Империя. На последнем краю - Владимир Викторович Бабкин

все что мог, даже что не мог. А в самый критический момент, когда не стало годных доноров, лег сам. На прямое переливание.

Его кровь – мне. Моя заразная – ему. Молодая кровь победила, и старик умер…

Жизнь за царя?

Это не опера, не книги с романами. Никаких возвышенных слов и пламенных речей. Он просто умер, спасая меня. И мне с этим теперь жить, отдавая долг.

Ком подкатил к горлу, и я закашлялся. Маша обеспокоенно приподнялась в своем кресле, наблюдая, как выздоровевший раньше меня Евстафий подает мне платок. Нет, крови уже нет.

Ободряюще смотрю на Машу, но та явно нервничает. Нервничает и Ханжонков.

– Может, прервем сеанс, государь?

Качаю головой.

– Нет-нет, все в порядке. Я хочу досмотреть.

На экране мелькали заснеженные поля. Вот где-то там сейчас Маниковский, в качестве наместника Севера. Руководит освоением региона. И Колчак там же. И молодой Папанин. И прочие.

А выборы в Думу мы выиграли. Так что недельки через три-четыре произнесу я тронную речь на открытии сессии парламента и укачу на юг, к солнышку. Со своим солнышком к своим солнышкам.

Давит на меня Москва, не могу я здесь. Задыхаюсь.

И птички не спасают.

Зима близится. Зима будет долгой. Тяжело мне здесь.

Да, что-то я утомился. Вон и академик Павлов уже идет. Разгонит сейчас всю тусовку.

Благо кино кончилось.

Благодарю режиссера. Несколько поощрительных фраз. Надо будет орден ему дать. Красивый какой-нибудь.

Все расходятся. Остаемся лишь мы. Я и Маша.

И стекло между нами.

У нее аппарат связи и у меня.

– Устал?

– Есть немного. Но не уходи, прошу тебя. Побудь со мной.

Серьезный взгляд.

– Я всегда буду с тобой, любимый.

Киваю.

– Я знаю. Спасибо тебе за то, что ты сделала меня счастливым.

Мы прижимаемся щеками к стеклу.

Холод преграды уходит, изгнанный теплом наших сердец…

* * *

Империя Единства. Ромея. Константинополь. Редакция информационного агентства ТАРР. 1 ноября 1918 года

– Да больно же!!!

Смирнов, сморщившись, потер лоб. Иван Никитин злорадно усмехнулся:

– Карточный долг – это святое!

Тут, как всегда это бывает, неожиданно открылась дверь и на пороге появился их ответственный секретарь Яковлев.

– Да вы вообще обалдели?! Играть в карты на работе!!!

Иван живо сбросил карты в открытый ящик и пожал плечами:

– Так новостей нет совсем, Дмитрий Васильевич! Тут или мух гонять по конторе, или в карты играть, уж извините!

Яковлев некоторое время яростно смотрел на подчиненных, но возразить, действительно, было нечего. Новостей не было. В Госдуме обычные дрязги. В Австро-Венгрии шли вялые бои, как, впрочем, и во многих других местах Ближнего Востока, Азии, Африки и Латинской Америки. Карантин в России и Ромее ужесточался. Напуганные болезнью русского императора европейские элиты заперлись в своих загородных резиденциях, а воссоединение в Лондоне бывшего царя Николая с семейством, как событие, никого больше не интересовало.

– Бездельники!

Дверь захлопнулась, и Иван потянулся рукой в ящик…

* * *

Империя Единства. Ромея. Остров Христа. Усадьба «Орлиное гнездо» (Убежище Судного дня). 6 декабря 1918 года

Доклад нового премьер-министра России Самарина внушал сдержанный оптимизм. Сугубо рабочие вопросы, все еще традиционные для нас трудности с обеспечением зимой в полной мере городов продовольствием, картина с пандемией, вопросы взаимодействия с комитетами Госдумы и с Думой в целом и прочее. Никакого рисования, эпатажа и прочего, что случалось порой у некоторых персонажей.

Да, проблема с обеспечением городов северной части России продовольствием все еще существует, а заносы на железных дорогах все еще обычное дело. Но минимум трехнедельный запас в Питере и Москве есть, меры принимаются, так что особых поводов для тревоги я не наблюдаю. Тем более что мы активно выкупаем хлеб у союзников на Балканах, стимулируя их и создавая стратегические запасы себе.

Получившая по мордасам потешная «армия патриотов» ушла назад в Румынию, а значит, румыны пока не будут отвлекаться на свои внешние хотелки. Весной, конечно, продолжат, но до весны еще дожить надо. Вот если Венгрия окончательно свалится в гражданскую войну, то тогда и соседи подключатся. А если нет – то, может, и нет. Сербы, вон, тихо сидят. Выжидают.

Австрия, как и ожидалось, проголосовала за аншлюс с Германией, император Карл перебрался на венгерский трон, так что теперь идет процесс переговоров об условиях вступления Австрии в состав нового Великогерманского Рейха. А вот с Чехией у Берлина не сложилось.

«Патриоты-добровольцы» в австрийской форме мало того, что встретили неожиданно сильное сопротивление, но еще и резко настроили против «единения» даже чешских немцев. В общем, референдум о присоединении к Германии там с треском провалился. Каким-то чудом (благодаря Маше и ее выжиданию) мы не ввели туда войска, чем, как выяснилось, не настроили местных против себя. Пропетляли, короче.

В общем, Чехия, наряду со Словакией, просятся в Новоримский Союз, Берлин, конечно, против, идут пацанские терки с разборками на уровне МИДов.

Но в целом зима утихомирила многие горячие головы. И не только в Европе, но и в России. Крестьянские волнения почти сошли на нет, общественный пар выпускается дебатами в Думе и вокруг нее, активно идет дележ портфелей и комитетов, народные трибуны вещают с этих самых трибун, прикидывая в уме, сколько с обсуждаемого вопроса они смогут завернуть себе в карман. В общем, заняты обычным делом народных избранников – воруют из бюджета.

Так что главной темой сезона были роскошные свадьбы Ольги, Татьяны и Мафальды, отхвативших себе приличных женихов и довольно приятные королевства. На фоне этого громкого события как-то померк и скандал с Николаем. По большому счету даже его отъезд в Лондон к семье не вызвал никакого интереса. Ни в России, ни даже в Британии. Оскандалившиеся неудачники никому не нужны.

Так что Емец – молодец! Вообще, если бы не он…

Дверь в кабинет бесшумно открылась. Легкие грациозные шаги, и Маша, сдвинув со стола государственные бумаги, уселась мне на колени.

Молча.

Смотрю на нее с интересом. Ответ прост:

– Я проголодалась.

Судя по ее хищным глазам – да. Еще и как.

– Отнести тебя в столовую?

Смех.

– Нет, я тебя здесь съем.

Да, мы никак не могли насытиться друг другом. Прошло два месяца с тех бурных дней октября, но…

Горячий поцелуй. Да что там «поцелуй», мы целовались как сумасшедшие, словно молодожены, ну, так, как мы целовались в поезде в тот день, когда прорвало плотину официоза и чопорной вежливости. А может, и еще страстнее. Да как это можно сравнивать вообще!

Усевшаяся на колени Маша не отпускала мои губы ни на мгновение, даря с каждым поцелуем все новую