По моим правилам (СИ) - Наталия Матвеева

- Оливка! Оливка… - сквозь белую пелену перед глазами Лив увидела бледное лицо Джонни, с разгона приземлившегося около нее на колени. Внутри нее немножко потеплело, но боль заглушала все вокруг: она снова дико закашлялась. Глаза Джонни расширились, наполнившись неподдельным ужасом, она почувствовала, как он приподнял ее, а его теплая рука зажала рану в ее грудной клетке. Как же много жизни и энергии она ощутила в этой ладони, как же много тепла… Лив вдруг отчетливо почувствовала разницу между ними… Она чуть улыбнулась, задыхаясь и кашляя… - Черт!!! Черт возьми, Оливка, глупышка!!! – отчаянно крикнул он дрожащим голосом, вне себя от боли и горя. – Зачем??? Зачем ты это сделала? Черт…

- Лив! – другой испуганный до чертиков голос, и с левой стороны от себя девушка заметила другие больные глаза – уже Макса. – Что ты наделала, глупая?.. Проклятье… Это… ее кровь?.. – с невероятным ужасом спросил он у Джонни, но Лив не видела, куда он смотрит и показывает… Ей было ужасно страшно от того, что песка оставалось совсем чуть-чуть, а она так и не сказала им обоим, не сказала Джонни самого главного…

Она снова закашлялась и слегка улыбнулась:

- Дышать… нечем… - еле прошептала она, снова со свистом вдохнув воздух и почти отключаясь, но с трудом удерживая сознание всеми возможными силами.

Макс и Джонни в бешеной тревоге переглянулись.

- Легкое. – сказал Макс. – Нужно срочно в больницу. Пуля внутри?

Джонни слегка приподнял Лив, и она, сморщившись от боли, ощутила его руку на своей спине, а затем услышала потерянный, дрожащий голос:

- Нет. Сквозное. Кровь… хлещет… - с трудом проговорил он, и Лив охватило еще большее отчаяние… Значит, времени совсем мало… В ее раздумья вмешался третий голос, а точнее, бешеный ор господина Эйдена Мартинеса, получившего жизнь в обмен на жизнь дочери:

- Макс!! Джонни!! Увозите ее!!! Быстрее!!! Я прикрою! Она не должна… - его голос дрогнул и осекся.

Лив не могла двигаться, какая-то жуткая слабость, в сочетании с огромной, разрывающей ее грудь, болью, не давала ей и пальцем шевельнуть… А кашель все усиливался. Джонни подхватил ее на руки, и Лив подумала, что и мечтать не могла о том, чтобы снова оказаться в этих руках после своего подлого поступка…

Боль… разрывает… Стон… Секунда – и все выключилось. Нет, вернись, вернись, нельзя уходить сейчас…

В темноту резко ворвался гул мотора. Сознание включилось. Лив ощущала спиной, отчего-то мокрой, тепло чьих-то коленей, руку сжимающую ее рану, и едва заметную дрожь человека, прижимающего ее к себе со всей горячей нежностью этого мира…

Превозмогая боль, она открыла глаза и увидела такие родные и любимые зеленые, впивающиеся в нее с бешеной надеждой, пробивающейся через ужасное страдание, дикий страх, душевную боль и любовь…

- Оливка, девочка моя, потерпи пожалуйста, скоро тебе не будет больно, только потерпи, не умирай, слышишь? – горячо шептал Джонни дрожащим голосом, гладя свободной рукой по ее щеке и будто передавая жизненную силу через свое прикосновение… А Лив вдруг поняла, что его слова и его руки, его объятия, как пенициллин, заживляли кровавые, рваные раны на ее сердце, оставляя болеть лишь раненное тело. – Ты не можешь меня оставить, малышка, я не смогу без тебя, не смогу ни секунды, да черт возьми, я тысячу раз выстрелю в себя и не буду жить, потому что на этой земле я – ничто без тебя… Лив… Лив… Я люблю тебя, люблю, слышишь?.. Прости меня… - шепнул он и закусил губу до крови, Лив увидела слезу скатившуюся по его щеке… Как же она хотела поднять руку и коснуться его в ответ…

Несмотря на боль, она в эту минуту могла видеть только эти глаза, только это лицо, слышать только этот голос и, кашляя кровью с пузырьками такого необходимого ей самой воздуха, испытывая бешеную аритмию сердца и невозможность вдохнуть, была счастлива.

Счастлива.

И именно в эту секунду, когда она смотрела на него, охваченная трепетным чувством, что она нужна ему, что она небезразлична ему… Именно тогда, как неосязаемый призрак, как тонкая грань, как прохудившаяся, ветхая портьера, перед ее взором замаячила смерть.

