Вперед, на Запад! - Чарльз Кингсли

И наконец 21 июня эта славная эскадра вышла в море.

А миссис Лэй опять стояла и смотрела на море, но на этот раз она была не одна, так как подле нее стояла Эйаканора и вглядывалась в даль так, что ее глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит. Наконец она повернулась и всхлипнула:

— Он даже не попрощался со мной, мама!

Глава двадцать восьмая

КАК ЭМИАС БРОСИЛ СВОЙ МЕЧ В МОРЕ

И вот началась великая морская битва, которой предназначено было решить: папизм или протестантизм станет повелевать половиной Европы и всей будущей Америкой.

В первый же день Эмиас и байдфордские корабли в течение двух часов старались продырявить громадный галлеон, имеющий на корме изображение девушки с колесом и носящий имя «Святая Катарина». На его флаге на шпринтове был герб, принадлежащий, быть может, командиру солдат, но флаг очень быстро сбили, и Эмиас не мог сказать, был ли это герб де Сото или нет. Ну что же, времени для личной мести было сколько угодно. И, отозванный наконец адмиральским сигналом, Эмиас спокойно лег в постель и крепко уснул.

Но не прошло и часа, как его разбудил Карри, спустившийся к нему за распоряжениями.

— Мы должны были следовать за фонарем Дрэйка, Эмиас, но я его нигде не вижу. Уж не торчит ли он там наверху, среди звезд?

Эмиас ворча встал. Но ни одного фонаря не было видно, хотя вблизи должен был находиться целый флот, — ничего, — только внезапный взрыв и большое пламя на одном из испанских кораблей, который медленно снялся с якоря.

Следующее утро застало «Месть» против Торбэя. Эмиаса окликнула лодка, доставившая письмо от Дрэйка.

Вот это письмо:

«Дорогой мальчик!

Я всю ночь попусту гонялся за пятью большими посудинами, которых феи на ночь превратили в галлеоны, а сегодня утром — опять в немецких купцов. Я благословил их и отпустил, а на обратном пути попал на большой галлеон Вальдеза[179], полный славной добычи. Лорд Эдуард пропустил этот галлеон, думая, что он покинут экипажем. Я послал в Дартмут пропасть вельмож и офицеров — чуть ли не полсотни, в том числе самого Вальдеза. Когда я послал за ним лодку, он начал церемониться и ставить условия. Я ему ответил, что у меня нет времени с ним разговаривать. Если ему угодно умереть, я самый подходящий для этого человек. Он опять отказался, чванясь, что он — дон Педро Вальдез и что это несовместимо с его честью и с честью донов, его спутников. Я ответил, что со своей стороны я — Фрэнсис Дрэйк, и мои фитили горят. После чего он нашел в моем имени бальзам для ран своего собственного, явился ко мне на борт и заявил, что счастлив попасть в руки прославленного Дрэйка, и еще много такого, что мог бы оставить при себе. Но я узнал от него много новостей (он — настоящая дырявая бочка) и между прочим, что ваш дон Гузман состоит на „Святой Катарине“ командиром солдат. На ее шпринтове висит его герб, помимо герба святой Катарины на корме, изображающий девушку с колесом. Это величественного вида корабль с тремя орудиями, от которых пусть убережет вас судьба и пошлет нам удачу вместе с вашим другом и адмиралом

Ф. Дрэйком.

Армада собиралась выкурить нас из Плимута. Хорошо, у них есть точные предписания на этот счет. Рабы дерутся, как ядро на привязи — не дальше своей веревки. Они не могут понять быстроты нашего управления и лавирования и принимают нас за настоящих чародеев. Чем дальше, тем лучше, а самое лучшее впереди. Мы с вами знали в старину длину их ног. Время и свет убьют любого зайца. Они убедятся в этом на пути от наших берегов до Дюнкирхена».[180]

— Адмирал в милостивом настроении, Лэй, что удостоил вас такого длинного письма.

— «Святая Катарина»! Да ведь это тот самый галлеон, который мы вчера колотили весь день! — гневно вскричал Эмиас.

— Конечно, это он. Ладно, мы его опять найдем! Можешь не сомневаться. Ловкий старик этот Дрэйк! Как он научился набивать свои карманы, даже если для этого нужно заставить весь флот сжать себя.

День за днем искал Эмиас «Святую Катарину» в самой гуще парусов и не находил ее, даже не слышал о ней. Он то опасался, что она потонула ночью и его добыча ушла от него, то боялся, что она починила свои повреждения и скроется от него. Он стал угрюмым, беспокойным, даже раздражительным с матросами.

И вот наконец в ту минуту, когда он меньше всего надеялся на это, он увидел справа громадный галлеон, а на корме его — девушку с колесом!

— Вот она! — закричал Эмиас, перебегая на штирборт.

Матросы уже тоже заметили этот ненавистный знак, и злобный рев вырвался из всех глоток.

— Тише! — сказал Эмиас глухим голосом. — Ни одного выстрела. Зарядить ружья и быть наготове. Сначала я должен говорить с ним.

И в мертвом молчании «Месть» подошла к корме испанца.

— Дон Гузман Мария Магдалина Сотомайор де Сото! — раздался среди грохота громкий и ясный призыв.

Эмиас звал не напрасно. Бесстрашная и грациозная, как всегда, закованная в броню высокая фигура его врага вскочила на перила кормы, возвышающиеся на двадцать футов над головой Эмиаса, и Гузман крикнул через забрало:

— К вашим услугам, сэр, кто бы вы ни были!..

Дюжина мушкетов и луков нацелились в испанца, но Эмиас нахмурился.

— Никто не убьет его, кроме меня. Щадите его, даже когда вы покончите со всеми остальными. Дон Гузман! Я — капитан сэр Эмиас Лэй, я объявляю вас предателем и похитителем и еще раз вызываю вас на поединок, где и когда вам угодно.

— Вы будете желанным гостем на борту моего корабля, сэр… — спокойным, ясным голосом ответил испанец, — когда в вашей глотке будет торчать ответ на вашу клевету… — И, помедлив немного, ради бравады поправляя свой шарф, он медленно спустился и скрылся опять за бульварком.[181]

— Трус! — закричал Эмиас во всю силу своих легких.

Испанец тотчас вновь появился.

— К чему это имя, сеньор, ко всем прочим? — холодно и жестко спросил он.

— Потому что мы, англичане, называем трусами тех мужей, которые допускают, чтобы попы сжигали живыми их жен.

Испанец вздрогнул, схватился за рукоять меча, а затем прошипел сквозь опущенное забрало:

— За эти слова, бездельник, ты будешь висеть на ноке.

— Смотри, чтобы у тебя нашлась шелковая веревка, — расхохотался Эмиас, — потому что я только что посвящен в рыцари![182] — И он скрылся, так как ураган пуль засвистел сквозь снасти вокруг его головы.

— Огонь! — Английские орудия обрушились на кормовую часть испанского корабля, меж тем как пули последнего, не причиняя вреда, жужжали среди снастей.