Жертва - Марина Эльденберт

Беатрис вскрикнула, и Лоуэлл перевел взгляд на монитор. Люк наконец-то прыгнул: по-звериному резко и внезапно. Измененной удалось перекинуть его через себя, но он одним движением подскочил, бросаясь на неё. Они сплелись в единый клубок, и покатились по полу. Её кровь брызнула на пол, пропитывая одежду.

«Хорошо, — удовлетворенно подумал Лоуэлл. — Теперь он не остановится».

Джек не думал, что измененная позволит себя убить, но даже если и так, у него есть второй экземпляр, мужчина. Она изменила своего ухажера, и это сработало.

Лоуэлл рассчитывал понаблюдать за ним хотя бы пару недель. Возможно, чума уже начала свое мерзкое дело, но молодые неизменно держались дольше. Из крови Энтони Хартмана можно будет синтезировать нечто гораздо более приемлемое для его цели, чем то, что ввели Люку.

Измененная с силой швырнула звереныша в сторону, Люк ударился о стену, и получив приличный разряд, на мгновение замер бесформенной грудой костей. На мгновение ли? Осознать Джек не успел, потому что услышал яростный шепот Беатрис.

— Ты, больной ублюдок, останови это! Ты наверняка не знаешь, что у Сэта были наработки в совершенно ином ключе. Второй вариант, — она выдержала паузу и добавила. — Ой, и правда не знаешь. Я забыла о них упомянуть, потому что увидела их за пару часов до того, как ты приказал меня схватить без предупреждения. И не сказал о том, что использовал Люка в своих чертовых экспериментах с непроверенным вирусом!

Ярость затопила все его существо. Гадина, какая же гадина!!! Он с трудом удержался от того, чтобы разбить ей голову об пол. Схватить за волосы, сдернуть с кресла и бить до тех пор, пока её черепушка не расколется на несколько частей.

— Блефуешь, Беатрис. Ты слишком тряслась за своего мальчишку, ты бы сообщила сразу, — ему стоило больших усилий вытолкнуть это из себя равнодушно и безэмоционально.

Он вспомнил, что охрана за дверями, а в ярости швыряющий технику Вальтер, пинающий ногами Беатрис, может вызвать подозрения. Измененный был сволочью и садистом, но действовал тоньше и никогда не выходил из себя. До того самого момента, как понял, что ему не удастся избежать смерти. Вот тут он начал скулить.

Лоуэлл отлично помнил равнодушное лицо Кроу во время допроса бывшего хозяина жизни. Вальтер верещал, как свинья, которой в задницу вставили вертел.

У Джека до сих пор хранилась запись этого момента. Он обожал её пересматривать.

— Не суди себя строго, я полна сюрпризов.

— Я тоже, Беатрис! — Лоуэлл наклонился к ней вплотную. — Помнишь, как ты бесилась, для кого тебе придется раздвинуть ноги? Ты же ненавидела его сильнее, чем кого бы то ни было, но все равно оказалась под ним, как драная подстилка. Думаю, тебе приятно будет знать, что Торнтон создавал не оружие. Он работал над противоядием, которое спасло все ваши никчемные жизни.

Марк Коулсон рассказал ему, что в «Бенкитт Хелфлайн» работали над «вакциной жизни». Так её называли посвященные измененные. Несущую смерть заразу придумали задолго до рождения Сэта Торнтона. Вирус, абсолютно безвредный для людей, носителями которого являлся каждый живой человек с осени две тысячи одиннадцатого года.

Джек наслаждался выражением растерянности на её лице до того момента, как понял, что она счастлива. Гадина была счастлива услышать это. Она что, сама всерьез запала на Торнтона вместо того, чтобы играть с ним?! Лоуэлл не удержался от искушения, с силой ударил её в лицо. Она пожалеет о том, что родилась на свет и протянула так долго. К сожалению, Беатрис мгновенно потеряла сознание, а он настроен был продолжать.

Ругая себя за свою несдержанность, Джек поднялся, нажал кнопку коммуникатора:

— Вытащите оттуда девчонку.

Он не собирался использовать исследования Торнтона, в них было слишком много непонятного, какого-то бреда, не имеющего ничего общего с сутью вируса. Как бы там ни было, Беатрис пожалеет, что решила играть с ним в свои игры. Действительно пожалеет.

В инвалидной коляске она напоминала мешок с костями. Зак поставит гадину на ноги за пару часов, или его драгоценная Хилари пойдет на корм измененным. Когда Беатрис снова будет в состоянии двигаться и чувствовать боль, они продолжат этот разговор.

— 26 —

Пробуждение в палате стало чем-то привычным. Белые потолки, искусственный свет и два охранника — либо внутри — это значило, что скоро заявится Вальтер, либо за дверью — на случай, если его визит откладывался.

