Волчицы - Вольф Белов

В отсутствие Куприянова в лаборатории института приступили к очередному испытанию препарата. В просторный светлый бокс двое солдат ввезли Бобренко, прикованного наручниками к поручням каталки.

— Эй, фраера, вы чего тут затеяли?! — бесновался беглый зек. — Права не имеете!

— Варежку заткни, — с угрозой посоветовал Ищеев, сопровождавший пациента. — Ты мне еще судом пригрози.

— Ладно, начальник, будет срок, сочтемся, — злобно пообещал Бобренко.

Сабуров взглянул на Якимовских.

— По крайней мере, этот тип не должен вызывать у вас жалость.

Профессор тяжело вздохнул.

— Может быть, он и порядочный негодяй, но это не умаляет наших с вами собственных преступлений.

— Не забивайте себе голову всякой ерундой, — посоветовал Сабуров. — Просто занимайтесь своим делом.

— Этот человек серьезно болен туберкулезом, — предупредил Якимовских. — Его организм может не выдержать.

— Тем хуже для него, — невозмутимо заметил генерал.

Повернувшись к Василевской, что стояла поодаль вместе с Плотниковым, он спросил:

— Вы проверили работы Куприянова?

— Да, — ответила женщина. — Я уже ознакомила с данными профессора. В изысканиях Куприянова практически нет ничего, что могло бы продвинуть проект, он работает совершенно в другом направлении.

Сабуров перевел взгляд на профессора.

— Это так, — подтвердил Якимовских. — Должен признать, коллега в своих изысканиях более близок к цели, чем мы. Самое верное было бы посвятить его в детали проекта и привлечь к работам.

— Исключено, — живо возразил Сабуров. — Более того, нам придется отказаться от его услуг. Самка сдохла, так что в Куприянове больше нет нужды. Он слишком эмоционален и будет только помехой.

— Я могу его понять, — произнес Якимовских, хмуро глядя на очередного подопытного. — Я и сам уже проклинаю себя за то, что взялся за проект. То, чем мы тут занимаемся, самое настоящее варварство. Борис Васильевич прав, прежде чем приступить к практическим действиям, мы должны как следует изучить этих существ, необходимы сотни сложных тестов. Но вы не даете нам времени.

— Потому, что его нет. От меня требуют результатов и я требую их от вас. Так что давайте прекратим лирику и приступим к делу. Не расслабляйтесь профессор. Вы ученый, а не домохозяйка.

— Как скажете.

Взглянув на ассистентов, закреплявших датчики на теле пациента, Якимовских спросил:

— Все готово?

— Да, можно начинать.

— Вводите препарат.

Один из биологов приблизился к каталке со шприцем в руках.

— Вы чего удумали, суки?! — злобно прохрипел Бобренко. — На иглу меня посадить решили?! Отлезь, гнида!

Не обращая внимания на его брань, доктор умело ввел содержимое шприца в вену подопытному.

— Всех порешу, козлы! — бесновался Бобренко.

Отборнейшие грязные ругательства и угрозы обильным потоком полились на всех присутствующих.

— Лучше было бы усыпить этого ублюдка, — произнес Сабуров. — Как скоро подействует препарат?

— Трудно сказать, — ответил профессор. — Теоретически действие должно начаться в течение пяти минут. А практически… Увидим сами. Приборы покажут любое изменение в его организме. Я же не могу дать никаких гарантий.

— Очень плохо, что не можете, — проворчал генерал. — Надеюсь, когда препарат подействует, он станет не так разговорчив.

Между тем Бобренко действительно умолк. Стиснув зубы, он весь напрягся, словно пытался вырваться из оков.

— Ему больно? — поинтересовался Сабуров, внимательно глядя в искаженное гримасой лицо подопытного.

— Скорее всего, да, — кивнул профессор. — Честно говоря, я бы сейчас совсем не хотел чувствовать то, что чувствует он.

— Ему очень больно, — тихо произнесла Василевская, неотрывно глядя в выпученные глаза Бобренко.

Около минуты пациент боролся с неведомой силой, ломавшей его изнутри. По его телу волнами прокатывались судороги, жилы синими канатами проступили сквозь кожу.

— Сгиньте, твари! — злобно прорычал Бобренко сквозь зубы, глядя в пространство перед собой пустым невидящим взглядом, и вдруг откинулся назад.

Тело его вытянулось и обмякло. Сабуров недовольно взглянул на профессора.

— Сдох?

Якимовских поморщился. Его слегка коробило от циничного лексикона генерала.

— Он жив, — тихо сказала Василевская.

