Альтернативная линия времени - Аннали Ньюиц

Это был значительный прогресс. Но, к сожалению, политикам не было никакого дела до того, что писали о Комстоке в газетах. У него по-прежнему оставались влиятельные сторонники, в том числе состоятельные жители Нью-Йорка, вливавшие деньги в Конгресс.

– Нам нужно организовать еще одну акцию против Комстока, – предложила я, – и более масштабную, чем предыдущая.

– По-моему, от этих акций не будет никакого толка, – скорчила гримасу Асиль.

– Но в прошлый раз у нас получилось просто замечательно! У меня есть кое-какие задумки…

– Нам необходимо сменить тактику. Если мы снова организуем какую-нибудь акцию, уже не на полях Экспо, мы выставим себя неразумными детьми. Никто не обратит на нас внимания.

Это стало болезненным уколом, особенно когда Морехшин согласно кивнула.

– Ну хорошо, Асиль, в таком случае что предлагаешь ты?

– Я начала думать об этом еще несколько месяцев назад, когда девицы из варьете украли наши танцы… и нашу песню. – Асиль потупилась на мгновение, и я вспомнила ее бессильную ярость в тот вечер в «Персидском дворце». – Теперь, когда мы с Солом продаем ноты в магазине, она стала невероятно популярной. Что, если мы устроим какое-нибудь событие в честь хучи-кучи? Люди искренне ненавидят Комстока за то, что он ополчился против танцовщиц, исполняющих хучи-кучи. Это самая большая его ошибка. Можно будет устроить в Нью-Йорке что-нибудь такое зрелищное, что даже богатые светские Асторы[71] придут посмотреть. Комстоку придется что-то предпринимать против нас, и это выставит его просто одиозным.

– Он окажется в очень сложном положении, – кивнула Морехшин. – Он испортит себе репутацию, если попытается нас остановить, и тем более ее испортит, если ничего не сделает.

Представив себе протест хучи-кучи, я ощутила прилив такой радости, что это едва не прогнало прочь мою головную боль.

– Да! – воскликнула я, вскидывая вверх кулак, словно была на концерте.

* * *

Сол и Асиль назвали свое новое начинание «Независимой музыкальной компанией», сократив название на нотах до «Нез. музыка». Контора разместилась среди высоких кирпичных зданий на Уобаш-стрит в прибрежном районе, далеко к северу от нашего прежнего логова в «Мидуэе». За окнами грохотали трамваи, на театре по соседству красовалась огромная афиша, возвещающая: «Здесь выступают танцовщицы из “Мидуэя”». По утрам, когда улицы благоухали свежим хлебом и беконом, квартал производил весьма респектабельное впечатление. Но когда наступал вечер, зазывалы начинали предлагать десятицентовые билеты на представления, и улицы заполнялись молодыми парнями с сигарами, с пеной от пива на усах. От воды тянуло гниющим мясом. Вот когда становилось очевидно, что «Мидуэй» прочно обосновался в Чикаго. И все же город еще не стал для него родным домом. Пока нет.

Витрина «Независимой музыкальной компании» пестрела тщательно расставленными в алфавитном порядке на деревянных стеллажах нотами, с пометками «ПОПУЛЯРНЫЕ ПЕСНИ» и «КОМИЧЕСКИЕ КУПЛЕТЫ». Почти всю мраморную крышку прилавка занимал огромный кассовый аппарат с бронзовой фурнитурой, а на полках красовались самые разные товары: струны для скрипки, медиаторы для гитары, средство для полировки мебели, патентованные «Капли братьев Смит» от кашля для певцов. Уютное, хорошо освещенное заведение привлекало нескончаемый поток музыкантов и рекламных агентов. Однако сердце совместного начинания Асиль и Сола находилось не здесь. Оно скрывалось в глубине зала, за дверью, которая вела в просторный склад. Предыдущие владельцы хранили здесь бочки со спиртными напитками, и в углу оставалось несколько разбитых бочонков, источающих слабый аромат хереса. Но теперь одну половину помещения заняли печатный станок и кипы бумаги, а во второй разместилась столярная мастерская, где бывший барабанщик «Алжирского театра» мастерил скрипки. А винтовая лестница вела наверх, в контору, где за большим столом для совещаний в любимом кресле Сола восседала Асиль.

