Кодекс Люцифера - Рихард Дюбель

Из черной бездны подворотни напротив появилась тень и скользнула к ней, и, если бы тень в ту же секунду попросила умереть вместе с ней, Агнесс согласилась бы.

Внутри большой кареты было ничуть не теплее, чем снаружи; сквозняка, однако, не было, и казалось, что здесь царит совершенно особенная стужа. Агнесс затряслась от холода, не успев сесть на скамейку, кожа на которой была сплошным куском льда. Киприан, та самая массивная фигура, появившаяся из темноты, сел напротив, молча смотрел на нее, сорвал с себя плащ и укутал ее, прежде чем она успела возразить. Она могла бы сказать ему, что тут и трех плащей не хватит, потому что холод идет изнутри нее Одежда Киприана пахла им, и этот запах вонзил в ее замершее сердце ледяную сосульку.

– Агнесс, – произнес Киприан.

Его голос едва заметно дрожал. Это была последняя капля, переполнившая чашу. Что-то развернуло ее сердце прямо в груди и сдавило его; боль была так велика, что на глазах у нее выступили слезы.

– Где ты был все это время? – всхлипнула она.

– Я не хотел оставлять тебя одну.

– Ты же пообещал мне…

– Я знаю. Мое обещание остается в силе.

Она почти не слышала, что он говорит. Ее рыдания были такими громкими, что отдавались у нее в ушах.

– Где ты был? – Агнесс почувствовала, как что-то поднялось в ее горле и вырвалось наружу, прежде чем она сумела остановить его. – Где ты был?! – закричала она.

Она чувствовала на себе спокойный пристальный взгляд Киприана. В ее мозгу бушевала буря, поднимавшая огромные волны, которые накрыли ее с головой, и она начала тонуть.

– Я ведь тебя ждала! – снова закричала она. – Ждала! С сердцем, полным надежды, и ртом, полным лжи, когда кто-то из моей семьи или прислуги переходил мне дорогу. Целый день я ждала, что ты выполнишь свое обещание и придешь забрать меня с собой. Я не переставала ждать и тогда, когда родители силой увезли меня из Вены. Я никогда не думала, что ты оставишь меня в беде! Не передавала ждать даже тогда, когда мы уже почти приехали сюда, в Прагу!

– А теперь ты перестала ждать? – спросил он. Девушка смущенно заморгала. На этот вопрос она не могла ему ответить.

– Где ты был? – уже спокойнее повторила она.

Он продолжал смотреть на нее своим особым, раздражающе спокойным взглядом. Агнесс видела пар, образу, емый его дыханием. На полу кареты стоял маленький светильник с полуприкрытой створкой; снаружи, наверное свет был совершенно незаметен. В темноте в его глазах мерцали блики. Каким-то непостижимым образом у нее создалось впечатление, что в повозке неожиданно потеплело. Она поплотнее укуталась в его плащ.

– Я был в тюрьме, – наконец сказал он.

Девушка почему-то не удивилась и лишь прошептала: «Себастьян…» Она вспомнила, что в тот самый день, когда она зря прождала Киприана, не замечая приготовлений к отъезду обоих семейств – как Вигантов, так и Вилфингов, Себастьян Вилфинг пришел в ее дом, попытался обойти нагруженного вещами слугу и врезался в какую-то балку. Он потер ушибленную челюсть и одновременно смеялся и стонал, красноречиво поглядывая в ее сторону. В памяти Агнесс тут же всплыло возникшее у нее тогда впечатление, почти утонувшее в растущем отвращении к нему, что Себастьян был как-то слишком уж неуклюжим. Она еще тогда подумала, что он нарочно это подстроил, чтобы развеселить ее. Позже, глядя на его распухшую челюсть с содранной кожей, она решила, что клоунада была не очень удачной; а еще позже она вообще ни о чем не думала, поскольку Киприан все не появлялся, а она сидела в экипаже и колеса торопливо стучали по булыжной мостовой и утоптанной земле.

– Я рассчитывал, что меня вытащит оттуда дядя Мельхиор, но он до самого Рождества просидел в Риме. Он хотел защитить Папу Иннокентия. Ты знаешь, что Папа Иннокентий умер?

Она кивнула.

– Это уже третий Папа за неполных два года. Дядя Мельхиор убежден, что близится конец света.

– Мой мир рухнул, когда ты не пришел, – заявила она.

На этот раз в ее голосе не было упрека. Он ничего ей не ответил. Она почувствовала настоятельную потребность прикоснуться к нему, прижать его к себе – такую же сильную, как и неожиданная злость, охватившая ее. Злость мгновенно испарилась, но все-таки успела подавить желание обнять Киприана – не сумев осуществиться, оно превратилось в тупую боль. Он сидел не шевелясь, и Агнесс тоже будто окаменела. У нее перед глазами висело воспоминание о том, как он стоял там, внизу, у входа в дом – жрец темноты. Священник…

– Что произошло? – прошептала она.

– Дядя Мельхиор вытащил меня из заключения, как только узнал, что стряслось. Мой братец совершил попытку что-то предпринять, но сразу же сдался. Стражники вывели меня наружу, а там меня встречал дядя Мельхиор, еще более худой и бледный, чем раньше. Он сказал мне: «Хорошо снова быть дома», а я ответил: «Согласен». Потом он привез меня к себе во дворец, и я принял первую ванну за последних три месяца. Пока один из его слуг брил меня, он рассказал мне, что случилось в Риме.

– Что мне до Рима? Что случилось с тобой?

Она провела непослушной рукой по его одежде. Тепло, собравшееся в ее норке из двух плащей, снова испарилось. Ее ступни превратились в ледышки.

– Дядя Мельхиор выдвинул одно условие. – Он поддернул свое одеяние.

– Боже мой… Киприан…

Киприан кивнул, затем неожиданно широко улыбнулся, он взял шапочку, которую положил возле себя, и протянул ей. Поднеся ее поближе к глазам, она поняла, что это всего лишь обыкновенная шляпа с высокой тульей, примятая в нужных местах и без полей. Киприан откинулся на спинку сиденья. Теперь она видела, что одежда его вовсе не ряса священника, она просто черная и без украшений; то, что выглядывало из-под плаща подобно полам рясы, было лишь тонкой пелериной, а вместо пышных испанских штанов на нем были короткие, до колен, штаны в обтяжку. Она произнесла первое, что пришло ей в голову:

– Ты солгал.

– Вовсе нет, – возразил он. – Я просто не стал разубеждать твоего отца и старого Вилфинга, когда они решили, что я дал обет.

Агнесс положила фальшивую шапочку рядом с собой. Теперь, когда она знала, что это, казалось невероятным, что можно было так обмануться. Она вспомнила, какие чувства пронзили ее, когда служанка назвала его священником.

– Ты позволил им в это поверить.

– Влияние дяди Мельхиора на Прагу не распространяется. Если твоя семья и Вилфинги будут считать, что я священник и подчиняюсь только церковным правилам, они не станут сводить со мной старые счеты. А я ведь не сделал ничего плохого. Все, что я совершил, – это слегка помял старую шляпу и использовал темноту.

– Ты позволил мне поверить этому, – уточнила Агнесс.