Бегство из Эдема - Патриция Гэфни

В конце концов, силы ей изменили, продолжать стало невозможно. Ей пришлось схватить Бена за запястье, чтобы привлечь его внимание.

– Мне дурно, ты должен отвезти меня домой.

Он начал возражать, и она сжала его руку, словно тисками.

– Нет, сейчас же, сию минуту. Говорю тебе, мне нехорошо.

Сара не догадывалась, насколько Бен пьян, пока он не попытался встать. Она потянулась, чтобы его подхватить, но было уже слишком поздно. Он навалился на стол всем своим весом, и приборы задребезжали. Размахивая рукой в попытке за что-нибудь ухватиться и сохранить равновесие, Бен опрокинул стакан воды, бокал с вином и высокую зажженную свечу, стоявшую в центре стола в окружении живых цветов.

Мистер Блэкмен мигом оказался рядом с ней. Он подхватил Бена, принялся увещевать его спокойным, дружелюбным голосом и осторожно отбуксировал прочь от стола. Сара извинилась перед присутствующими и пробормотала что-то насчет кэба (свою карету Кокрейны в этот вечер оставили дома, их подвезли Киммели). Ошеломленное лицо миссис Шеридан еще долго стояло у нее перед глазами. Помогая Бену вытащить деньги из бумажника (он намеревался расплатиться за всех), она не обратила внимания на Алекса, пока тот сам не сунул деньги стоявшему за плечом официанту, а затем подхватил Бена под вторую руку. Вместе с Сарой они вытащили Бена из ресторана. Мистер Блэкмен придерживал дверь.

Свежий воздух немного взбодрил Бена, но не помог ему протрезветь. Вместо того чтобы утихомириться, он еще больше разбушевался.

– Макуэйд! – вскричал Бен, словно только что увидел Алекса (ни имени Блэкмена, ни его самого он, похоже, вообще не запомнил). – Эй, кто этот тип, вы его знаете? Это Макуэйд, мой архитектор. Строит для меня самый, черт его побери, здоровенный дом во всем Ньюпорте. Верно? Верно? Скажите ему, Макуэйд, во сколько эта штуковина мне обходится.

Его занесло на ходу, он покачнулся и налетел на Сару, обхватив ее рукой для равновесия.

– Найди кэб, – бросил Алекс другу. Блэкмен сошел с тротуара на мостовую.

– Я пьян, Сара. Как же так, черт возьми? Какого дьявола?

Оттолкнув Алекса, Бен обхватил Сару обеими руками и тяжело повис на ней.

– М-м-м, пахнет вкусно.

Он уткнулся лицом ей в плечо, довольно мыча себе под нос какую-то пьяную песенку без слов и без мотива. Сара споткнулась и, наверное, рухнула бы под его тяжестью, если бы Алекс не оттащил его с внезапной, едва сдерживаемой яростью.

– Эт' моя жена, Сара. Ах да, ты же ее знаешь… я з'был. А знаешь, ее мамаша была герцогиней! Ее хренова светлость, чтоб мне лопнуть!

Бен захохотал, потом снова покачнулся и грубо выругался. Сара сама не замечала, что плачет, пока он не схватил своей пьяной лапой ее лицо.

– Эт' что? – заплетающимся языком промямлил Бен, пялясь на нее.

Наемный кабриолет остановился у тротуара рядом с ними. Алекс и Блэкмен первым долгом втащили внутрь и усадили Бена; он плюхнулся на сиденье с тяжелым стуком, от которого карета покачнулась, как лодка на воде.

– Я поеду с вами, – с мрачной решимостью заявил Алекс, взяв ее под руку.

Сара проворно вывернулась и попятилась, загораживая дверцу кареты.

– Спасибо, не нужно.

– Но вам нужна помощь. Мы оба поедем…

– Вы очень любезны, мистер Макуэйд, но у дома есть слуги, они помогут.

