Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил

3. Отделяйте вопросы истины от вопросов справедливости

Многие из тех, кто пишет и говорит об оспариваемых версиях истории палестинцев и израильтян, вдохновляются высокими идеалами истины и справедливости. Евреи и христиане, чтущие Ветхий завет, могут, например, сослаться на псалом 84, где говорится, что «правда и мир облобызаются; истина возникнет из земли, и правда приникнет с небес». В своей исторической речи в израильском Кнессете президент Египта Анвар Садат говорил о себе как о добром мусульманине, исполняющем «священную миссию», и раз десять призвал к «прочному миру, основанному на справедливости»[631].

При обсуждении истории этого конфликта практически невозможно обойти соображения справедливости — устранение причиненного вреда, борьбу против угнетения, оккупации или ущемления прав, страстное стремление обрести родину, желание защититься от насилия и террора. Нет сомнений, что противоборствующими сторонами и их группами поддержки движет жажда истины и справедливости. Но, как мы убедились, внесение в повестку дня пунктов, определяемых как вопросы справедливости, признания и прав, не раз приводило к срыву переговоров, которые могли бы помочь установлению мира.

В поисках правды и справедливости, как мы их себе представляем, мы обычно обращаемся за указаниями и вдохновением к политикам, активистам, а также духовным и общественным лидерам. Однако мне неясно, до какой степени нам стоит полагаться в этом вопросе на ученых и историков, которые читают лекции или пишут книги об этом или любом другом конфликте. Задаваясь вопросами справедливости, ученые неизбежно включаются в защиту интересов одной из сторон. Когда ученые или профессора берутся отстаивать мнение одной из сторон или ее представление о справедливости как единственно правильное и стоящее, их лекции и публикации, преследующие такую цель, могут сослужить плохую службу студентам и читателям, которые ждут — и заслуживают — беспристрастного изложения конфликтующих требований, взглядов и опыта обеих сторон наряду с их представлениями о самих себе.

В своих научных работах и лекциях ученым лучше не отдавать предпочтения какому-то из нарративов и не поддерживать претензии одной из сторон. Мне кажется, что это похвальная цель и она требует лишь минимального самоограничения, которого, увы, в последние годы недостает научным кругам. Даже сочувствуя объектам своего исследования, ученые принесут больше пользы своим студентам и читателям, если не станут подражать образу мысли «мы (добро) против них (зла)», который демонстрируют сами противоборствующие стороны, а постараются от него дистанцироваться. На общественно-политической арене, в средствах массовой информации и в низовой политической активности есть достаточно возможностей отстаивать справедливость и удовлетворять претензии, так что переносить эти темы в учебный процесс и в научную деятельность нет никакой необходимости.

4. Избегайте опасности принимать желаемое за действительное

Большинство неравнодушных людей, ориентированных на решение проблем, считают, что и этот конфликт когда-нибудь должен быть разрешен. Стороны несут такие чудовищные человеческие потери, говорят они, что он просто не может длиться вечно. Многие из тех, кто пишет о конфликте, изучает его и читает о нем лекции, ставят перед собой исключительно гуманную цель: узнать, как лучше положить ему конец. Люди хотят верить — и не могут не верить, — что так или иначе, рано или поздно «свет в конце туннеля» обязательно появится.

Эти естественные и благородные реакции таят в себе несколько опасностей. Одна из них — сосредоточенность на том, как, по мнению наблюдателя, все должно было быть в прошлом или должно быть сейчас, часто в ущерб точному представлению о том, что было и есть на самом деле. Гуманитарные или миротворческие порывы — к счастью, на мой взгляд — неистребимы, но их не следует реализовывать, смягчая, замалчивая или приукрашивая суровую реальность оспариваемых версий истории обеих сторон: что на самом деле произошло и как стороны на самом деле себя чувствовали, как они действовали и реагировали, какими бы неприятными ни были порой эта история и эта реальность.

Определенная низовая активность в поддержку мира между израильтянами и арабами существовала всегда, но особенно она усилилась в короткий период оптимизма, последовавший за подписанием соглашений в Осло в 1993 г. Десяток лет неправительственные организации в Израиле, Палестине и других странах выдвигали новые миротворческие инициативы, направленные на преодоление страхов, урегулирование разногласий и укрепление взаимопонимания между народами[632]. Однако климат для такой деятельности заметно ухудшился после начала Интифады Аль-Аксы в 2000 г. Несмотря на разочарование, постигшее многих убежденных борцов за мир, самые стойкие из них продолжают работать над достижением взаимопонимания. Как мы видели в главе 11, такое их стремление нашло свое выражение в Женевской инициативе, возникшей в конце 2003 г. Это детище израильтян и палестинцев, имеющих недавний практический опыт ведения переговоров, — прекрасный пример реалистичного идеализма, которому удается не принимать желаемое за действительное[633]. В той мере, в какой миротворческие усилия опираются на глубокое понимание оспариваемых версий истории израильтян и палестинцев, они могут способствовать росту восприимчивости к реальным позициям, опыту и чувствам обеих сторон, позволяя наблюдателям и просто неравнодушным людям лучше понять, какие разногласия нужно преодолеть.

В заключение позвольте мне, припомнив жесткие оценки, которые почти столетие назад давали конфликту Давид Бен-Гурион и Авни Абд аль-Хади (см. главу 1), привести слова двух израильтян и двух палестинцев, рассуждающих о сути их до сих пор неурегулированного спора. Хотя все они формулируют свои оценки в терминах столкновения национализмов или столкновения нарративов, степень принятия ими нарратива другой стороны существенно различается, а пути к разрешению конфликта им видятся разные.

Мордехай Бар-Он лично участвовал в войне 1948 г., в 1950-х гг. служил начальником канцелярии главы генштаба Моше Даяна, а затем стал ученым и борцом за мир. Он предложил следующее определение:

Столетней давности конфликт между сионистским движением и арабским национальным движением не является ни результатом ошибки, совершенной одной из сторон, ни результатом непонимания одной из сторон истинных мотивов другой. Ожесточенная конфронтация была неизбежна с того момента, когда в конце XIX в. евреи решили восстановить свой национальный суверенитет в Палестине — на земле, которую они всегда называли Землей Израиля (Эрец-Исраэль), но которая была занята другим народом. Корни конфликта лежат в трагическом столкновении двух систем мотивации и двух процессов, которые изначально были независимы друг от друга, но с течением времени прочно переплелись и столкнулись лоб в лоб[634].

Похожей точки зрения придерживается историк Шломо Бен-Ами, израильтянин марокканского происхождения, который был членом кабинета Эхуда Барака и возглавлял израильскую делегацию на вторых переговорах в Кэмп-Дэвиде. Его мемуары носят название «Шрамы войны, раны мира: израильско-арабская трагедия» (Scars of War, Wounds of Peace: The Israeli‐Arab Tragedy). Он пишет:

Именно тотальный и абсолютный характер израильско-палестинского конфликта сделал его столь затяжным. Ведь это не просто война за территорию или банальный пограничный спор; это столкновение прав и памяти. Тоска по одним и тем же пейзажам, взаимоисключающие претензии на владение землей, религиозными святынями и символами, а также этос лишенчества и беженства, на который обе стороны претендуют как на свою монополию, делают их национальные нарративы практически несовместимыми[635].