Мила Рудик и Магический Синод - Алека Вольских

Брови Милы невольно поползли на лоб, когда она увидела, как от группы златоделов отделилась фигура Лютова. Стоявшая рядом с ним Алюмина уставилась на брата большими, по-жабьи выпученными глазами и внезапно схватила его за руку, пытаясь остановить. Лютов, даже не обернувшись, грубо отбросил руку двоюродной сестры и направился к учителю.

Пока он приближался, Мила, как и все остальные в классе, недоверчиво смотрела на него, но Лютов, казалось, совершенно не замечал ее недоумения. Когда он подошел, Мила заметила обмен взглядами между ним и Гурием: Лютов просто смотрел на преподавателя боевой магии без какого-либо выражения, а тот едва заметно кивнул ему, как недавно Миле. На лице Гурия промелькнула мимолетная улыбка.

Мила озадаченно наблюдала, как Лютов стал напротив нее в исходную для тренировок позицию. Он повернул голову назад, где за его спиной стоял Гурий, и спросил с такой интонацией, словно обращался к своему любимому учителю:

— Что нужно делать, профессор?

Мила заставила себя закрыть рот, но удивление, которое вызвал в ней поступок Лютова, никуда не делось.

Постепенно занятие вошло в свою колею. Гурий продемонстрировал новое заклинание, с которым сразу после этого практиковались Мила и Лютов. Кажется, это был первый случай, когда Лютов не пытался ранить Милу как можно больнее и даже ни разу не взглянул на нее с ненавистью. Можно было подумать, что никакой вражды между ними никогда не было, что Мила для Лютова ничем не отличается от других ребят в классе. Она осознавала, что это заметили все: меченосцы, белорогие, златоделы — прекрасно знающие об их многолетней взаимной ненависти. Однако при этом Милу не покидало ощущение, что она тут вообще ни при чем, и все это Лютов делает только для Гурия. Но причины… Причины оставались для нее загадкой.

Следом за Милой и Лютовым практиковались в новых заклинаниях Иларий и Сергей Капустин, Анфиса и Белка, Яшка и Назар Черемша. В глазах ребят все еще стояло неприкрытое осуждение и даже враждебность, когда их учитель обращался к ним, но лед был сломан.

Мила понимала, что в ближайшем будущем ребята не будут относиться к Гурию с тем восхищением и той симпатией, что раньше, но теперь она была уверена, что больше не будет таких молчаливых холодных протестов, какой все три факультета устроили Гурию сегодня. Он по-прежнему был для них учителем. Они будут его слушать. Гурий сказал, что для него этого будет достаточно, а что-то большее ему теперь придется заслужить.

Выходные Мила провела в Плутихе. Гурий и Акулина назначили новую дату свадьбы. Акулина настояла, чтобы Гурий переехал в их с Милой дом, не дожидаясь, когда они наконец поженятся. Она резонно заявила, что если Гурий хоть какое-то время останется жить в «этом жутком доме», то ей грозит вообще остаться без жениха. В итоге в субботу и воскресенье Мила помогала Гурию с переездом.

Собирая его вещи, они одновременно исследовали дом и обнаружили магический проход в ту самую потайную комнатку, о которой рассказал Вирту Горерад Серый. Это была крохотная каморка, в которой, кроме старого ненужного хлама, хранилось два портрета, на самом деле являвшихся Порогами Темперы. На одном из них был изображен сам Горерад Серый, а на другом — очень похожий на него пожилой мужчина. Мила с Гурием сделали вывод, что это покойный отец колдуна-волкулака. Они вынесли оба портрета на улицу и сожгли их без всяких сожалений.

Из последнего письма Вирта Мила узнала, что Горерад Серый признался не только в убийстве Некропулоса, но и в нападениях на жителей Троллинбурга. Однако в его показаниях, касающихся того, что произошло в доме Гурия прошлым летом, до сих пор оставалось много белых пятен. Ничего удивительного в этом не было, учитывая, что колдун-оборотень неуклонно выгораживал человека, по приказу которого действовал.

В понедельник утром Мила встала рано — с Акулиной и Гурием они собирались ехать в Троллинбург первым же дилижансом, чтобы не опоздать к началу занятий в Думгроте. Она не спеша оделась — времени для этого у нее было достаточно, а школьный рюкзак был собран еще накануне вечером. Когда Мила села на стоящий возле письменного стола стул, чтобы завязать шнурки на ботинках, что-то громко забарабанило по стеклу. Мила подняла голову и посмотрела в окно.

Дождь. Снова.

