Первая просека - Александр Грачев

А кругом море веселья, по-детски безудержного ликования. Плеск воды, гогот парней, визг девчат, и над всем этим — звонкая медь оркестра.

Жернаковы, а с ними и Леля, облюбовали место на берегу протоки, под развесистым кустом тальника, сделали для Наташки полог из простыни — и теперь у них целый бивак. Но, пройдя через десятки рук желающих понянчить ее, Наташка никак не хотела спать, даже после того как Настенька покормила ее.

— Вот я тебя отлуплю, — грозил ей Захар, но она лишь выдувала пузыри, заливисто хохотала и колотила себя кулачонками по животу.

Подошел Каргополов.

— Насилу разыскал вас, — смахивая пот со лба, сказал он. — Слушай, Захар, ты чего тут расселся? Там тебя Брендин ищет, ты же записан для участия в стрелковых соревнованиях.

— Да вот пасу скотинку. — Захар кивнул на голенькую Наташку, ползающую по байковому одеялу.

— Хоть бы искупался, муженек! — крикнула Каргополову с середины протоки Леля. — Вода — прелесть!

— За тем и пришел. — Каргополов с усилием стащил прилипшую к телу майку. — Анастасия Дмитриевна, смените Захара, ему нужно пойти отстреляться!

— Ничего, успеет, — отмахнулась Настенька, добравшаяся до воды. — Я целыми днями с ней вожусь, пусть хоть сегодня подежурит.

— Вот видишь, какие жены пошли, — сетовал Захар. — По старому казацкому обычаю ее следовало бы отлупить, а ноне… — Он беспомощно развел руками. — А отлупить бы надо, вот только не хочется лезть в воду.

Они рассмеялись.

— Ладно, я попасу Наташку, — выручил Каргополов. — Иди отстреляйся.

— Увидит Настенька, скандал будет!

— А ты незаметно юркни в кусты, чтоб она не видела.

Захар так и сделал. Не без труда разыскал он стрельбище: за шумом и музыкой невозможно было расслышать хлопки выстрелов мелкокалиберных винтовок. Да и нелегко было найти его: Брендин организовал стрельбище в километре от места гулянья, расставив мишени у стены прибрежного обрыва — для безопасности.

Здесь толпилось человек пятьдесят болельщиков. Среди них виднелась и поджарая фигура Платова, кажущаяся особенно высокой в летнем костюме и шляпе.

Захар получил из рук Брендина винтовку и десять патронов.

— Ну что ж, давайте и мне, — сказал Платов, увидя, что из пяти винтовок одна оказалась свободной. — Попробую потягаться с молодыми.

Когда все вышли на линию огня, Федя Брендин, как заправский командир, заученно объяснил:

— Условия стрельбы: мишень номер три, расстояние — двадцать пять метров, положение лежа, с локтя, патронов — десять. Упражнение считается выполненным, если из ста возможных будет выбито шестьдесят очков. Огонь открывать по моей команде, а сейчас всем приготовиться, разобраться в мишенях. Разобрались? Ложись! Заряжай!

Захар лег рядом с Платовым. Он видел, как Федор Андреевич неумело засовывал патрон в казенник, вместо того чтобы положить его в гнездо возле торца затвора.

— Чертяка! Перекос получается, — ворчал Платов.

Захар объяснил, как сделать. Платов смущенно улыбнулся, сказал шепотом:

— Первый раз держу эту игрушку в руках. Раньше-то, в гражданскую, приходилось орудовать трехлинейкой да наганом…

— Огонь! — скомандовал Брендин.

Послышались хлопки. Захар не любил долго целиться. Еще в кавшколе он заметил, что чем раньше — при первом же совмещении линии прицеливания — он выстрелит, тем вернее попадание. Так поступил и сейчас. Отстрелявшись раньше всех, он доложил:

— Жернаков стрельбу закончил.

Теперь он наблюдал за Платовым. Тот сопел, иногда делал глубокий вдох, целился подолгу и только после выстрела выдыхал.

Но вот отстрелялись все, по команде встали и по команде же зашагали к мишеням.

Как знакомо Захару это чувство волнения, когда подходишь к своей мишени! В первую минуту глаза разбегаются, ищешь пробоины в десятке. Ага, три, нет — четыре! — вон одна задела край центрального кружка. Та-ак, хорошо! Остальные рядом. Большая площадь рассеивания, но все пули в одном направлении. Две в девятке, три в восьмерке, одна в пятерке и одна в тройке. Дальше круга «три» не вышло ни одной пули. Девяносто очков. Совсем недурно! А у Платова?

— Ну как, Федор Андреевич? — Захар нагнулся к его мишени.

— Неважное дело, шестьдесят восемь очков, — вздохнул Платов. — А когда-то из боевой снимал всадника на скаку за полверсты. Годы, рука не та, да и глаз…

— Отвыкли, — старался оправдать его Захар.

