Через годы и расстояния (история одной семьи) - Олег Трояновский

Помимо этого, особенно к концу моего пребывания в Японии, сотрудники основных газет, специализирующиеся на Советском Союзе, выразили пожелание, чтобы посол встречался с ними каждые две-три недели. Обычно это была группа из 20–25 человек. Многие из них раньше работали корреспондентами в Москве, многие знали русский язык. Я им рассказывал о последних новостях, они задавали вопросы. Иногда, чтобы заинтересовать их и проверить, насколько на них можно было положиться, я сообщал какую-нибудь сравнительно невинную информацию с предупреждением, что это для их личного сведения, а не для публикации. Должен сказать, что не было случая, когда кто-либо из них нарушил это эмбарго.

Когда я прибыл в Японию, премьер-министром был Эйсаку Сато. Он занимал этот пост в течение восьми лет — срок необычно долгий для Японии. Сато считался представителем правого крыла правящей Либерально-демократической партии. Но это разделение на правых и левых было весьма относительным. Тем более что кардинальные вопросы внутренней и внешней политики страны в Японии решаются консенсусом с участием основных политических деятелей и лидеров делового мира. Во всяком случае так обстояло дело в годы моего пребывания в Японии. Полагаю, что и сейчас немногое в этом плане изменилось. Недаром американские бизнесмены, которых бесила непробиваемость японского рынка, называли всю Японию одним большим акционерным обществом.

У читателя может, естественно, возникнуть вопрос: не мешало ли установлению знакомств с японцами незнание японского языка. Да, мешало. Вопреки распространенному мнению, знание английского языка в Японии — удел лишь сравнительно узких групп населения. Это работники Министерства иностранных дел, сотрудники внешнеторговых организаций, представители интеллигенции, учившиеся за границей.

Японский язык нелегок, и потому отсутствие его знания у иностранцев здесь мало кого удивляет. Послы, как правило, работают с переводчиками. Однако обширный круг знакомств позволял мне работать и с английским языком. Через какое-то время я стал ходить в Министерство иностранных дел один, без сопровождения. Поначалу подобное шокировало некоторых сотрудников нашего посольства, преимущественно старой закваски. Они предостерегали меня, что это может плохо кончиться, что японцы устроят мне какую-нибудь провокацию. Но я продолжал ходить один (за исключением особо важных дел), и ничего плохого за девять лет со мной так и не случилось.

При Сато особо острых моментов в наших отношениях не возникало. Это был период грандиозной ссоры между Советским Союзом и Китаем, а японский премьер-министр, следуя в фарватере США, в свою очередь ориентировался на Тайвань. Кроме того, одна из основных задач японского правительства в то время заключалась в том, чтобы добиться возвращения Окинавы, которая с 1945 года находилась под управлением Соединенных Штатов. Поэтому Сато меньше внимания обращал на проблему Курил, видимо считая, что после решения вопроса об Окинаве у Японии появятся дополнительные аргументы в территориальном споре с Советским Союзом.

Временами он прямо-таки удивлял меня. Помнится, в 1968 году, когда советские войска были введены в Чехословакию, я получил из Москвы указание изложить премьеру наши доводы по этому вопросу. Доводы были неубедительные. Да они и не могли быть убедительными. Мне казалось тогда и кажется сейчас, что это была одна из крупных ошибок брежневского периода. Тем не менее я исполнил имевшееся поручение, «предвкушая» неприятный разговор. К моему удивлению, Сато ограничился примерно следующей сентенцией: советское правительство не могло не предвидеть все неприятные для него последствия этой акции. Тем не менее оно сочло возможным ее осуществить. Из этого можно сделать вывод, что оно не видело иного выхода из создавшегося положения. На этом, к моему удивлению, наш разговор на чехословацкую тему закончился.

Хорошее впечатление от Сато осталось у Громыко после визита в Японию в 1972 году. Этот визит прошел в благожелательной атмосфере прежде всего потому, что наш министр иностранных дел прибыл с небольшим подарком — заявлением о готовности Советского Союза передать два из четырех островов, на которые претендовала Япония. Для японской стороны это было недостаточным, но в тот момент им показалось, что лед тронулся.

Сато обладал чувством юмора. Да и Громыко, когда обстановка этого требовала, мог удачно сострить. Помнится, на обеде в резиденции японского премьера Сато сказал, что на следующий день он должен принять испанского министра иностранных дел, который, как он слышал, является то ли правой, то ли левой рукой генералиссимуса Франко. На это министр, не моргнув глазом, сказал: «Вот как, а я думал, у Франко обе руки правые».

После того как Сато ушел с поста премьер-министра, он был награжден Нобелевской премией мира, что немало удивило многих японцев, которые иронизировали по этому поводу и строили различные догадки, каким образом была получена столь высокая награда.

Однажды, уже находясь в отставке, Сато в разговоре со мной завел речь о том, что теперь он хотел бы заняться улучшением отношений Японии с Советским Союзом. Упомянул он о возможности создания какого-нибудь общественного комитета или группы, которую он был бы готов возглавить. Я поддержал его в этом начинании и думаю, что он мог бы кое-что сделать в этом плане. Однако этому не суждено было осуществиться: Сато вскоре скоропостижно скончался во время какого-то банкета в одном из японских ресторанов.

После отставки Сато пост премьера занял Какуэй Танака. Это был человек совсем иного склада. Выходец из бедной семьи, человек, сделавший себя сам, как говорят американцы, сколотил большое состояние и создал самую многочисленную в Либерально-демократической партии фракцию.

Со временем я близко познакомился с Танакой, а его дочь с мужем даже посещала нас позже в Пекине, когда я работал там. Танака был чрезвычайно энергичный, можно сказать, пробивной человек, не брезговавший средствами для достижения цели, что его в конечном итоге и погубило. Его познания во внешней политике, как и общеобразовательный уровень, были ограничены. Посол Польши жаловался мне, что во время их первой беседы японский премьер неожиданно встал, подошел к висевшей на стене карте и попросил посла показать ему, где находится «эта ваша Польша». Посол, естественно, был оскорблен до глубины души.

Запомнился мне еще такой случай. Вскоре после назначения премьером Танака явился на прием, устроенный президентом Торгово-промышленной палаты Японии Сигео Нагано, одним из наиболее влиятельных и уважаемых руководителей делового мира. Одновременно он был сопредседателем советско-японского комитета экономического сотрудничества. На этом приеме в основном присутствовали представители тех компаний, которые вели торговлю с Советским Союзом. В своем выступлении новый премьер-министр, говоря о заинтересованности Японии в развитии отношений с нашей страной, заявил полушутя-полусерьезно, что правительство будет действовать так, как того хочет господин Нагано. Эта фраза показалась мне многообещающей, поскольку Нагано был сторонником развития всесторонних отношений с нашей страной. Однако, как вскоре выяснилось, слова Танаки были применимы только к торгово-экономической сфере.