Жнецы Страданий - Алёна Харитонова

Лекарка улыбнулась ему и, проходя, мимолетно коснулась рукой плеча, словно бы желая выразить свое участие, свою радость. Он в ответ кивнул.

Озбра, Ихтор, Лашта, Бьерга, Ольст. Лица людей, которых он не видел несколько лет, мелькали одно за другим. Последним из покоев, следом за бледным и отчего-то растерянным Донатосом, выходил Нэд. Лицо Главы являло собой застывшую личину недовольства.

Ратный двор Цитадели заполнился народом. Креффы в ожидании переговаривались негромко; они забыли даже о послушниках, незаметно стянувшихся со всех углов крепости. Тут сгрудились и молодшие, впервые видевшие Лесану и вообще – девку-воя, пришли и те, кто помнил ее и застали в Цитадели. Вот только одногодков не было, все уже разъехались, опоясанные. Больше не свидятся.

Послушница стояла особя, положив ладонь на рукоять меча.

– Как биться-то будем? – хмуро спросила она.

Девушке не нравилась затея с боем. Она казалась себе из-за этого ярмарочным скоморохом, поглазеть на которого собираются все кому не лень. От общего недоверчивого внимания, от перешептываний на душе делалось погано. Нешто всю жизнь ей доказывать, что она ратоборец? Нешто так и будут в ней сначала бабское видеть, и лишь потом – Дар, Хранителями ниспосланный? Отчего же люди сперва углядывали в ней девку порченую и только потом уже Осененную, защитницу и воя?

Вон, и Дарен туда же. Смотрит недовольно, презрительно. Мол, что взять с бабы? Кроме прялки, чугунов да серпа ей никакое другое оружие сроду не подчинится.

– Как? – снова подала голос девушка. – До первой крови?

– Чего? – Ее супротивник захохотал. – Ты хоть десятую долю оборота продержись. До первой крови… Ну, ежели на подвиги потянуло, давай и до крови. Донатос, далеко не уходи. Надо будет дурищу упокоить и Дар отпустить. Авось в ком толковом возродится.

Колдун, на удивление, ничего не ответил. Смотрел хмуро, сжав губы, и молчал.

Расталкивая толпу, вперед протискивалась Нурлиса. Бабка поддавала локтями всем, кто стоял у нее на пути, щедро отвешивала тычки и подзатыльники, беспрерывно честя каждого, кто попадался под руку.

– У-у-у, дурни пучеглазые! Выперлись! Не сидится вам, – приговаривала она, вовсе не видя ничего зазорного в том, что и ей вместе с «дурнями пучеглазыми» тоже не сиделось. – Чтоб вас Встрешник три седмицы по лесам да болотам гонял! Ишь, стоят они, смотрят. А ну, брысь!

И, толкнув какого-то выученика из старших, старая ведьма высунулась промеж могучих плеч, чтобы наблюдать грядущее действо.

– Деритесь до первой крови, – скомандовал Нэд и добавил: – Дарен, смотри, не калечь. Без злобы. Девка все-таки.

– Да нужна она мне, – отмахнулся мужчина.

– Сходитесь, – кивнул Глава.

Лесана крепко сжала рукоять меча, примериваясь и оценивая соперника.

Крефф был выше ее на три головы, на столько же шире в плечах и силищи преогромной. Но двигался он, несмотря на рост и тяжесть, мягко, словно кот. Однако была в его движениях и медлительность, свойственная людям крупным, самоуверенным, переоценивающим собственную мощь.

Дюжий.

Однако его могучей силе выученица Клесха могла противопоставить быстроту, легкость и верткость. Хотя руки у него были длиннее и оружие под стать им.

Противники закружились, присматриваясь друг к другу, приноравливаясь для первого удара. Девушка не стала ждать, пока он нападет. Кинулась первой. Наскочила, взмахнула мечом, вынуждая неприятеля защищаться.

Звякнула сталь.

Еще удар.

Снизу.

Теперь сбоку.

Скрежет железа, искры.

Прыжок.

Еще пара кругов – перетаптываясь, прокрадываясь, выжидая.

Она не тешила себя надеждой загонять его, утомить. Дарен был креффом; такого не сможет заездить и стая оборотней, не то что девка-послушница, еще не получившая пояса, но… Лесана снова напрыгнула на него, снова отскочила. Снова напрыгнула.

Супротивник начал злиться. Их бой вроде бы и был боем, но каким-то… чистым, лишенным ярости, выдумки. Она нападала – он отбивался, он нападал – она отбивалась. Он не мог потеснить ее, она – его. Так и кружили, как два петуха. Вот он обрушил на девчонку удар, а она поднырнула под широким клинком, выгнулась, словно ивовая ветка, отскочила… И вот уж снова стоит в нескольких шагах, крепко сжимая оружие.