— Конечно же, пятнадцать лет не держал винтовку в руках. Но отвыкать нам, товарищ Жернаков, никак нельзя. Никак нельзя, — повторил Платов. — А как у тебя? — Он склонился к мишени Захара.

— Девяносто очков, — доложил Захар.

— О-о!.. — Платов удивленно посмотрел на Захара. — Да ты что, неужели же в армии служил?

— В Новочеркасской кавшколе.

— Тогда понятно. — Платов по-отечески обнял его за плечи, заглянул в лицо. — Вот, оказывается, вы какие — ударники, вы и врага в открытом бою можете встретить по-ударному. В этом наша неодолимая сила, дорогой мой землячок!

Со стрельбища возвращались вместе.

— Как дела-то на работе? — спросил Платов, когда они шли по бережку у самой воды. — Тебя ведь, кажется, назначили десятником?

— Сейчас опять бригадир, — отвечал Захар. — Строим каменные дома. Десятником не понравилось — никакого конкретного дела, пустая беготня. А тут я при своем деле. Да и люблю его… Федор Андреевич, а у меня дочка родилась, Наташка, — сказал Захар, ласково улыбаясь.

— Да ну? И давно?

— Восьмой месяц. Такая Дарья-бахчевница!

— Ну что ж, хоть с запозданием, поздравляю. — Платов пожал Захару руку. — Теперь сына нужно.

— Рано пока, учусь, тут и с этой никак не управимся. Жене пришлось оставить работу.

Разговор прервал гул самолетов. Три машины шли клином над самой водой. Повернув к острову, они пронеслись над гуляющими и стали забирать вверх, наполнив все пространство оглушительным стрекотанием моторов.

— Ах, стервецы, они же Наташку перепугают! — спохватился Захар и со всех ног кинулся бежать к своим.

Наташка действительно плакала навзрыд, когда прибежал Захар.

— Надо же было ей ушки закрыть, — журил он Настеньку.

— Да она спала, и я не догадалась, — объясняла молодая мать. — Теперь не уснет и будет капризничать.

Тем временем самолеты уже добрались до вершины Эконьской сопки и там разошлись в разные стороны.

— Сейчас будут парашютистов сбрасывать! — понеслось по острову. — Вон первый уже заходит!

Парашютный спорт… Он только еще зарождался, но уже становился таким же массовым и популярным, как и стрелковый, как и спортивный комплекс на значок ГТО («Готов к труду и обороне»). Зарождался и еще один новый вид спорта — авиационный. «Подготовить 150 тысяч летчиков-спортсменов!» — этот лозунг гремел по всей стране, в том числе и в Комсомольске. На земном шаре то тут, то там погромыхивали громы войны, грозовые тучи все заметнее сгущались и вокруг нашей страны, и молодежь готовилась, была начеку.

Сотни голов запрокинуты к синему небу. Сотни глаз неотрывно следят за четырехкрылой машиной, приближающейся на полукилометровой высоте к острову. Ровно стрекочет мотор. Вот он притих, почти заглох, и в ту же секунду над кабиной появилась темная фигура. И вдруг полетела вниз. Она падает, падает, кувыркаясь в воздухе.

— Что же он не раскрывает парашют?! — раздался испуганный вопль.

Но вот над человеком взвилась ленточка вытяжного парашюта, за нею вверх рванулся белый столб и мгновенно превратился в огромный купол. Вздох облегчения прокатился по толпе на берегу.

Парашютист опустился на воду, заработал руками, убирая край купола, и пошел к берегу. Ближе, ближе, ближе… Уж видно его лицо. Мишка Гурилев! Но он не достиг берега, а плюхнулся в воду метрах в двадцати, на отмели. Десятки купальщиков ринулись к нему, барахтающемуся в воде, на руках вынесли на берег. Не успел Гурилев отстегнуть парашют, как снова полетел, но теперь уже вверх — раз, другой, третий!..

— Ой, братцы, отпустите душу на покаяние! — кричал Мишка, кувыркаясь в воздухе.

— Второй самолет! — заверещал мальчишеский голос.

С самого начала Захар с замиранием сердца наблюдал за парашютистом. Каково же было его изумление, когда он узнал Мишку Гурилева в этом отчаянно смелом человеке. Захар был в числе тех, кто вынес Гурилева на руках из воды, а потом качал, подкидывая в воздух. Но вот все угомонились, красавица Катерина уже перестала плакать и целовать Мишку, и очередь дошла до Захара.

— Когда же это ты успел, отчаянная твоя голова? — спрашивал он Мишку, помогая ему отвязывать спасательный пояс, стаскивать с плеч мокрый комбинезон.

— А ты думаешь, я как ты? — скалился Гурилев. — Я, паря, еще и на летчика буду учиться! Во как, Захарка!