Глядя в окно, Мила глубоко вздохнула. Это был очень длинный дождливый год. Дожди словно шли сквозь бесконечную череду комнат: через двери лета в осень, через двери зимы в весну. Что-то было неправильное в этих дождях. Мила вдруг вспомнила один день, в прошлом году, в апреле, когда она узнала, что Гарика уже похоронили, а Акулина с Гурием сообщили ей о предстоящей свадьбе. Тот день был солнечным, переполненным светом, ярким, невыносимо радостным. Она тогда подумала, что не хочет видеть солнце. Что ж, кажется, ее желание сбылось. Четвертый сезон подряд — дожди. Конечно, она была ни при чем. Пусть Троллинбург, Плутиха и вся Таврика — это место, где живет волшебство, но у нее нет такой силы, чтобы управлять этим волшебством — заставлять солнце так долго прятаться. Безусловно, эта странная, мрачная и безрадостная погода не зависела от ее желаний. Дожди не имели к ней никакого отношения, но тем не менее они наполнили собой большую часть тех дней, которые чередой сменяли друг друга после смерти Гарика. Дожди стали неотъемлемой частью этой жизни — жизни без него.

Мила раскрыла нижний ящик стола и вытащила оттуда плоскую коробку — набор для игры в драконий дартс, который Гарик подарил ей год назад на семнадцатилетие. Мила откинула крышку и взяла из маленького отделения в правом нижнем углу серебряное кольцо. С ободка на нее глянула драконья морда с открытой пастью. Мила перевела взгляд чуть в сторону — в левом нижнем отделении коробки было пусто. Второе кольцо осталось у Гарика. Мила не имела представления, где оно сейчас.

Закрыв коробку и вернув ее обратно в стол, Мила надела кольцо на безымянный палец правой руки и негромко произнесла:

— Оживи.

Она помнила, что после этого слова из пасти драконьей морды на ободке должен вылететь маленький красный дракончик — волшебная иллюзия, созданная для игры.

Мила разочарованно выдохнула, когда из отверстия в кольце медленно, словно с трудом, выскользнула ярко-красная дымка. Она окутала ее кольцо алым сиянием, повисела так немного, словно туман… и растворилась в воздухе.

Дракончик не ожил. Драконий дартс, конечно, был волшебной игрой, но, видимо, в том наборе для игры, который когда-то подарил Миле Гарик, что-то разладилось, сломалось. Даже волшебные вещи могут ломаться — в этом нет ничего удивительного.

Год назад внутри нее тоже что-то сломалось. То, что невозможно починить. Ровно год назад. Сегодня было пятое апреля — годовщина его смерти. Двенадцать месяцев назад, день в день, он умер у нее на глазах в одном из миров руин Харакса…

С тяжелым чувством, стянувшим грудную клетку, Мила закрыла глаза. Она сидела так некоторое время. Потом ее глаза раскрылись. Словно приняв какое-то решение, Мила сняла кольцо с драконьей мордой на ободке, положила его в карман школьной формы и встала со стула. Взяв в руки рюкзак, она бросила быстрый взгляд за окно, уже исчерченное дождевыми струями, и вышла из комнаты.

В тот же день после окончания уроков Мила постаралась выйти из Думгрота незаметно для друзей. Она решительно направилась в центр города, где легче всего было нанять повозку.

Бородатый извозчик посмотрел на нее с нескрываемым подозрением, когда Мила попросила его довезти ее до руин Харакса. Однако три золотых тролля — сэкономленные ею за последние несколько месяцев деньги, которые Акулина выдавала на карманные расходы, — оказались достаточно весомым аргументом, чтобы бородач согласился везти ее хоть к черту на рога.

С того дня, как Мила познакомилась в палате Гурия с Ионой Карасу, боевым магом, вернувшимся из руин Харакса, она не переставала думать о них. Каменные развалины Харакса возникали в ее воображении едва ли не каждую ночь, стоило ей лишь закрыть глаза. Они неотступно преследовали ее.

На дорогу ушло больше трех часов. Бородач остался ждать Милу в повозке, чтобы отвезти обратно в Троллинбург. Она надеялась, что он не уедет без нее, испугавшись близости столь зловещего места. Нет, Мила вовсе не боялась остаться здесь одна, у нее всегда был запасной выход — произнести заклинание и, воспользовавшись Порогом Темперы, оказаться в собственной комнате, в Плутихе. Однако тогда, пожалуй, ее хватятся в Львином зеве, а Миле совсем не улыбалось получить выговор от Альбины или заставлять друзей волноваться о ней.

Руины Харакса встретили Милу знакомым безмолвием. Остатки старой крепости с окнами-бойницами и арочными воротами — она не забыла это место. Мила знала, что никогда не сможет его забыть. Даже через сто лет перед ее глазами будут стоять эти полуразрушенные врата в чужие миры, эта разверзнутая алчущая пасть неведомого чудовища, некогда обратившегося здесь в камень.