В мире фантастики и приключений. Выпуск 8. Кольцо обратного времени. 1977 г. - Сергей Снегов

На рассвете ученая инопланетница вручила Непарному три облученных яйца, и тот, тепло поблагодарив гостью, осторожно уложил яйца в кошелку, обернув их предварительно мягким мхом.

Наступил час отправления пришельцев. В цистернах автоматически раскрылись люки, и гости, взявшись за руки, стали кружиться в прощальном хороводе, как это у них положено при отлете с чужих планет. Затем, помахав нам на прощанье, инопланетники направились к своим емкостям. Все агрегаты самоходом двинулись вслед за ними. Вскоре люки захлопнулись, и цистерны плавно оторвались от земли. Несколько секунд они повисели над поляной, потом круто взмыли в небо и пропали из глаз.

Мы остались вдвоем. Ученый стоял возле статуи, я стоял возле бутылки, и перед нами обоими стоял вопрос о транспортировке этих предметов. Ввиду огромного веса монумента Непарный постановил оставить его пока здесь.

Я же решил доставить бутыль в поселок безотлагательно. При помощи хвороста и ремня от брюк я сделал приспособление для волочения, и мы двинулись в обратный путь. Впереди шел Непарный, неся кошелку, позади тащился я, волоча за собой бутыль.

Так как участок ученого был крайним в поселке, то я спрятал бутыль в его сарае, чтобы среди дачевладельцев не возникло лишней зависти и огласки.

Высиживание трех яиц Непарный поручил самой надежной и старательной наседке. Выделив ей удобный уголок в комнате, он неустанно наблюдал за ней и снабжал ее первосортным кормом. А чтобы создать будущим питомцам наилучшие условия для развития, он решил на этот летний сезон отказаться от дачников.

Прошло две, прошла третья неделя высиживания. Будут ли они четвероногими? Вот о чем днем и ночью думал ученый. Он лишился покоя и сна, и я старался почаще бывать у него, ибо мое присутствие действовало на него успокаивающе. Последние трое суток я находился на участке непрерывно. Правда, в дом входить Непарный мне воспретил, дабы не нарушать покоя наседки, и я спал в сарае на дровах, рядом с бутылкой. Иногда, чтобы снизить уровень своего волнения, я пользовался ее содержимым.

На двадцать первый день высиживания, утром седьмого июня, Николай Дормндонтович разбудил меня, дернув за ногу.

— Свершилось! — объявил он. — Идите посмотрите на четвероногого цыпленка.

— Петушок или курочка? — спросил я.

— Курочка! Четвероногая курочка! — ответил Непарный.

Он вошел в дом, меня же не впустил, боясь, ч-то я могу по неосторожности раздавить первенца. Стоя во дворе, я в окно увидал сперва Николая Дормидонтовича, который сел на стул, осторожно поджав ноги, затем цыпленка. Он бойко бегал по полу на своих четырех лапках.

И вдруг мое сердце дрогнуло. По-видимому, деятель науки неплотно закрыл за собой дверь, ведущую из кухни, ибо Навуходоносор пробрался вслед за ним в комнату и уже изготовился к молниеносному прыжку, угрожая смертью четвероногому созданию. Ученый, заметив кота, замер от ужаса, не зная, что предпринять. И вдруг кот, разглядев, что у цыпленка не две, а все четыре ноги, ощетинился от страха и, отменив свой роковой прыжок, трусливо бросился вон из комнаты.

— Как видите, курочка бойкая и здоровая, — заявил мне ученый, выходя на двор. — Теперь будем ждать появления на свет ее будущего четвероногого ухажера…

Через час по комнате бегали две четвероногие курочки.

— Дело становится серьезным, — сказал ученый, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Если и третий цыпленок окажется не петушком, то род четвероногих кур не даст потомства. Но по закону вероятности теперь надо ждать именно петушка.

"По закону вероятности ждите крупной неприятности", — вспомнил я слова какого-то поэта, однако вслух их не произнес.

К сожалению, поэт оказался прав. Через час вылупился третий цыпленок, который тоже оказался курочкой.

Горе мученика науки не поддавалось описанию. Напрасно я утешал его тем, что через шесть лет сюда снова прибудут инопланетники, и тогда можно будет создать хоть тысячу четвероногих кур и петухов. Ученый сидел понурив голову, и слезы текли из-под его очков.