Эта комната стала нашей неофициальной штаб-квартирой. Впервые мы встретились в холодный, промозглый вторник. Асиль разбирала макеты нот нового танцевального хита. Обложка должна была стать двухцветной, и Асиль красной чернильной ручкой отмечала, где должно находиться название, выведенное затейливым шрифтом с завитушками и цветочками. Наконец она подняла взгляд на нас с Морехшин, выжидающе застывших перед столом. Здесь, в самом сердце процветающего музыкального предприятия, было как нигде очевидно, что Асиль принадлежала к тем немногим женщинам конца девятнадцатого столетия, кому удалось освободиться от рамок своего времени. Отчасти это произошло благодаря ее таланту и энергии, но также сыграло свою роль удачное редактирование, вследствие которого ее начальник-мужчина признал оба этих качества и возблагодарил за них Асиль.

Я не сомневалась в том, что она изогнет историю, освобождая место для других таких женщин, как она сама.

Асиль жестом предложила нам сесть за стол, и мы какое-то время обсуждали ее планы насчет акции в Нью-Йорке.

– Но как мы сможем это устроить? – спросила я. – Комсток просматривает почту. Памятуя о том, что произошло с Софой, мы должны исходить из предположения, что он все еще следит за нашей перепиской. Если Комсток шпионит за нами, мы не можем ни с кем связаться по почте.

На лестнице загромыхали шаги, один из наборщиков постучал в дверь.

– Мисс Асиль! Сколько экземпляров «Чикагской танцевальной польки» нам нужно?

– Отпечатайте два десятка. – Асиль махнула рукой, отпуская наборщика.

Это навело меня на одну мысль.

– А что, если мы разошлем по почте нечто, с виду совершенно невинное? Можно выпустить специальное издание песни хучи-кучи, но под новым названием, совершенно безобидным, вроде… Ну, например, «Парень из села». А в брошюру с нотами включим описание нашей акции.

У Асиль загорелись глаза.

– Что, если мы устроим танцевальный конкурс? Двадцать пять долларов за лучшее исполнение… «Парня из села». – Она хихикнула. – Не сомневаюсь, мы сможем уговорить кого-нибудь из «Четырех сотен» снять помещение и выделить призы. – Асиль имела в виду группу наиболее влиятельных нью-йоркских аристократов, чье число предположительно никогда не превышало четыре сотни. В бульварной прессе крутились слухи о том, что на закрытых вечеринках группы выступали танцовщицы, подражающие принцессе Асинафе.

– И как мы это провернем? – Морехшин своим многофункционалом сверлила в столешнице дырки, после чего заделывала их. Когда Асиль, заметив это, гневно сверкнула глазами, она обиженно промолвила: – А в чем дело? Я тренируюсь.

Я задумчиво покрутила в руке карандаш.

– В Нью-Йорке должны найтись богатенькие глупцы, горящие желанием пригласить к себе девушек, исполняющих хучи-кучи.

– Знаете, кто по-настоящему глуп и при этом близок к «Четырем сотням»? Арчибальд Фрезер, сын того типа, который устраивает представления с животными. – Асиль возбужденно отложила макет нот. – Его отцу принадлежат дрессированные тюлени и слоны, он продает миллионы билетов. Сол с ним знаком и может нас ему представить. Если мы провернем такое, это благоприятно скажется на его бизнесе.

Затем мы с Асиль обсудили, когда устраивать акцию. Проблема заключалась в том, что я не была в Нью-Йорке уже больше