Последняя война - Василий Росляков

Перед Северным боевым участком ставлю задачу: отрядами - Ворошилова номер один, имени Кравцева, "Смерть немецким оккупантам" и Брянским районным партизанским отрядом занять оборону по реке Навле. Трубчевским партизанским отрядам занять оборону в направлении Острая Лука. Навлинским и выгоничским партизанским отрядам - прорвать вражескую оборону в направлении Ворки и действиями навлинских отрядов - на восток, выгоничских - на запад разгромить тылы противника, уничтожить его базы, после чего совместно со сковывающей группой уничтожить противника в районе Глинное.

Перед ударной группой товарища Выпова ставлю задачу: ударом по левому флангу противника в направлении Чернь, Гаврилова Гута, Теребушка, Кокоревка и далее через большак Алтухово - Острая Лука выйти на исходное положение и совместно с Северным боевым участком разгромить противника на реке Навле.

Александр Павлович убрал руки со стола. Это означало, что он сказал все. Потом посмотрел на начштаба, дождался, пока тот закончил писать, попросил:

- Прошу вас последние данные.

Гоголюк мгновенно вылетел из землянки и через несколько минут возвратился с самой последней сводкой из оперативного отдела. За Навлей временное затишье, на Алтуховском большаке ворошиловцы по-прежнему не могут остановить карателей, отступают...

От обеда Александр Павлович отказался, захотел поехать к ворошиловцам, но прежде, отпустив командиров и комиссаров, остался на несколько минут с Емлютиным, комиссаром объединенного штаба Бондаренко и с командованием Ворошиловского отряда. Разговор был закрытый.

19

На второй день после приезда в отряд Александра Павловича Матвеева враг был выбит с лесной дороги и обращен в бегство.

В отряд ехал Матвеев в седле. Александра Павловича сопровождали Емлютин, ворошиловский командир и его комиссар. Ворошиловский начштаба, предупрежденный по рации, встретил их на лесной тропе за несколько километров от лагеря. Он подтвердил, что большак полностью занят немцами. Никаких вопросов Александр Павлович не задавал. Ехали молча. И молчание было неприятно всем, в том числе и Александру Павловичу. Хозяева молчали виновато, Александр Павлович молчал от того, что все, что ему надо было знать сейчас, он уже знал, пустых же, не идущих к делу разговоров не терпел всегда, даже в редкие часы, свободные от дел. Неприятно ему было от неловкости хозяев, от их чувства вины, вины перед ним, начальником Брянского штаба партизанского движения и секретарем обкома. Но Александр Павлович хорошо понимал, что перед высшими инстанциями, перед Верховным уже его вина, только его. Это у него в Брянских лесах непорядок, немцы теснят партизан, жгут села, это у него в Брянских лесах бегут от карателей ворошиловцы...

Александр Павлович знал, куда он едет, и приближение опасности, возможность самому быть убитым или раненым будили в нем давнее, когда был он простым парнем и весь принадлежал самому себе, свои боли, свои заботы, страхи и опасения были ему ближе и понятней, чем сейчас, когда он почти что отучился думать о себе, ибо давно уже самому себе не принадлежал. В грузном теле, уже отвыкшем от физических испытаний и неудобств, теперь снова ожил тот давний рабочий паренек, типографский наборщик, которому все нипочем, которого не пугают ни опасности, ни сама смерть. Раскачивался в седле тот парень, незаметно отяжелевший, но все еще молодой и рисковый. Резкое перемещение от поздних заседаний бюро, где он был первым человеком среди гражданских лиц, партийных работников, от заседаний Военного Совета фронта, где он был рядовым членом Совета, но большим рядовым, от разговоров по прямому проводу с ЦК ВКП(б) - перемещение к этому сильно суженному миру, где только лесная тропа и оседланная лошадь под ним, трое спутников, а впереди Алтуховский большак, который оседлали каратели и которых оттуда во что бы то ни стало надо выбить, это перемещение занимало теперь Александра Павловича, невольно приковывало к себе его мысли. Там он отвечал за чужие жизни, за судьбу области, рисковал или отказывался рисковать судьбами людей, которых не видел в глаза, тут же он, кроме другого прочего, к чему давно привык, еще рисковал и собственной жизнью, шел на риск сам.

Лесная тропа, грузно покачивается в седле Александр Павлович, впереди одна цель, одна точка. И только после, когда точка эта будет пройдена, мир по-прежнему расширится для него до привычных масштабов. И чем ближе было к этой точке, тем сильней чувствовал в себе Александр Павлович того давнего рабочего паренька, Сашу Матвеева, типографского наборщика, тем дальше отступал, отходил, отдалялся член Военного Совета, начальник Брянского штаба партизанского движения, первый секретарь обкома товарищ Матвеев.

Ничего этого не чувствовали, никакого не имели об этом понятия ни командир, ни комиссар Ворошиловского отряда, ни Дмитрий Васильевич Емлютин. Для них грузный человек, ехавший в середине цепочки, человек со значительным и замкнутым лицом, был только крупным начальником, которому они повинуются и впредь будут повиноваться беспрекословно. И сами они, будучи не робкого десятка, будучи наделенными немалой властью над людьми, имея каждый свой нрав и характер, непростой нрав и непростой характер, знавшие лучше Матвеева сложившуюся обстановку, были безотчетно убеждены в том, что он, Александр Павлович Матвеев, знает больше них, знает и решение, и выход из сложившейся обстановки. Они безотчетно уповали на него и чувствовали себя перед ним другими людьми, не теми, кем были на самом деле. Их натуры, их характеры затихли перед ним, как бы сузились, уменьшились. И Александр Павлович видел это и понимал, и не удивлялся, потому что привык к этому. И когда встретили на лесной тропе боевое охранение отряда, уходившего еще дальше от большака, когда вокруг Александра Павловича сгрудились его спутники, вопросительно глядевшие на него, он не заставил себя ждать, не спросил ни Емлютина, ни ворошиловского командира об их решении, а сам приказал остановить отряд.

За боевым охранением стали останавливаться, накапливаться перед густо заросшей просекой конные и пешие партизаны, повозки с боеприпасами, утварью, запасами продовольствия и ранеными. От взвода к взводу прошел слух: в отряд прибыло большое начальство. И этому, как не часто бывает, в отряде обрадовались, ибо каждый боец смутно связывал с этим какой-то выход из образовавшегося тупика: остановить противника они не могли, они уходили от противника, но уходить, собственно, было некуда.

Александр Павлович привязал к дереву лошадь и разминал ноги, прохаживался, пока отрядное командование вместе с Емлютиным обходило лагерь, наводило порядок, связывалось с подчиненными, с младшими командирами, приказывая им сходиться к одному месту на срочное совещание.