Цикличность - Виктор Новоселов

– Да. Они решили, что мы адепты и виноваты в том, что у них ясли сгорели.

– А, ну так я не уверен, что они не правы. – Недобрых взглядов на мне становилось все больше

– Я могу с ранеными помочь.

– Это конечно хорошо, но и без тебя как-нибудь управимся. Вот если бы ты мог нам пояснить, что твориться, то…

– Да не знаю я!

– А вот дружок твой, с усами. Ишас… Нет. Исан! Точно, Исан – наглая восточная морда. Вот он знал, что творится. Знал и молчал. Еще и помер, паскуда, так не вовремя.

– Я…

– Так, все. Разговор окончен. Люди! Слушай сюда! Разворачивайтесь. Говорю вам, как командир гарнизона, ворота Митарра не откроются! Ни сейчас, ни через пару недель. В городе творится черт знает что, и вам стоит это понять, развернуться и топать домой, покуда целы.

Командир исчез за стеной. Люди начали недовольно роптать. Кто-то, грязно выругавшись, направился к повозке, чтобы отправиться домой. Но многие продолжали бессмысленно топтаться на краю ущелья. Все они были здорово раззадорены речью командира. И я чувствовал, что в какой-то момент их гнев найдет единственную точку приложения, а именно ученика чудотворца, который вероятно как-то замешан в том, что происходит.

Я начал медленно пятиться, чтобы оказаться как можно дальше от края ущелья. Попробую в лесу спрятаться. И вдруг я услышал, как кто-то закричал: «Хватай чудотворца!». В тот момент чья-то сильная рука схватила меня за шкирку и потащила сквозь толпу.

34. Исан

«Свернхорн – резиденция Короля Севера и идеальное место для покупки земли и отдыха. Когда-то давно короли восседали в «городе на скале» – Митарре. Затем, боясь нападений со стороны перевала и страдая от ужасной погоды, королевская чета перебралась в Харрес. Правда, в Харресе они задержались лишь на сорок лет. Затем Хвиртьеф Второй распорядился основать новый город, где он и его потомки будут восседать во веки вечные. Свернхорн расположился на берегу одноименного озера к востоку от тракта соединяющего Харрес и Митарр. Город, что очень удобно, примерно равноудален от обоих крупных городов севера . Воды озера Свернхорн кристально чисты, а горная цепь, ограждающая город с севера, надежно уберегает жителей королевской резиденции от ветров. Когда-то здесь кипела жизнь, люди тысячами стекались сюда в поисках королевской аудиенции. Но теперь, когда север утратил независимость, в городе постоянно живут лишь король и его обслуга. На берегу озера стоят многочисленные здравницы и постоялые дворы, которые принадлежат лично королю и составляют основу его нынешнего благосостояния. Свернхорн – отличное, спокойное и умиротворенное место. Покупка летнего дома здесь будет крайне полезным вложением».

Томас Линдберг «Земли севера, как выгодное вложение»

863 год со дня Возрождения. Территория в ведомстве Харесского лесничества. Не именована.

Я, с большим трудом, сел на столе. Сегодня удалось сделать это с первого раза – большой успех. Над головой все так же висели связки давно высохших трав. В тот день, когда я завалился сюда, то и не почувствовал какой приятный от них исходит аромат. Я, в целом, уже мало что чувствовал в тот момент.

С того дня, когда я лежал здесь и готовился к смерти, простой стол, на котором когда-то разделывали дичь, преобразился в некое подобие медицинского ложа. Простая, грубая простыня, наволочка набитая соломой, старое лоскутное одеяло. Ума не приложу, как все это оказалось здесь, в такой глуши. У изголовья стоит большая бадья чистой воды. Я дотянулся до бадьи, зачерпнул кружкой прохладную воду и, с большим удовольствием, выпил ее одним глотком. Трудно словами передать, насколько бывает приятно просто выпить стакан воды. Обычной, прохладной воды из родника. Особенно остро это чувство проявляется после того как умираешь, ну, точнее, соглашаешься с этой мыслью.

Я выпил еще одну кружку, и мурашки, начиная со спины, пробежали по всему телу. Да, я уже могу самостоятельно пройти пару шагов по комнате, но до сих пор жажда и голод нещадно мучают меня. В горле всегда сухо, а в животе постоянно урчит. Такова цена выздоровления. Жар и лихорадка уничтожили все мои силы. Я очень далек от того чтобы помочь себе чудесами клириков. К тому же привычный посох, неожиданно стал невероятно тяжелым. Он выпадал им моих рук, я просто не мог твердо держать его в руке.

Ладно, хватит себя жалеть! Надо ходить, разрабатывать свое одеревеневшее и ослабленное тело. Через муку, через боль. Ведь именно так я и протискивался сквозь всю ту чехарду, что люди зовут жизнью. Нынешняя немощь лишь еще один этап борьбы за чужое место под солнцем.

Так, настрой правильный. Приступаем. Я осторожно спустился со стола, встав на ослабевшие ноги. Я выпрямился и попытался поймать точку равновесия. Первой не выдержала та нога, где была свежая рана. Я невольно качнулся в сторону больной ноги, а затем подогнулась и другая нога, и я, уже падая, прошел пару шагов, пока не оперся руками о стену избы. Так, ногам явно предстоит пройти более долгий путь, чем голове. Но силы вернутся ко мне. Обязательно. Неделю назад я и сесть то не мог, не то, что идти куда-то.

Я, неловко опираясь на стену, двинулся к входной двери, что была открыта настежь. Сейчас, сквозь проем, в комнату дул легкий утренний ветерок, доносящий запах костра. Оба бедра практически не работали. У меня складывалось ощущение, что вместо ног у меня два полена. Шаркая, я греб сено, которым был устлан весь пол.

Сено на полу – хорошее решение. Я до сих пор, по ночам, впадал в беспамятство и меня рвало куда попало. Да и вообще, рвотой мог сопровождаться любой прием пищи. Организм просто еще не готов был переваривать столько, сколько сам же требовал съесть. Хорошо хоть что меня перестало выворачивать от воды.

Кое-как я, наконец, дошаркал до двери, и, перенеся свой вес на дверной косяк, выглянул на улицу. Не так давно, когда ко мне вернулось сознание, я с удивлением обнаружил, что охотничий домик стоит на большой, ровной поляне у опушки леса. Видно, что когда-то поле даже пытались возделывать, но слишком уж далеко оно от большой дороги, посему его забросили. На память о тех временах крестьяне оставили прямо на поле все, что не смогли унести. Сохранились какие-то покошенные оградки и вешки. Старый плуг, с которого сняли колеса, так и остался вечно ждать своего часа прямо посреди поляны. А, неподалёку от домика и вовсе валялся скелет лошади, очищенный добела временем и ветрами.

Правда, одно орудие труда и его назначение было мне неизвестно. На поляне, ближе к лесу, ржавел остов неведомого механизма. Погнутый металлический