Видоки безмолвствовали. Замерли, всматриваясь, но… скучая. Потому что любоваться было особенно не на что. Подобные сшибки чуть не каждый день на ратном дворе. Чего на них смотреть? Да и долго уже эти двое скачут. А боя как не было, так и нет. Этак до вечера можно махаться. И как выяснить, кто одолел? Удары подсчитывать? Или прыжки?

Нэд недовольно поморщился и даже начал поднимать руку, чтобы приказать прекратить эту блажь, как вдруг…

Лесана, которая до этого мгновения напрыгивала на могучего неприятеля, словно куропатка на охотника, вдруг ринулась на дюжего мужика, закручиваясь волчком.

Сверкнул клинок, высеклись искры. Дарен отпрянул на шаг, а удары посыпались на него градом. Мечи скрещивались, железо скрежетало, отлетало, снова неслось, свистело, и опять волчок кружился вокруг могучего креффа.

Застывшие в онемении видоки подались вперед. Крутнувшись в прыжке, выученица Клесха вдруг подцепила на клинок ослепительную голубую вспышку.

Дарен подался вперед, силясь достать девку, устремляя ей навстречу Дар. Но искрящийся вихрь молодой и яростной силы обрушился на воя, сшиб его с ног, повалил на землю, а сверху на поверженного противника диким зверем метнулась победительница.

Когда она приземлилась и сполохи Дара растаяли, Нэд не успел даже рта раскрыть, как боевой нож с берестяной рукоятью пригвоздил правую ладонь поборотого креффа к утоптанной пыльной земле.

– Я взяла первую кровь, – встала над шипящим от боли противником девушка и огляделась, отыскивая взглядом наставника.

Клесх покачал головой.

– Почто руку ему изуродовала?

Выученица виновато опустила глаза, вздохнула. Ну нешто поцарапать его надо было? Тогда б еще сказали, что по случайности вышло, повезло-де ей. А так уж точно сомневающихся не найдется.

Тем временем удивленный Дарен вырвал нож из ладони здоровой рукой и поднялся на ноги. Оружие он протянул противнице.

– Лихо!

Видоки безмолвствовали. Знамо ли дело – девка, которую иначе как никчемной не называли, одолела могучего воина, явив такую силищу, какой в ней и не чаяли. Дарен стиснул изуродованную ладонь и огляделся.

– Что стоишь? Долго он кровью истекать будет? – спросил Клесх у выученицы.

Вроде и негромко спросил, а услышали все.

Лесана шагнула к противнику, не обратив внимания на уже идущих Русту и Ихтора.

С узкой ладони осыпались голубые искры. Послушница провела пальцами по исходящей кровью ране и отступила от изумленного креффа. Дарен остановившимся взглядом смотрел на тонкий розовый шрам. Потом поднял глаза на Лесану и лишь после этого посмотрел в ту сторону, где стоял Нэд.

Лица других наставников вытянулись в изумлении.

– Я думаю, Нэд, – по-прежнему негромко сказал Клесх, – ты опояшешь мою выученицу сегодня же. Потому что подобных ей в Цитадели нет.

Когда над крепостью разлились сиреневые сумерки и повисли в углах сероватыми тенями, Лесана наконец была опоясана и отпущена из покоев удрученного Главы.

Вместо ученического платья на обережнице теперь была одежа ратоборца, подпоясанная широким тяжелым ремнем, который на удивление ладно схватывал ее стан. В непривычном облачении девушка еще чувствовала себя неловко. Казалось, слишком приметна новизна и черной рубахи из тонкого крепкого полотна, и кожаной верхницы с короткими рукавами, и штанов, да и самого пояса.

Мелькнула в голове мысль о том, что пять ученических лет пролетели как-то слишком быстро. Вроде еще вчера мечтала отучиться и вернуться домой, а теперь вот и отучилась, и домой завтра поедет. Как-то там? Мать с отцом повидать бы, молодших потискать. Хотя… кого там тискать, выросли все уже. Стешке в этом году семнадцать. И какая она теперь Стешка? Стояна свет Юрдоновна. Ельке, то бишь Елави – тринадцать. Скоро тоже невеститься пойдет. Меньшому братишке – десять. И, видать, его одного из всей семьи еще можно величать не Русаем, а по-прежнему Руськой.

Эх, и соскучилась же она по ним! Да и на деревню бы взглянуть… Как там, интересно, мосток березовый, еще дедом Вроном справленный? Стоит ли над ручьем? А калина у их ворот растет ли? Отец все срубить собирался…

На этом думы о доме да родне закончились, потому что Лесана наконец достигла низенькой крепкой двери. Постучала и распахнула тяжелую створку, согнулась, чтобы не осадиться лбом об притолоку, шагнула в темный, жарко натопленный покойчик.

– Бабушка! – позвала нарочито громко, вдруг не услышит.

– Чего разоралась? Ходют тут, вопят в три глотки, а потом или кочерги след простыл, или холстин недосчитаешься. Иди, иди отседова!