрианианец сощурился; кажется, он не слишком хорошо видел. – Утром герцоги Штарквинд покинули Эйнрехт и отбыли в свои владения. Они следуют со значительным обозом, догнать который не составит труда.

– А Фельсенбурги?

– Герцог и герцогиня также следуют в Штарквинд.

Все, он один. То есть не он один, а Олаф!

– Я могу остаться в Адрианклостер еще на несколько дней?

– Разумеется, сын мой.

Руппи-Ротгер поблагодарил, вежливо попрощался и вышел. Под дверью сидела Гудрун. Зар-раза!

2

Литенкетте оказался достаточно вежлив, он даже не пытался превратить члена регентского совета в курьера, а просить о дружеской услуге сына врага Ричард на месте Эрвина тоже бы не стал. Ноймар отправил свои письма с коренастым молчаливым теньентом, которого сопровождало четверо солдат. Против их присутствия Ричард не возражал. Попутчики вели себя терпимо, Блор не имел к ним никаких нареканий, а юноше было не до чужаков. Чуть ли не все силы уходили на то, чтобы не оборачиваться и не нахлестывать Сону. Не знай Дикон, что леденящий спину взгляд предназначен всем и никому, он бы не выдержал, но что по силам сыну Рудольфа и его слугам, по силам и Окделлу. Ричард ехал спокойной рысью в середине отряда, и никто ничего не заподозрил, даже Блор, хотя терпеть становилось почти невозможно.

Предположение, что ноша распределяется на всех, просто не все ее чувствуют, подтвердилось. Отряд стал меньше, и давление резко возросло, хотя ощущал его один Ричард. Еще один довод в пользу безродности, но лучше родиться Повелителем Скал и держать на плечах горы, чем ползать у их подножия. «Лучше быть покойником, чем никем…» Горькие слова, сказанные в страшный миг, но от этого не менее верные. Альдо умер, как анакс, но жить, как анакс, он не мог. Сделанное Эрнани не исправить, вернее, не исправить Раканам, которых больше нет и не будет. Странно, что потомки Эрнани вообще дожили до нынешних времен, ведь столько родов угасло… Счастье, что уцелели все Повелители, то есть было бы счастьем, если б не Придды. Оставалось рассчитывать разве что на дриксенцев. Если Валентина убьют, Повелителем станет его брат. Сейчас мальчику лет двенадцать… Много. Слишком много.