Наверное, каждый человек может интуитивно чувствовать ее приближение. И это не только больные неизлечимой болезнью, проживающие каждый миг с готовностью встретить худшее. Те, кто уходят из жизни спонтанно, резко, волей несчастного случая, тоже неосознанно чувствуют ее приближение. Каждый из нас пришел на эту землю ради выполнения собственной миссии, и никто не знает, в чем она заключается: в том ли, чтобы родить гениального ученого, в том ли, чтобы помочь бездомному не умереть с голоду, в том, чтобы в нужное время оказаться в нужном месте и своим простым, ничего не значащим для нас самих советом, вдруг случайно спасти чью-то душу, наполнить другого человека пониманием собственного смысла?.. Но что происходит, в то мгновение, когда дело сделано? Наш организм устроен так, что в ту секунду, когда мы чувствуем себя опустошенными, испитыми до дна, в эту самую секунду мы снова пытаемся запрыгнуть в кабинку колеса обозрения и прокатиться по новому кругу. Мы не догадываемся о том, что все кончено. Мы пытаемся развернуться на новый виток своего сценария. Мы стоим в той точке, когда четко ощущается прошлое – старое, и будущее – новое. Новая работа, новые увлечения, новые друзья, возможно, даже новая семья – плоды душевных метаний человека, создающие иллюзию начала нового этапа… Но вскоре, мы понимаем, что ни одна из попыток перетряхнуть себя на новый уровень не приносит удовлетворения. И тогда приходит она. Забирает тех бедняг, которые мучаются от невыносимого желания понять, как жить дальше… Они просто не знают, что их миссия выполнена, смысл был, и искать новый, если старый утерян, бесполезно…

Так думала Лив о себе, чувствуя всем своим больным сердцем, что она уходит… А Джонни плакал над ней, страдая от невыносимого горя, понимая, какая страшная тень нависла над его любимой… В его глазах горело сожаление, сожаление о каждой минуте, которую он провел вдали от нее, сожаление о том, что не успел все исправить…

А она, понимая ужас того, что из ее песка в верхней доле часов остались лишь жалкие крупицы, собрала в себе все силы, какие только еще были в ее холодеющем теле, и сквозь ужасный кашель, еле слышно прошептала:

- Джонни… - кашель, он вздрогнул, в страхе посмотрев на нее и боясь того, что может услышать. А она должна была сказать… Вдоха не хватало, сердце не слушалось, боль рвала на части, но у него впереди еще целая жизнь, и она должна была сказать ему правду. – Прости… меня… - Лив задохнулась, а Джонни только сильнее сжал ее своими руками, покрывая поцелуями ее лицо… Нет, ей не хватало сил сказать все… - Я… люблю… тебя… - выдохнула она и почувствовала слезы по своим щекам. – Я… кажется… уми…

- Нет! – шепотом воскликнул Джонни, отчаянно замотав головой и заглядывая в ее глаза, зажимая ее рану с такой силой, будто хотел остановить кровь и заживить ее своим собственным теплом. Он дрожал, Лив чувствовала это, и ей хотелось только… успокоить его. Больше она ничего не могла сделать. Не в этой жизни. – Нет! Не смей! Не смей так говорить, Лив! Ты всю жизнь боролась, не смей сдаваться сейчас, мы почти приехали, прошу, потерпи еще чуть-чуть, и все будет хорошо… Я клянусь тебе… Если ты умрешь, то и я умру, понимаешь? – он наклонился к ее лицу близко-близко, Лив могла ощущать свой самый любимый аромат морского воздуха и теплый ветерок его дыхания, согревающий ее холодные губы… Боже, если бы можно было… Хоть один еще только миг побыть с ним просто вот так, глядя в его глаза, ощущая его отчаяние и любовь, чувствуя его объятия… Но у нее не было этого времени. И сказать ему она так и не смогла… Ни ему, ни Максу, который тоже был в машине, Лив ощущала его присутствие, знала, что он бы никогда не оставил ее в такую минуту…

Оливия закашлялась, отпуская последние жизненные силы, и еле слышно проговорила:

- Нет… Ты должен… жить… Это… не страшно… Джонни… Умирать не страшно. – вдруг отчетливо проговорила Лив, сделав последний болезненный, свистящий вдох. Она видела, что он хочет заспорить с ней, видела, как он сопротивляется, пытаясь удержать в своих руках те считанные крупицы песка, которые в ней остались, отказываясь верить, что его любимая вдруг исчезнет навсегда, но слегка покачала головой. – Твое… сердце… должно биться, Джонни… Не сдавайся… Моя… роль… сыграна…

Джонни снова замотал головой и с мольбой в глазах посмотрел вперед.

- Нет, нет, Оливка, что ты такое говоришь! Ты не права, еще не все, терпи, малышка, мы почти приехали, терпи! – отчаянно приказал он ей, но Лив уже уплывала в руки боли… Ей не хватало воздуха, а сердце стучало все медленнее…

- Лив! Лив… Как она?!? – взволнованный, чуть дрожащий голос Макса с переднего сиденья… Лив слышала его зов, но уже не могла говорить. Да, она причинила и ему не меньше боли своими чувствами, своим выбором… Если она умрет, им обоим станет легче…