Имам Шамиль - Шапи Казиев

Тем не менее ужин был подан весьма изысканный. Но Шамиль ел только кукурузный хинкал, который приготовила Шуайнат из привезенной с собой муки.

Когда Шамиль бывал в гостях и на приемах, то старался не есть мясо, потому что не был уверен в том, что животное зарезано по мусульманскому обычаю. Зато рыбные блюда он ел с удовольствием и без всяких опасений. Дозволенность рыбы, как выяснил Руновский, основана была на убеждении, что всякая рыба давно уже зарезана рукой мусульманина.

Легенда гласила, что Али — зять Пророка Мухаммеда, кроме великих своих достоинств, обладал мечом, выкованным из железа, которое Авраам нашел на том месте, где стоит священная Кааба. На клинке его была надпись: "Нет ни у кого меча, как у Али, и никогда не будет". Меч Али был так гибок, что его можно было свернуть на манер чалмы. А в бою он мог удлиняться так, что одним взмахом снимал по 40 голов, хотя бы они и были дальше полета стрелы. Благодаря чудесной силе своего меча, храбрый Али один покорял крепости и разбивал несметные войска. Когда же он почувствовал, что дни его сочтены, то не рискнул оставить кому-либо столь опасное оружие, способное в дурных руках принести великие бедствия. Он велел бросить меч в море. Но слуга решил припрятать чудесный меч для своих надобностей. Когда слуга объявил, что меч уже на дне моря, Али спросил его, не случилось ли чего с морем, пока меч опускался на дно. Услышав, что ничего особенного не произошло, Али понял, что слуга лжет, и велел сделать то, что ему было приказано. Это повторилось несколько раз, пока перепуганный слуга не счел за лучшее исполнить повеление Али. Тогда море стало красным от крови, а на поверхности показались все живущие в нем рыбы. Оказалось, что меч Али всем им отрезал до половины головы, но они остались живы и с тех пор известны людям в новом своем виде. Они рождаются готовыми к употреблению, с уже перерезанным по мусульманским обычаям горлом.

БИБЛИОТЕКА ШАМИЛЯ

Из множества подарков, присланных имаму, самыми дорогими для него были книги, прибывшие в огромных обшитых коврами тюках. Барятинский велел разыскать разграбленную библиотеку имама и отослал в Калугу все, что удалось найти. Но книги, которую больше всего хотел вернуть Шамиль, среди них не оказалось. Эта книга, в которой была подробно изложена вся жизнь Шамиля, была написана им самим, сыном его Гази-Магомедом и некоторыми близкими имаму учеными. Судьба этой книги осталась неизвестной.

Как оказалось, в долгой дороге путники не теряли времени даром. Ко всеобщему удивлению, зять Шамиля Абдурахим успел выучиться читать и писать по-русски у сопровождавшего поезд фельдъегеря. Точно так же усвоили русскую грамоту Абдурахман и Омар. Их примеру, уже в Калуге, стремительно последовал Магомед-Шапи, одолевший грамоту в три дня и доказавший это большим письмом своему знакомому в Темир-Хан-Шуру. Гази-Магомед грамоту не изучал, но тоже сносно изъяснялся по-русски.

Способности членов семейства Шамиля к учебе и влечение их к новым знаниям навели Руновского на мысль открыть в доме школьный класс. Однако все случилось само собой, дом наполнился газетами и журналами, а переводчик требовался лишь Шамилю, желавшему, чтобы слова его точно переводились и правильно понимались.

Руновский немного знал кумыкский язык, который, как тюркское наречие, был в большом ходу на Кавказе и на котором Шамиль общался с переводчиком и местными татарами. Но когда Шамиль переходил на родной аварский язык, понять что-либо было невозможно. И Руновский начал понемногу учиться аварскому, в чем ему с удовольствием помогал мюрид Хаджияв. Но вскоре выяснилось, что язык аварцев, за исключением некоторых привнесенных в него арабских или тюркских слов, недоступен в произношении не только европейцу, но и многим горцам. Хаджияв только смеялся над мучениями Руновского и успокаивал его тем, что язык у них такой легкий, что по-аварски в горах говорят даже дети. В этом, собственно, и был секрет аварского языка, на котором надо говорить с детства или уже не говорить никогда.

ПОЕЗДКИ ЗА ГОРОД

Жизнь семьи Шамиля не ограничивалась домом. Руновский сообщил имаму, что он волен посещать любые места в окрестностях города, но не далее 30 верст. Горцы поняли это так, что далее 30 верст начинается Сибирь, но пристав развеял их опасения. Ехать можно было и дальше, следовало только получить разрешение от начальства.

