Злой волк - Неле Нойхаус

– Маленькая Майке! Как я рад тебя видеть, – сказал он с притворным восторгом, – скажи, твоя мама тоже здесь?

Он неловко ее обнял.

– Нет, мама в больнице, – ответила она и взяла его под руку.

– Да что ты! Мне очень жаль. Что-нибудь серьезное?

Они поднялись вверх по лестнице. Входная дверь распахнулась, и в дверном проеме появился отец Вольфганга. Увидев ее, он потерял дар речи. Он явно не был в восторге от ее визита, однако не сумел так умело скрыть свое неудовольствие, как дядя Питти – профессиональный актер.

– Что ты здесь делаешь? – заорал на Майке Хартмут Матерн.

Пощечина не была бы столь болезненна, как это нелюбезное приветствие.

– Добрый вечер, дядя Хартмут! Я случайно оказалась здесь, неподалеку, – солгала Майке, – и хотела только забежать на минуту.

– Сегодня не получится, – ответил Хартмут Матерн. – Как ты видишь, у меня гости.

Майке рассеянно посмотрела на него. Так грубо он еще никогда с ней не разговаривал. За его спиной появился Вольфганг. Он казался нервным и напряженным. Его отец и дядя Питти исчезли в доме, оставив ее, как чужую, не простившись с ней и даже ради приличия не передав привет Ханне. Майке была глубоко обижена.

– Что у вас здесь происходит? – спросила она. – Вечеринка для мужчин? Или мама тоже была приглашена?

Вольфганг взял ее за руку и вытеснил наружу.

– Майке, пожалуйста. Сегодня действительно неподходящее время. – Он говорил тихо и быстро, как будто не хотел, чтобы его кто-то слышал. – Это… нечто… нечто вроде собрания акционеров, исключительно деловая встреча.

Это была чистая, неприкрытая ложь, которая ранила ее еще больше, чем унижение от осознания того, что от нее хотят избавиться.

– Почему ты не отвечаешь на мои звонки? – Майке была отвратительна ее собственная интонация. Она хотела, чтобы тон ее голоса был холодным, но он выдал в ней истеричную, обиженную дурочку.

– Я последнюю неделю был ужасно занят. Пожалуйста, Майке, не устраивай сейчас сцен, – умолял он ее.

– Я не устраиваю никаких сцен, – сердито фыркнула она. – Я только подумала, что ты отвечаешь за свои слова, и я в любое время могу к тебе приехать.

Вольфганг смущенно мялся, лепетал что-то о совещании по вопросам преодоления кризиса и реорганизации. Что за мягкотелый идиот! Майке сбросила его руку со своего плеча. Ее разочарование было безмерным.

– Я поняла. Это все были лишь пустые слова, которыми ты хотел успокоить свою нечистую совесть. В действительности тебе наплевать на меня. Приятного вечера!

– Майке, подожди! Пожалуйста! Это все не так!

Она шла, не останавливаясь, в надежде, что он догонит ее, будет утешать, извинится перед ней или скажет что-нибудь, но когда она обернулась, чтобы простить его в духе хорошей мелодрамы, он уже исчез в доме, и входная дверь была закрыта. Никогда прежде не чувствовала она себя такой одинокой и отверженной. Сознание того, что благосклонность и доброжелательность этих людей никогда не относилась к ней самой как к человеку, что ее признавали исключительно как безобразную, раздражающую дочь знаменитой Ханны Херцманн, было сокрушительным.

Майке тяжело плелась вдоль дороги, ведущей к дому, борясь со слезами гнева. Прежде чем выйти с территории на улицу, она сделала своим айфоном несколько снимков припаркованных автомобилей. Если здесь проводилось собрание акционеров, тогда она – Леди Гага. Здесь что-то происходило, и она выяснит, что именно. Тупые идиоты!

– Бог мой! – Пия запрокинула голову и посмотрела вверх на фасад серого многоквартирного дома на улице Шиллерринг в Хаттерсхайме. – Я и представления не имела, что он теперь здесь живет.

– Почему? А где же он жил раньше? – спросил Кристиан Крёгер. Он стоял у входной двери и, прищурив глаза, изучал многочисленные таблички со звонками.

– В старинном доме в Заксенхаузене, – вспомнила Пия, – недалеко от дома, где жили мы с Хеннингом.

Она немало удивилась, когда компьютер до этого вывел на мониторе настоящий адрес проживания Франка Бенке. Она сказала шефу, что ей нужно сегодня уйти пораньше, но через двадцать минут встретилась с Кристианом на парковочной площадке торгового комплекса «Реал» в Хаттерсхайме. Она не испытывала особых угрызений совести от того, что делала это втайне от Боденштайна. Какую бы роль он ни играл тогда в этой истории, Пия была абсолютно уверена в том, что он не имел к этому никакого непосредственного отношения. Поэтому на нем никак не отразится, если она сейчас за его спиной задаст некоторым людям кое-какие вопросы.

