Том (6). Пылающий остров - Александр Казанцев

– М-да! Простите. Ничего не могу сказать вам о марсианах, ибо не изучал этого предмета, не имеющего никакого отношения ни к физике, ни к радиофизике… М-да… Я не утомил вас, осмелюсь спросить?

– Нет, нисколько, уважаемый Иван Алексеевич. Но мне кажется, что именно вы могли бы пролить свет на существование марсианского разума.

– Не представляю, не представляю… М-да!..

– В пользу гипотезы о взрыве межпланетного корабля в тунгусской тайге есть много аргументов. Решающий из них, быть может, могли бы дать вы.

– Я? Нет уж… м-да… увольте… Умоляю, увольте!

– В одном японском журнале мне недавно попалась заметка профессора Кадасимы…

Кленов насторожился:

– М-да… Недослышал или не понял?

– Профессор Кадасима ссылается без указания источника на любопытный факт посещения еще до первой мировой войны двумя русскими учеными неведомой чернокожей женщины, якобы найденной в тайге вскоре после тунгусской катастрофы.

Кленов болезненно поморщился, встал и, держась за сердце, прошелся по кабинету:

– Неужели сейчас кто-то может всерьез рассуждать о старом таежном ветровале и связанных с ним легендах?

– Кадасима упоминает, – с прежним спокойствием продолжал Матросов, – что одним из ученых, видевших чернокожую шаманшу, был ныне здравствующий, высокопочтенный, как он выразился, профессор Кленов.

Кленов вздрогнул, посмотрел на Матросова мутным взглядом, снова схватился за сердце. Матросов упорно ждал.

– Пощадите! – застонал Кленов. – Пощадите, милейший! Не могу расходовать остатки сил на опровержение нелепых и спекулятивных вымыслов.

– Вы никогда не видели чернокожую шаманшу в тайге?

– Боже мой! Ну конечно же, никогда не видел ни чернокожих шаманок, ни русалок, ни рогатых чертей. Осмелюсь напомнить вам, молодой человек, что вы явились к ученому, а не… – Кленов не договорил.

Его внимание было отвлечено письменным столом, на котором творились чудеса. Старомодные ручки с перьями ожили и покатились по столу. Тяжелое пресс-папье нетерпеливо притопывало на месте. Чугунная лошадь вздрогнула всем телом…

Профессор вскочил. И, словно по команде, сорвались с места все железные предметы. Перочинный ножик впился в шкаф. Чернильный прибор грохнулся на пол, лошадь тихо двинулась по столу…

Матросов вскочил на ноги, встревоженный не столько всем происходящим, сколько видом старого профессора.

Широко открыв выцветшие глаза, прямой, несгибающийся, шел профессор Кленов к двери. Толкнув плечом книжный шкаф, он глухим голосом извинился и выбежал в коридор. Матросову не осталось ничего другого, как уйти.

Словно притягиваемый магнитным ураганом, влетел профессор Кленов в лабораторию Марины Садовской. Борода его развевалась, волосы торчали дыбом. Удивленная Марина обернулась.

– Я позволю себе… я осмелюсь, – кричал профессор, – потребовать объяснений! Как могли вы решиться на проведение этого опыта, не имея моего разрешения? Как удалось вам достигнуть такой величины магнитного поля?

Марина смотрела на профессора, слегка нагнув голову. Ее фигура стала угловатой, поза настороженной. Голос прозвучал жестко:

– Я покрыла сверхпроводник, Иван Алексеевич, защитным слоем из трансурановых, предохраняющим его от действия: магнитного поля.

– Какой такой защитный слой! – затопал ногами Кленов. – Да как вы смели нарушить мои предписания? Разве этим путем я предлагал вам идти, осмелюсь вас спросить?

Марина на секунду остановила на профессоре удивленный взгляд, потом ее зеленоватые глаза сделались почти злыми.

Профессор попытался взять себя в руки.

– Я вынужден со всей прямотой и решительностью поставить перед вами вопрос: отказываетесь ли вы выполнять требования вашего руководителя, существует ли для вас его научный авторитет?

– О да, профессор! Я признаю ваш авторитет, но на этот раз я избираю свой собственный путь.

– Великолепно!.. М-да! Великолепно! Какая самостоятельность научного мышления! Какое удивительное ученое предвидение! Да знаете ли вы, моя дорогая барышня, что ваши опыты – игра ребенка с порохом, путь лунатика по карнизу, возмутительнейшее легкомыслие! – Профессор быстро зажевал челюстями. – Знайте, что избранный вами без моего согласия путь неверен! Если уж вы намерены искать истину, так извольте искать ее в указанном мною направлении!

– Это ложное направление! Это тормозящий путь! Это вредный увод в сторону!

– Как-с? Позвольте, недослышал или не понял? – Кленов приложил ладонь к уху и склонил набок голову.

Марина повторила, отчеканивая слова:

– Я уважаю ваш научный авторитет, Иван Алексеевич, но то, что вы предлагаете, неправильно, вредно и бессмысленно.

– Ах так! М-да… М-да… Ах так! – закричал профессор. – Тогда – совет! Я требую немедленного созыва чрезвычайного заседания Ученого совета…

Профессор трясся от негодования. Угловато размахивая правой рукой, он направился к выходу.

В дверях к замку прилипли его старые карманные часы да так и остались висеть.

По настоянию Кленова Ученый совет был немедленно созван в кабинете директора института.

Кленов сидел в глубоком кожаном кресле, откуда торчали только его длинные ноги с острыми коленями.

Марина не садилась и нервно прохаживалась по комнате.

– Ученый совет собрался по вашей просьбе, Иван Алексеевич. Мы открываем заседание, – сказал молодой академик.

– Премного обязан вам, Николай Лаврентьевич!

– Тогда мы попросим вас, Иван Алексеевич, высказаться.

– Что же, извольте. Сочту за честь.

Профессор хотел подняться, но академик жестом удержал его. Тогда Кленов совсем скрылся за высокими кожаными стенками. Оттуда стал гулко доноситься его спокойный и жестковатый голос:

– Да позволено мне будет остановить внимание совета на следующем обстоятельстве. До сих пор я имел, по-видимому, неверное представление о том, что вправе рассчитывать на безусловное выполнение научными сотрудниками, работами коих мне поручено руководить, моих указаний, касающихся не мелочей, конечно, а основных линий, предопределяющих пути и перспективы их работ. М-да… Преисполненный сожаления, я вынужден сегодня констатировать полное пренебрежение со стороны многоуважаемой Марины Сергеевны не только к моим советам, но и к прямым и безоговорочным предписаниям…

Профессор замолчал, словно собираясь с мыслями.

– Не может ли профессор указать на конкретное нарушение его указаний? – спросил один из членов совета.