Начались поездки, которые убедили горцев, что и в обозначенных пределах-чиожно найти много интересного.

Для начала Руновский повез Шамиля смотреть полотняный завод. Но оказалось, что полотна здесь давно не делают, а вместо этого разводят множество певчих птиц, которых продают по всей России. Шамилю зачем-то показали медный пятак, подаренный когда-то Пушкиным местной крестьянке, продали пару канареек, которых имам тут же отпустил на волю, и просили приезжать еще.

Зато на бумагоделательной фабрике действительно было на что посмотреть. Огромные котлы переваривали всевозможное тряпье, которое затем размельчалось на мельницах, снова варилось и наконец превращалось сложными механизмами в стопки готовых к употреблению бумажных листов.

На сахароделательном заводе горцев встретило то же нагромождение котлов, канатов, огромных колес и мельниц.

Владелец завода Жуков встречал гостей хлебом-солью, а затем показал, как получается сахар.

Превращение свеклы в густой сироп и выварка из него сахара нисколько гостей не удивили. Но отбеливание сахара посредством муки из жженых свиных костей привело правоверных мусульман в ужас. Сообразив, что именно так расстроило горцев, Руновский постарался исправить конфуз. Поддержанный Жуковым, он сказал, что свиные кости употребляются для очистки сахара весьма редко, когда не хватает других. Но Шамиля это не успокоило, и с тех пор в доме его вместо сахара стали употреблять мед.

Возможно из опасения сделать другие неприятные открытия Шамиль перестал посещать предприятия. Следующий визит он сделал в воинскую часть, чтобы узнать, как живут русские солдаты. Устроенный быт их и чистота в казармах вызвали одобрение имама, который не мог предложить того же своим воинам на Кавказе.

Часто он навещал и госпитали, в одном из которых Шамиль обнаружил раненого горца и дал ему денег.

Помощь, добрые советы и ходатайства об облегчении участи пленных и ссыльных горцев сделались для Шамиля обычным делом. Видел он и результаты своих усилий: двое ссыльных горцев свободно жили и работали в Калуге, завели свои дома и даже получали государственное содержание.

Временами Шамиль выходил к Одигитриевской церкви, что стояла невдалеке от его дома, и раздавал деньги нищим. Руновский пытался предостеречь его от излишней щедрости, но Шамиль продолжал одаривать калек и убогих, которые теперь топтались и у ворот его дома. Когда желающих получить что-то от Шамиля стало слишком много, обязанность раздавать деньги была возложена на Хаджиява. Он делал это так усердно, что чуть ли не гонялся за каждым, кто казался ему нуждающимся в его благодеянии. Застав Хаджиява за этим занятием, Руновский показал, куда уплывали его подаяния. Хаджияв был несказанно изумлен, когда увидел, как только что облагодетельствованный субъект направился прямо в заведение с надписью "Питейный дом". Казначей убеждал Руновского, что давал деньги не на водку, но с тех пор старался подавать меньше и только убедившись, что помогает нуждающемуся в хлебе насущном.

ИСЦЕЛЕНИЕ ДОЧЕРИ

Четырехлетняя дочь Шамиля Баху-Меседу, названная в честь его матери, страдала искривлением ног. Еще в Ведено она упала с лестницы, и теперь носки ее ног были загнуты внутрь и мешали ходить. Опасаясь, что дело само собой уже не поправится, Шамиль призвал докторов. Те сошлись во мнении, что помочь может только операция. Баху-Меседу — "мюрид под чадрой", как прозвал ее Руновский, была готова терпеть любую боль, если велит отец.

Руновский, проникнутый к Шамилю искренней человеческой симпатией, решил сделать для него доброе дело. Он отправился в столицу и привез оттуда врача Людвига Кржижановского. Осмотрев девочку, врач наложил ей гипс. Домочадцы мало верили в выздоровление Баху-Меседу, но горячо за нее молились. Врач часто менял гипс, каждый раз изменяя положение стоп, и его старания привели к неожиданному результату. Ноги Баху-Меседу понемногу выправились и пришли почти в нормальное положение. Шамиль на радостях подарил врачу тысячу рублей и кинжал, который сначала предлагал Кржижановскому для хирургических манипуляций.

МАГОМЕД-ШАЛИ ПОСТУПАЕТ НА СЛУЖБУ

Молодой и честолюбивый Магомед-Шапи давно уже тяготился своим бездействием в калужской тиши. В отличие от отца и брата он не успел прославиться военными подвигами и одолевал Руновского вопросами, не ожидается ли какой новой войны, в которой он желал принять самое деятельное участие. Когда же открылась возможность поступить в императорский конвой, он бросился к отцу за разрешением.