– Вот, я нашел его, – сказал Кристиан, стоя рядом с ней. – Что мне сказать?

– Назови свое имя, – предложила Пия. – У тебя ведь никогда не было с ним стычек.

Ее коллега нажал на кнопку звонка, через некоторое время кто-то прокряхтел «Да?», и Кристиан представился. Зажужжало дверное устройство, дверь открылась, и они вошли в вестибюль, который, несмотря на ветхость здания, выглядел значительно более ухоженным, чем можно было предположить, судя по плачевному внешнему виду жилого блока. Табличка в лифте указывала на то, что лифт был выпущен в 1976 году, и шум, в сопровождении которого они поднимались на семнадцатый этаж, не внушал особого доверия. В холле стоял запах еды и чистящих средств, стены были покрашены латексной краской в отвратительный цвет охры, который придавал и без того мрачному коридору без окон еще более унылый вид.

Пия, которая слишком хорошо помнила глубокое отвращение Бенке к таким социальным постройкам и их обитателям, ощутила налет сочувствия при мысли о том, что он теперь живет среди них.

Дверь открылась, и в дверном проеме появился Бенке. На нем были серые спортивные брюки и покрытая пятнами футболка. Он был небрит и без обуви.

– Если бы ты сказал, что с тобой она, я бы тебя не впустил, – сказал он Кристиану Крёгеру, и прихожая наполнилась запахом перегара. – Что вам от меня нужно?

– Привет, Франк. – Пия проигнорировала его нелюбезное приветствие. – Ты позволишь нам войти?

Он посмотрел на нее с нескрываемой антипатией, затем неохотно отошел в сторону и сделал едва заметный поклон.

– Пожалуйста. Для меня это честь – принимать тебя в моем шикарном пентхаусе, – сказал он с сарказмом. – К сожалению, у меня закончилось шампанское, а мой дворецкий уже ушел домой.

Пия вошла в квартиру и была потрясена. Она состояла из одного-единственного помещения размером метров тридцать пять с крошечной открытой кухней. Ниша, в которой размещалась кровать, была отгорожена занавеской. Износившийся диван, придиванный столик, дешевый комод из сосны, на котором стоял маленький телевизор, работавший без звука. На кронштейне для одежды в углу комнаты висели рубашки, костюмы и галстуки, а под ними в ряд стояло несколько пар обуви и пылесос. Каждый сантиметр свободного пространства был чем-то заставлен, и с присутствием трех взрослых людей помещение казалось переполненным. При каждом шаге можно было наткнуться на какой-нибудь предмет мебели. Единственное, что было действительно прекрасным, – это вид с балкона на Таунус, но это не было утешением. Какое гнетущее состояние, должно быть, вызывало проживание здесь.

– Теперь вы вдвоем новая команда мечты? – спросил Бенке язвительно. – Бернард и Бьянка из Хофхайма…[36]

Пия перехватила взгляд водянистых, покрасневших глаз, в которых видела чистую враждебность. Еще раньше во Франке проявлялись мизантропические тенденции, но постепенно он возненавидел все человечество, без исключения.

– Это ведь не визит вежливости. Итак, скажите же, что вы от меня хотите и оставьте меня в покое.

– Мы пришли сюда, чтобы услышать от тебя, что скрывалось тогда за историей с Эриком Лессингом. – Пия знала, что не имеет смысла долго ходить вокруг да около и поэтому сразу перешла к делу.

– Эрик – это кто? Никогда не слышал этого имени, – заявил Бенке, не моргнув глазом. – Это все? Тогда вы можете исчезнуть.

– В двух делах, которые мы сейчас расследуем, фигурируют два имени, которые в свое время также сыграли свою роль, – продолжала хладнокровно Пия. – Мы предполагаем, что здесь может существовать связь.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – Бенке скрестил руки на груди. – И меня это вообще не интересует.

– Нам известно, что ты во Франкфурте в одном борделе застрелил троих мужчин. И не с целью необходимой самообороны, а по чьему-то заказу. Тебя использовали, не сказав заранее всей правды. И ты так и не смог справиться с тем, что застрелил своего коллегу.

Бенке сначала покраснел, потом побледнел и сжал руки в кулаки.

– Они разрушили всю твою жизнь, но им было на это наплевать, – сказала Пия. – Если мы выясним, кто за этим стоит, мы сможем привлечь их к суду.

– Убирайтесь, – выдавил из себя Бенке сквозь зубы. – И больше никогда здесь не появляйтесь.