— Да, жив, — подтвердил профессор, глядя на мониторы аппаратов.

Вместе с ассистентами он проверил состояние подопытного. Остальные подошли ближе.

— Дыхание замедлилось, сердцебиение почти отсутствует, но мозговая активность очень высокая, — сообщил Якимовских генералу. — Посмотрите. Он что-то видит или слышит. Его мозг обрабатывает какую-то информацию.

— Какую именно? — спросил генерал.

— Этого я не могу сказать.

В этот момент Бобренко открыл глаза и резко вскинулся. При этом весь его облик мгновенно преобразился, человек превратился в лютого зверя. Все отпрянули в стороны. Оборотень щелкнул зубами, едва не вцепившись в лицо Плотникову. Побледнев, директор схватился за сердце.

С ненавистью глядя на окружавших его людей, полуволк напрягся, силясь разорвать оковы. Даже под густой шерстью можно было заметить угрожающую мощь мускулатуры злобного существа.

Солдаты вскинули автоматы. Ищеев вырвал пистолет из кобуры и прицелился в голову зверя.

— Не стреляйте, — остановила их Василевская.

— Не будем, — спокойно ответил капитан. — Только если эта тварь не вырвется из наручников.

— Он не вырвется, — уверенно сказала женщина.

Внимательно глядя в лютые глаза оборотня, Василевская почти вплотную приблизилась к нему. Все так же внезапно, силы вдруг покинули оборотня и он снова откинулся назад, приняв прежний облик.

— Жив? — тут же поинтересовался Сабуров.

Взглянув на показания аппаратов, Якимовских кивнул.

— Жив. Состояние близкое к коматозному, но мозговая активность по-прежнему очень высока.

— Надеюсь, этот подохнет не так скоро, как остальные, — произнес генерал. — Продолжайте наблюдение и держите меня в курсе. Пойдемте, Сергей Борисович, надо разобраться с документацией. Как-то вы неважно выглядите.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Щелкнул замок и дверь изолятора распахнулась. Первым внутрь вошел Ищеев, за ним появился Куприянов. Сидевший на койке Веснин медленно повернул голову и с тупым безразличием взглянул на вошедших.

За минувшие дни прапорщик сильно изменился, он заметно похудел и осунулся, взгляд его запавших глаз утратил всякую осмысленность.

— Не знаю, профессор, сможете ли вы что-либо изменить, — с сомнением произнес капитан. — У него крепко крыша съехала, вы же видите. Даже не ест ничего. Сломался парень.

— Посмотрим.

Куприянов присел на койку рядом с прапорщиком и внимательно посмотрел ему в глаза.

— Алексей, вы меня слышите? — спросил профессор.

Веснин ничего не ответил, тем не менее, Куприянов понял, что его слова доходят до сознания прапорщика.

— Вижу, что слышите и понимаете, — продолжал профессор. — Пойдемте со мной. Нам с вами разрешили погулять во внутреннем дворе.

Прапорщик тупо смотрел на профессора и ничего не отвечал. Наблюдая за этой сценой, капитан безнадежно махнул рукой. Но вдруг Веснин хрипло спросил:

— Зачем?

— Потому, что вам нужна помощь, — ответил Куприянов. — Прогулка на свежем воздухе пойдет вам на пользу.

— У меня болит голова, — тихо выдохнул Веснин. — Я очень устал.

— Я знаю, — кивнул Куприянов. — И тем не менее прошу вас пойти со мной.

Профессор взял Веснина за руку и повлек его за собой. Прапорщик послушно подчинился.

Куприянову стоило немалых усилий уговорить генерала разрешить ему повидать больного и тем более вывести его из лазарета. Сразу после возвращения из города профессор обратился с этой просьбой к Сабурову, выполняя наставления Тихого. Сабурова уже порядком утомила сердобольность молодого профессора и он не скрывал свое недовольство. Более того, генерал весьма прозрачно намекнул, что в услугах Куприянова проект уже не очень нуждается. Это означало, что не сегодня завтра путь на территорию института будет для профессора заказан. Пришлось призвать на помощь все свое небогатое красноречие, чтобы убедить генерала позволить ему осмотреть прапорщика и провести терапевтическую прогулку. Видимо, Сабуров все еще не мог решить для себя, как поступить с прапорщиком, поэтому, в конце концов, позволил себя уговорить.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Куприянов. — Вы способны адекватно мыслить?

Веснин отозвался не сразу. Некоторое время он молча шагал по аллее рядом с профессором, глядя в землю. Наконец, он поднял голову, посмотрел на спутника и спросил: