Пять президентов - Павел Багряк

Человек в махровом халате будто и не слышал вопроса комиссара. Он продолжал:

– Я вскочил. Прислушался… Тихо. Глянул в окно – небо чистое! Моя квартира стеной к стене соседа. Странный человек, но это уж ваша забота, господин комиссар. Тогда я выглянул на лестницу. Никого. Ну, думаю, опять приснилось.

– Что значит – опять? – быстро спросил Гард, но и этот вопрос был оставлен без внимания.

– И лег спать, комиссар. Глаза открыты. И тут меня вроде толкнуло! Ну не может гром по двенадцатому разряду быть весной! Не может! Накинул, простите, халат – и к телефону…

– Одну минуту… – Гард тронул человека рукой за плечо и повернулся к Фуксу. – Что у вас?

– Немного терпения, комиссар, – сказал Фукс. – Мне уже ясно, что семью семь – сорок девять.

Гард улыбнулся: старик в своем репертуаре. Если он говорит «семью семь – сорок девять», дело идет к концу.

– Так что же значит «опять»? – повернулся Гард к махровому халату, но того уже не было рядом.

Странный жилец, жестикулируя одной рукой, повторял свой рассказ Таратуре, разумеется не зная, что помощник Гарда никогда не отличался изысканной вежливостью.

– Вы мне мешаете, – сказал Таратура резко и отошел к Фуксу. – Надо поторапливаться, старина.

Фукс поднял на Таратуру страдальческие глаза.

– Чего только люди не придумывают, – сказал он мягко, с философскими интонациями в голосе, – чтобы усложнить мне работу! Как будто они не знают" что Фуксу уже не шесть лет и даже не шестьдесят, а хлеб не становится дешевле, чем был в Одессе, когда Фукс был ребенком.

С этими словами он пристроил к замку очередную хитроумную отмычку. Упрямый замок не поддавался, но вдруг, будто из сочувствия к Фуксу, прекратил сопротивление. Внутри его что-то мелодично звякнуло. Дверь отошла на миллиметр, а Фукс осторожно взял Таратуру за локоть, предупреждая его намерение ринуться вперед. Агенты немедленно положили руки в карманы плащей, а человек в халате встал за спину комиссара Гарда.

Когда Фукс ногой резко толкнул дверь, отпрянув при этом в сторону с легкостью и прытью, никак не свойственной семидесятилетнему старику, Гард увидел, как в дверном проеме промелькнуло сверху вниз что-то блестящее и с силой грохнулось об пол. Толпа жильцов, с трудом сдерживаемая агентами, откликнулась общим выдохом, а Фукс, присев на корточки, вроде бы разочарованно произнес:

– Домашняя гильотина. Примитив.

Фонарь Таратуры осветил темную переднюю. Толпа на лестнице с новой силой подалась вперед. Гард первым переступил порог и наклонился над телом. Рядом опустился на корточки врач-эксперт. Вдвоем они осторожно перевернули труп на спину.

– Здравствуй, Пит, – тихо и почему-то грустно произнес комиссар Гард, когда свет, включенный Таратурой, дал возможность разглядеть лицо мужчины. – Я знал, что рано или поздно нам предстоит такая встреча… Убит током?

– Да, комиссар, – подтвердил врач. – По всей вероятности, через дверной замок. Ваш знакомый?

– Пожалуй. Быть гангстером, доктор, тоже небезопасно.

– Убийство совершено довольно распространенным способом, – заметил Таратура. – Подключение переносного разрядника.

– Распространенным? – саркастически сказал Фукс, рассматривая в то же время входную дверь, обшитую изнутри стальным листом. – Это же не квартира, а настоящий блиндаж! Я уверен, господа, что в скором будущем убийства из-за угла начнут совершать с помощью индивидуальных мегабомб.

Гард отошел в глубь комнаты, сопровождаемый экспертом.

– Вы можете точно установить, когда наступила смерть?

Врач пожал плечами:

– Часа два-три назад.

– Мне нужно точно.

Эксперт промолчал.

– Таратура, – сказал Гард, – где этот махровый халат?

Искать обладателя халата не пришлось, он уже был рядом. Гард решительно подошел к нему:

– Когда вы слышали треск?

– Что? – наклонив голову, переспросил жилец.

– Я спрашиваю: в котором часу вы проснулись от вашего грома по какому-то там разряду?

– Я как раз прилег, – вновь начал жилец, как начинал не впервые в этот вечер, – и вдруг слышу сквозь сон…

– В котором часу это было, черт возьми? – вмешался Таратура.

Но Гард остановил поток красноречивых слов, уже готовых ринуться наружу после такого начала:

– Спокойно, Таратура, он, кажется, глух как пень.

– В таком случае, – резонно заметил Таратура, – как он мог слышать треск?

И оба они внимательно посмотрели на хозяина махрового халата. Странный жилец тоже умолк, почувствовав какую-то неувязку, но лицо его сохраняло гордую улыбку, долженствующую, по-видимому, выразить его удовлетворение тем интересом, который он вызвал своей персоной у полицейских чинов.

– Вы меня слышите?! – вдруг заорал Таратура в самое ухо жильца.

– Да! – радостно воскликнул махровый халат.

– Но вы глухой? – нормальным голосом спросил Гард.

– Что? – спросил жилец.

– Вы глухой?! – заорал Таратура.

– Да! – не меняя радостной интонации, ответил жилец.

– Как же вам удалось услышать треск, похожий на гром? – прокричал Таратура.

Человек в халате закивал уже в середине вопроса, давая понять, что догадался, о чем его спрашивают.

– Дело в том, – сказал он, – что я действительно ничего не слышу. Кроме грома. Я, видите ли, заведую громом на телевидении. Цех шумов. Двенадцатый разряд – это осенний гром, а тут положено не менее шестого, но и не более седьмого, который бывает лишь весной, и когда я услышал…

– В котором часу? – перебил Гард, напрягая голосовые связки и показывая при этом для верности на свои часы.

Хозяин халата развел руками, с беспокойством глядя на полицейских. Таратура с досадой махнул рукой.

– Придется опрашивать жильцов, – сказал Гард. – Их все равно придется опросить. Займитесь, Таратура.

Через десять минут помощник Гарда сообщил, что никто из жильцов не замечал сегодня ничего подозрительного. О треске или тем более о громе вообще никто понятия не имел. Правда, все единодушно утверждали, что следует поговорить с какой-то Паолой с третьего этажа, девчонкой шустрой и все примечающей.

Гард поманил за собой Таратуру, и они поднялись вверх по лестнице. Из-за полуоткрытой двери одной из квартир доносились звуки телевизионной передачи. Таратура постучал, но никто не отозвался. Тогда они тихонько вошли внутрь.

У телевизора, впившись глазами в экран, сидели двое: тоненькая черноволосая девушка и курчавый рыжеватый парень. На полицейских они не обратили никакого внимания, хотя не могли не заметить их прихода. Сейчас вся жизнь для них переместилась в плоскость телевизионной трубки.