Он не смог сдержаться и прошептал:

– Сара…

Она повернулась кругом, слепо нащупывая подножку. Алекс подхватил ее обеими руками, и Сара, ощутив его ладони у себя на талии, с трудом подавила в груди рыдание. Она понимала, что близка к гибели. И все же, когда Алекс потянулся, чтобы захлопнуть дверцу, Сара протянула руку и удержала ее открытой на несколько драгоценных секунд. «Забудь все, что я сейчас наговорила. Я не хотела тебя обидеть, – сказала она ему полными слез глазами, моля бога, чтобы он ее услышал. – Алекс, я люблю тебя».

Она откинулась на сиденье кареты. Дверца захлопнулась. Блэкмен дал вознице денег; Алекс сказал ему адрес. Кабриолет дернулся. Бен застонал и положил голову ей на колени, обхватив их руками. Она опустила руку ему на плечо, машинально укачивая его, пока электрический грифон на желтом фасаде ресторана «Ректор» не скрылся из виду за окном. Кэб плавно влился в вечерний поток экипажей на Бродвее.

18

Часы на каминной полке пробили час ночи, и их звон заставил Сару очнуться от легкого забытья. Но она не поднялась с дивана, на котором лежала, так и не сняв дорожный костюм в бежевую и белую полоску и высокие сапожки на пуговицах. Несколько часов назад она зажгла одну свечу и поставила ее на низкий мраморный столик возле дивана. Теперь, прямо у нее на глазах, догоревшая свечка зашипела и погасла, оставив ее в полной темноте. Может быть, стоит остаться здесь на всю ночь? Кому какое дело? Майкл и Таша крепко спят наверху, они никогда не узнают. В этот день она оставила Бена в Таксидо-парке [26], он тоже не узнает. А что подумают слуги – разве не все равно?

Нет, ей было не все равно. В кого она превратится, если перестанет заботиться о том, что подумают слуги? Раз ее это беспокоит, стало быть, для нее еще не все потеряно, есть еще последняя надежда. Она не погибла.

Но в этот день она чувствовала себя потерянной. Настолько потерянной, что оставила веселую домашнюю вечеринку в загородном доме Киммелей на день раньше положенного и вернулась домой на поезде. «Мне нехорошо, я больна», – сказала она Бену второй раз за восемь дней, однако он на этот раз отказался вернуться вместе с ней: провести выходные в Таксидо-парке, то есть в том месте, где бывают люди, подобные Уильяму Уитни или Хорасу Дювину с супругой, – нет, такую возможность Бен упустить не мог ни в коем случае, а уж тем более ради своей жены. Он, вероятно, бросил бы ее даже на смертном одре, лишь бы остаться в Таксидо-парке.

К тому же он был отнюдь не глуп, Сара не сомневалась, что он догадался: ее болезнь всего лишь предлог. На самом деле она не была больна, хотя действительно чувствовала себя плохо. Она была без сил. Она разваливалась на части. Она больше не могла притворяться.

По уснувшему дому прокатился звук, в котором она узнала стук захлопывающейся наружной двери. Сара твердо помнила, как сама заперла ее по возвращении домой. Должно быть, это Бен вернулся и открыл своим собственным ключом. Но зачем ему возвращаться так поздно?

Сара села на диване. Голова у нее гудела, она никак не могла решить, стоит ли пойти и встретить его. Какой в этом смысл? Он лишь заставит ее объяснять, почему она так странно себя ведет, почему заснула внизу, не раздеваясь. Ответов на все эти вопросы у нее не было. Лучше с ним не встречаться.

Но вот до нее донесся негромкий женский смех, потом в холле послышалась тяжелая мужская поступь. Сара встала, хотя ноги плохо ее слушались. Шаги приближались. А вот и частые женские шажки на высоких каблуках вслед за ними. Дверь в гостиную не была заперта; она открылась, и на пороге возникли две темные тени. Сара застыла на месте, словно оледенела. Тем временем пара вдверях слилась в единый и неразличимый черный силуэт. В ночной тишине шуршание одежды, трущейся об одежду, показалось ей очень громким и каким-то непристойным. Она прижала обе руки ко рту, когда узнала грудной, урчащий женский голос. Не в силах произнести ни слова, она наклонилась к столику и зажгла стоявшую на нем электрическую лампу.