Лето шло, а Николай Дормидонтович все никак не мог очухаться от неудачи. Хозяйство он запустил, и двуногие куры и петухи одичали и бродили где попало. Кот потерял остатки совести и натренировался съедать в день по два крупных цыпленка. Но четвероногих кур он боялся как черт ладана. От них шарахались и двуногие куры, и даже самые отважные петухи панически страшились их. Когда три четвероногих кильватерным строем выходили на улицу поселка, собаки опасливо обегали их стороной, а маленькие дети начинали плакать. Вскоре три эти куры куда-то исчезли навсегда. Есть подозрение, что их тайно изловило и съело то семейство, которое снимало колодец во дворе у Портмонетовой.

Поздней осенью на поляне, где весной приземлились пришельцы, нашли бездыханное тело Николая Дормидонтовича. Он лежал у подножия своей статуи.

Ныне дача принадлежит вдове Непарного. Она в свое время покинула ученого, но, поскольку развод не был оформлен, юристы отыскали ее и ввели во владение. Она яростно уничтожает культурное наследие своего бывшего мужа. Все куры и петухи беспощадно ею съедены.

Что касается монумента, стоявшего на поляне, то он давно упал в силу своей тяжести и зыбкости почвы. Четвероногую куру, которую держал в руке ученый, отломали туристы и унесли неизвестно куда. Дачевладельцы, дабы повысить ценность местности, пустили слух среди дачников, что статуя эта очень старинная и привезена сюда из древнего Рима при Екатерине Второй.

В заключение еще раз призываю достойно подготовиться к будущему посещению Земли инопланетниками и заготовить к их прибытию достаточное количество полноценных куриных яиц.

Борис Никольский

"Наездник"

— Доктор Тэрнер? С вами будет говорить профессор Хаксли.

Пауза между этой фразой, произнесенной секретаршей, и голосом самого Хаксли, зазвучавшим в трубке, была, пожалуй, чуть короче, чем полагалось бы для человека, занимавшего такое положение, как профессор Хаксли. Руководитель гигантского научного центра, где сотни людей занимались самыми головоломными и, как поговаривали, самыми фантастическими проблемами, центра, чьи корпуса не только протянулись на несколько километров, но еще и уходили глубоко под землю, — этот человек был слишком значительной фигурой, чтобы доктор Тэрнер, возглавлявший пусть вполне современную и даже имевшую немалую известность, новее же небольшую психиатрическую лечебницу, не напрягся весь внутренне, прижимая к уху телефонную трубку.

— Добрый день, доктор! — Голос профессора звучал совсем по-свойски, словно он собрался пригласить своего коллегу на загородную прогулку или на скромный семейный праздник.

— Добрый день, профессор! — Тэрнер постарался, чтобы его голос прозвучал если не точно так же, то по крайней мере почти так же.

— У меня к вам, доктор, личная просьба. Вероятно, к вам в ближайшее время обратится некий профессор Гардинг. Это один из лучших наших сотрудников. Очень жаль, но последние месяцы с ним творится чтото неладное. Надеюсь, ничего страшного. Нам бы очень не хотелось его терять. Я сам рекомендовал ему вашу клинику.

— Благодарю вас, профессор. Я очень признателен.

— И прошу вас, доктор, по возможности разрешать Гардингу работать — без этого, я уверен, он долго не протянет. Кроме того, повторяю, его последние идеи для нас крайне ценны. Вы меня поняли?

— Не беспокойтесь, профессор. На нашу клинику еще никто не жаловался.

Они простились, и доктор Тэрнер еще некоторое время смотрел на телефонный аппарат с нежностью, словно тот был живым существом…

Профессор Гардинг появился в его кабинете на другой день. Он был худощав и немолод. У него было энергичное лицо, уже носившее следы усталости, даже, если говорить точнее, измученности. К тому же он был явно смущен необходимостью своего появления здесь. Впрочем, это выражение смущения и растерянности, словно человек пытается и не может понять, как, по какой неведомой случайности он попал совсем не туда, куда стремился, не раз уже видел доктор Тэрнер на лицах своих пациентов.

— Рад, рад с вами познакомиться, — воскликнул Тэрнер. — Много слышал о ваших работах. Счастлив, что теперь имею возможность видеть вас…

Он приостановился — он всегда придавал большое значение первой реакции, первым словам больного, произнесенным в этом кабинете.

— К сожалению, не могу ответить вам тем же, — сказал Гардинг, усмехнувшись. — Вернее, я был бы рад познакомиться с вами при других обстоятельствах…

— Ну что вы! — воскликнул доктор Тэрнер. — Не надо преувеличивать! В наше время очень многие невольно преувеличивают свои болезни. Нервы, переутомление — стресс. Две-три недели покоя, и все будет отлично.

Гардинг покачал головой.