Миры Роджера Желязны. Том 2 - Роджер Желязны

…Невесомо, неощутимо падает одинокая снежинка в колодец, колодец без воды, без стенок, без дна, без крышки. А теперь уберите прочь снежинку и оставьте лишь невесомое, неощутимое падение…

Проходит время безвременья, и вновь раздается голос Анубиса:

— Известна ли тебе разница между жизнью и смертью?

— «Я» — это жизнь, — говорит Вэйким. — Что бы ты ни давал или отнимал, если остается «я», остается и жизнь.

— Спи, — говорит Анубис, и ничто больше не слышит его там, в Доме Мертвых.

Когда Вэйким просыпается, оказывается, что он опять может видеть, и с ближайшего к трону стола смотрит он на танцы мертвых и слышит музыку, под которую они танцуют.

— Ты был мертв? — спрашивает Анубис.

— Нет, — говорит Вэйким. — Я спал.

— А в чем разница?

— «Я» еще было там, хотя я и не знал об этом. Анубис смеется.

— Ну а если бы я никогда не разбудил тебя?

— Это была бы, пожалуй, смерть.

— Смерть? Если бы я не воспользовался своей способностью пробудить тебя? И даже несмотря на то, что всегда в наличии оставалась бы эта способность — и всегда же доступно для нее было твое застывшее в потенциале «я»?

— Если бы этого не произошло, если бы я навсегда остался лишь в потенциале, тогда это была бы смерть.

— Но ты только что сказал, что смерть и сон — две совершенно разные вещи. Так что же, вся разница только в длительности?

— Нет, — говорит Вэйким, — дело в существовании. За сном приходит бодрствование, и жизнь опять тут как тут. Когда я существую, я знаю об этом. Когда нет, все мое знание — ничто.

— Жизнь, выходит, это просто ничто?

— Нет.

— Жизнь, значит, это просто то, что существует? Как эти мертвецы?

— Нет, — говорит Вэйким. — Это знание о том, что существуешь, — по крайней мере, время от времени.

— Ну а кто же это знает?

— «Я», — говорит Вэйким.

— А что это такое, «я»? Кто ты такой?

— Я — Вэйким.

— Но ведь я же только-только успел дать тебе это имя! Чем был ты до этого?

— Не Вэйкимом.

— Мертвым?

— Нет! Живым! — кричит Вэйким.

— Не возвышай голос в моих покоях, — говорит Анубис. — Ты не знаешь, что ты такое или кто ты такой; тебе не известна разница между существующим и несуществующим — и ты тем не менее осмеливаешься спорить со мной о том, что касается жизни и смерти! Довольно тебя спрашивать, теперь буду говорить я сам. Я расскажу тебе о жизни и смерти.

Жизни слишком много — и жизни недостает, — начинает он свой рассказ, — и точно так же обстоит дело и со смертью. Но оставим в стороне парадоксы.

Так удален отсюда Дом Жизни, что луч света, покинувший его в тот день, когда ты вступил в эту обитель, не прошел еще и сотой части пути между нашими Домами. И расположены там, между ними, Срединные Миры. Они движутся сквозь приливные волны Жизни-Смерти, которые плещут между моим Домом и Домом Озириса. Когда я говорю «плещут», то подразумеваю, что движутся они не черепашьим шагом, как тот самый жалкий луч света, а похожи на волны в океане о двух берегах. И можем мы взъярить волны, когда и где пожелаем, не баламутя при этом все море. Что же это за волны, что несут они?

В некоторых мирах жизнь — в переизбытке, — говорит он. — Жизнь — копошащаяся, кишащая, плодящаяся, удушающая сама себя; миры слишком милосердные, напичканные науками, сохраняющими человека в живых, миры, которые, не ровен час, потопят сами себя в собственном семени, миры, которые, того и гляди, заполонят все свои земли ордами брюхатых баб, — миры, которые гнет собственной плодовитости приводит на край гибели. А есть и суровые, бесплодные, хмурые миры, перемалывающие жизнь, словно жерновами. Даже после машинной их переделки и усовершенствования тел лишь несколько сот миров пригодно для обитания шести разумных рас В худших мирах жизнь — донельзя нужная штука, в лучших она может стать смертельно опасной благодатью. Когда я говорю, что где-то нужна или не нужна жизнь, то относится все это, конечно, и к смерти, — я же говорю не о двух разных предметах, но об одном и том же. Мы с Озирисом — бухгалтеры, мы подводим дебет и кредит. Мы поднимаем волны — или же гасим ненужное волнение и насылаем на океан штиль. Можно ли рассчитывать на жизнь — что она ограничит сама себя? Нет. Она — бессмысленное стремление двойки стать бесконечностью. Можно ли рассчитывать на смерть — что она ограничит сама себя? Никогда. Она — столь же бессмысленное усилие нуля поглотить бесконечность.

Но и жизнь, и смерть нужно контролировать, — говорит он, — иначе за подъемом плодородных миров будет следовать упадок, за подъемом — упадок, чередуя империи и анархию, пока не придут они, наконец, к окончательному разрушению. Суровые миры будут низведены до нуля. Жизнь не может сдерживать себя в рамках, рекомендуемых статистикой. Следовательно, ее нужно сдерживать, что на самом деле и делается. Мы с Озирисом поддерживаем Срединные Миры. Они лежат внутри контролируемого нами поля, и мы по своему разумению направляем их в ту или иную сторону. Теперь тебе ясно, Вэйким? Ты хоть что-то понимаешь?

— Вы ограничиваете жизнь?

— Мы можем поразить бесплодием — полностью или частично — любую или же любые из шести рас в любом мире на любой срок, какой нам только понадобится. Можем мы влиять и на продолжительность жизни, прорежать население.

— Как?

— Огнем. Мечом. Голодом. Чумой.

— Ну а миры бесплодные, пустынные? Что с ними?

— Можно повысить рождаемость и не ограничивать искусственно продолжительность жизни. Свежеумершие посылаются в Дом Жизни, а не сюда. Там их восстанавливают или используют их органы и части тела для построения новых существ, отнюдь не всегда снабженных человеческой ментальностью.

— А что происходит с остальными мертвыми?

— Дом Мертвых — кладбище всех шести рас. Ни в одном из Срединных Миров нет законного места для захоронений. Не раз и не два посылал Дом Жизни к нам за мертвецами или запасными частями. А бывало, что и они отгружали нам свои излишки.

— Все это с трудом укладывается в голове. Кажется, что все это так жестоко, сурово…

— Такова жизнь и такова смерть. Это величайшая благодать и величайшее проклятие во Вселенной. Тебе нет нужды понимать все это. Поймешь ты или нет, одобришь или нет — от этого ровным счетом ничего не изменится.

— А откуда явились вы, Анубис и Озирис, чтобы заправлять всем этим?

— Кое-что тебе незачем знать, Вэйким.

— А как относятся к вашему контролю Срединные Миры?

— Они с ним живут и с ним умирают. Он недоступен каким-либо возражениям, ибо необходим просто для продолжения их существования. Контроль стал законом природы и в этом качестве совершенно беспристрастен, поскольку в равной степени приложим ко всем, кто ему подчинен.