Беатрис привыкла быть сильной с детства. Девушки её возраста покорно отдавались на волю родителей, а после — супруга, она же всегда выбирала сама: отказалась от замужества с человеком, который был ей противен, от монотонных серых будней, которые превратили бы её в старуху раньше времени. Она выбрала право быть любовницей, путешествовать, жить так, как хотелось ей и не задумываться о завтрашнем дне.

«Гибель» Авелин выбила из колеи, но даже тогда она не сдалась. После всего через что ей пришлось пройти, настоящие слабость и беспомощность казались унизительными. Беатрис вспоминала, какой кошмар пережила в Ордене, но сейчас будто что-то изменилось. Появился надлом, от которого по всей броне трещинами расползалась слабость.

Она ненавидела себя за слезы, стоящие в глазах и ком в горле, но ничего не могла поделать. Совершенно некстати в голову лезли воспоминания о том, как в Зальцбурге Сильвен вытащил её из Ада. Неизвестно что было больнее. Те воспоминания или мысли о том, что на этот раз никто не придет. Одиночество в силе Беатрис тоже выбрала сама.

Она не сможет спасти Авелин. В таком состоянии ей не грозит подняться, не скривившись, что уж говорить о каких-то более активных действиях.

Были и хорошие новости. До Сэта ублюдок не доберется. Она хотела бы рассказать ему о том, что не он стал причиной гибели людей по всему миру, увидеть радость в его глазах — такую же, какую почувствовала сама, когда Вальтер сказал ей.

На момент первой встречи с Сэтом Беатрис считала его виновным чуть ли не во всех смертных грехах. Особенно в том, что она больше не была измененной и не могла сама помочь Люку. Заблуждения на его счет можно тоже занести в копилку собственной глупости, вот только легче от этого не станет.

Дверь в палату открылась, Беатрис встретилась взглядом с доктором и поняла, что выглядит хуже, чем предполагала. Улыбка покинула лицо Беннинга, как только он переступил порог, взгляд стал мрачным и серьёзным. По всей видимости, ему было неприятно видеть дополнительный раскрас на её лице, нанесенный Вальтером.

— Все так страшно? — собственный голос казался хриплым и грубым, говорить было трудно. Действие обезболивающих заканчивалось, и тело отзывалось запоминающимися ощущениями на каждое неловкое движение.

Беннинг поинтересовался о её самочувствии, в ответ Беатрис только усмехнулась. Она была искренне рада, что слезы успели высохнуть. Одно дело, что ты чувствуешь сама, другое — когда позволяешь другим видеть свою слабость.

— Понадобится достаточно времени, чтобы вы поправились.

Он говорил это чтобы успокоить её или себя?

— У меня не будет времени, док. С наибольшей вероятностью сегодня или завтра мне ещё добавят увечий, поэтому спасибо за ваш неиссякаемый оптимизм, но я бы предпочла услышать что-нибудь более смелое из уст мужчины по половым признакам.

Он едва уловимо покраснел, неловко улыбнулся.

— Можете называть меня Зак. Люк представлял вас именно такой, храброй и бескомпромиссной.

— Ниже пояса, — взгляд Беатрис стал жестким. Люк не стал бы рассказывать о ней первому встречному. Что в докторе такого, что он решил ему довериться? Был ли мужчина его последней надеждой или в самом деле оказался достойным его доверия?

— Люк стал первым участником эксперимента. На нем тестировали новый вирус, потому что результаты его анализов были крайне неутешительными. Он не протянул бы и недели. То, что должно было его вылечить, сделало его… — Зак запнулся, подбирая слова. — Не человеком.

Беатрис сильно сомневалась, что Вальтер действовал в интересах Люка и спасал ему жизнь.

У мальчика не было выбора, но у Вальтера был. Позвонить ей. Позволить обнять в последний раз, проститься с ним, а не бросить на амбразуры. Заранее зная, что в случае неудачи ребенок умрет в одиночестве.

— Процесс необратим? — Беатрис не отпускала взгляд доктора. — Кто он сейчас? Кем станет через месяц?

— Не думаю, что это можно исправить. Мне жаль, — Зак закашлялся, достал платок и на время приступа отвернулся от Беатрис. — В нем сохранились основные инстинкты и ничего кроме.

Беатрис глубоко вздохнула, но предпочла сменить тему даже в собственных мыслях. Если думать о Люке и о представлении, которое собирался устроить Вальтер, можно наделать много глупостей.

Беннинг интересная и далеко не последняя фигура во всей этой истории. Он общается с Вальтером не так, как остальные. Его кашель — очередной трюк, достойный внимания. Во время Второй мировой Беатрис работала в военном госпитале и прекрасно представляла, чем отличается естественный изматывающий кашель от надрывного на публику.