Затворник - Сергей Волков

Миновали поле, миновали межевые кусты, которыми захребетники обсаживали наделы по примеру бенахов, другое поле и другую межу. Шли все дальше и дальше.

Показались неподалеку полдюжины землянок рядом с большим пепелищем - то ли сюда из гор уже приходили "стреженцы", то ли искал себе пропитания какой-нибудь отбившийся от войска бенахский отряд. Из-под земли тут же высыпали, посмотреть шествие, все жители - сплошь дети, старики и старухи, но дальше пары шагов никто не решился отойти от жилища.

- Стреженцев наловили! Гляди, стреженцев сколько наловили! - донеслось до Хвостворту шумное перешептывание мальчишек.

Открыто однако, никто не высказался. Только когда пленники уже стали отдаляться от поселка, то на их след вышла низенькая, тонкая как щепка, старушка и громко плюнула вслед веренице.

- Тьфу!

Захребетники дружно расхохотались.

- Тьфу! Тьфу! - продолжала старушка.

- Обратно под землю закопайся, сухостой! - крикнул кто-то из дубравцев, и получил дубиной поперек спины.

3.2 НЕВОЛЯ.

Когда захребетники договаривались с королем о покровительстве, то выторговали себе привилегию. Королевские и союзные полки не должны были входить в захребетские города. Поэтому большой лагерь бенахов стоял за два-три поприща от городской стены Гусака, по другую сторону реки.

Ни частокола, ни какой-то другой ограды вокруг лагеря не было. Вместо этого стан окружали сомкнутые повозки, многие - обитые дощатыми щитами до самой земли. За этими "стенами" разные отряды стояли своими сомкнутыми таборами, точно городские дворы. В окружении телег стояли шалаши и палатки, горели костры. Кое-где встречались землянки, из окошек и щелей в них струился наружу серый дымок. Проходы между тележными кварталами напоминали улицы. Иные были даже замощены, но большинство от дождей и бесчисленных ходоков превратились в грязевые канавы, глубиной повыше лодыжки. Целая толпа захребетников надсаживали спины, пытаясь сдвинуть с места увязшие дровни с огромной бочкой воды. На перекрестках сидели торговцы в сколоченных из какой-то ветоши подобиях лавок, они кричали и зазывали покупателей. Болтали и смеялись бабы. Откуда-то доносился детский плач. Стучали топоры. Чуть покачивались от легкого ветерка знамена.

Дубравцев прогнали в самую середину стана, на небольшой пустырь, своего рода соборную площадь этого города на колесах. Тут как тут уже стояли бенахские, ратайские и незнакомские бояре, в том числе и знакомая Хвосту парочка - рыжий и толстяк, а с ними другие такие же мордовороты. Пленников стали делить на три кучки, как делятся дети в играх, когда "главарь" каждой стороны выбирает себе из толпы по одному, потом следующий, и так по кругу. Щекастый с ведром на голове вякнул что-то свое непонятное, и слегка хлестнул Царапину плеточкой по шапке. Тут же двое слуг выхватили его из строя и подзатыльниками погнали прочь. Царапина даже не успел оглянуться на Хвоста.

"Ничего, может обойдется еще и не расстанемся. Только бы мне к этим же двоим петухам ряженым попасть!" - подумал Хвостворту.

- Этого забирай! - Сказал тут же важный бородатый захребетник, и ткнул пальцем в грудь Хвосту. На шею ему накинули петлю и потянули словно бычка. Не очень сильно, но упираться, как бывает, упирается скотина, было уж больно себе дороже. Бычка за такое инакомыслие хлещут хворостиной, а пленный дубравец запросто мог остаться и без головы.

"Сорок один нас было. - Думал Хвост - Беркута с четырьмя сразу увезли. Двоих убили. Тридцать четыре остается. На трое поделить - значит по одиннадцать и один лишний. Как они, интересно, тридцать четвертого будут делить? На кусочки порежут? Хоть бы передрались, да поубивали друг друга к волкам!"

Группу, в которую угодил Хвостворту, отвели за пару "дворов" и согнали в широкую яму, глубиной в два с лишним обхвата. Сверху накрыли решеткой из связанных жердей. Дали в яму большой скребок - собирать со дна грязь и воду, дали ведро, чтобы это добро выносить наружу. В это же ведро пленникам полагалось оправляться самим. Вот только подкрепиться ничем не предложили.

- Жрать на вас еще готовить... Передохните все - и то хорошо! Тогда самих собакам скормим, хоть наедятся как следует! - бухтел сверху мордастый захребетник, широченный в плечах и в пузе.

- Не ворчи! - сказал другой, молодой, чернявый и в кудрях как барашек - Вы не обессудьте, господа стреженцы! - с улыбкой обратился он к пленным - Пирогов мы вам не успели напечь, и курочки, видишь, не зажарили, так вы не обижайтесь! Мы ведь не знали, живые вы к нам придете, или волки будут в лесу вашими косточками хрумкать! Нате вам зато!

Он скинул в яму несколько поленьев. Дали и тлеющую головню. Пленники сразу развели костерок и сели возле него тесным кругом, стараясь не прислоняться к холодным стенам своей земляной тюрьмы. Никто не говорил почти не слова - обсуждать события недоброго утра не хотелось - и без того было тошно. Гадать, что будет дальше - тем более.

Утром принесли новых дровишек, и наконец еду: Большой жбан сырых картофельных очистков. Пленники черными от грязи пальцами стирали с тоненьких ломтиков землю, нанизав на лучинку жарили над костром, и с великим удовольствием поедали вместе с кожурой. Ужинать дали новое лакомство - пригарки от каши со дна котлов, некоторые темно-коричнивые, а некоторые вовсе угли углями. А на следующее утро побаловали целым ведром вареных рыбьих ошметков - хребты, головы, плавники и хвосты.

- Эй, толстяк! - окрикнул Хвост мордатого захребетника-ворчуна, когда тот поднимал из ямы пустое кормежное ведро - Передай там вашим, чтобы в следующий раз кости не дочиста гладали, а то, не ровен час, поперхутся!

- Не нравится? - спросил стражник - Может не солоно? Так я вам насу в котел в другой раз для вкуса!

И в добавок запустил в Хвоста ведром.

Так Хвостворту, что вчера из нищих граждан попал в боярство, теперь стал захребетским безвольным пленником. А в скором времени и это его положение должно было переменится, вот только на что еще?

Разговоров в яме было немного - опасались говорить при сторожах, без конца стоявших над душой. Те были хмурые, и кажется, говорить с пленными им было запрещено. А может, сами охранники не желали трепаться со "стреженцами" от которых, вероятно, много выстрадали. Если же и было от них что-нибудь слышно, то одни ругательства и огрызки, могли еще вдобавок запустить камнем или земляным комком, или поддать сверху древком копья. Лишь один захребетник, тот самый кудрявый весельчак, кажется, не подчинялся никаким запретам, и когда оставался со своими подопечными наедине, то болтал с ними о том-о сем, шутил и смеялся, сидя свесив ноги в яму. Однако, поразмыслив, пленные перешептали друг другу, чтобы и с этим молодцом не особенно развешивать уши. Мало ли, он нарочно приставлен подслушивать, и из разговорных обрывков выбирать и мотать на ус нужные слова...