Там, где парят орлы. Последняя граница - Алистер Маклин

– Уверен, переход безопасен.

– Тогда не будем терять времени. Пойдемте.

– Нет. Только не я. – Янчи покачал головой. – Пойдете вы, Майкл, профессор и Юлия. Я остаюсь здесь.

Рейнольдс кивнул. Он ожидал, что Янчи поступит именно так, и также знал, что возражать и настаивать бесполезно.

Юлия схватила отца за отвороты пальто.

– Что ты сказал, Янчи? В чем дело?

– Пожалуйста, Юлия. Ты же все понимаешь. Я остаюсь.

– О, Янчи, Янчи! – Она теребила отвороты его пальто. – Ты не можешь, не должен оставаться в этой стране после того, что произошло! После того, что пережил! Нет. Не должен!

Он обнял дочь.

– У меня здесь еще много неоконченных дел, много работы, и я только–только начал ее делать: если я не закончу ее, Граф этого мне не простит. – Своей изуродованной рукой он погладил светлые волосы дочери. – Юлия, как же я смогу принять свободу, когда знаю, что тысячи людей не получат ее, я должен помочь им обрести свободу – никто не сможет помочь мм так, как я. Ты предлагаешь мне обрести свободу за такую цену? Неужели ты думала, что я буду вкушать свободу там, на Западе, а молодежь моей страны будут угонять на Черноморский канал, старух заставлять работать на покрытых снегом свекольных полях? Неужели ты так низко ценишь меня?

– Янчи. – Девушка уткнулась лицом в его плечо, она с трудом сдерживала рыдания. – Я не уйду без тебя.

– Ты должна. Теперь ты известна агентам АВО, и в Венгрии для тебя нет места. А я буду жить так, как жил раньше. Шандор и Козак по–прежнему будут заботиться обо мне.

Услышав его слова, Козак подтянулся, выпрямился, даже как бы стал выше ростом.

– Неужели ты сможешь расстаться со мной?

– Ты уже не нуждаешься во мне, дочка. Все эти годы ты оставалась со мной, потому что жила мыслью, что нужна мне, а теперь Майкл позаботится о тебе. Ты это знаешь.

– Да. – Голос ее звучал еще глуше. – Он очень добрый.

Янчи взял дочь за плечи, отстранил на расстояние вытянутой руки и посмотрел на нее.

– Для дочери генерал–майора Иллюрина ты очень глупая девчонка. Разве ты не знаешь, дорогая, что если бы не ты, то Майкл вообще не вернулся бы на Запад.

Она повернулась и посмотрела в глаза Рейнольдсу.

– Это… это правда?

– Правда. – Рейнольдс едва заметно улыбнулся. – Был длительный спор, и я проиграл. Твой отец, как я ни убеждал его, не согласился взять меня в свою организацию.

– Извините. Я не знала. – Голос Юлии стал безжизненным. – Это конец.

– Нет, дорогая моя, это лишь начало. – Янчи обнял дочь.

Ее плечи вздрагивали от беззвучных рыданий.

Янчи посмотрел через ее плечо на Рейнольдса и Шандора. Рейнольдс молча потряс протянутую изуродованную руку Янчи, пробормотал «до свидания» Козаку и стал спускаться вниз. За ним – Шандор. Он держался за один конец хлыста Козака, а Рейнольдс, легко ступая по льду, – за другой. После сделанного им второго шага лед треснул, и он очутился в ледяной воде, доходившей ему до бедер, но он, не обращая внимания на этот леденящий холод, взломал лед перед собой и выбрался на противоположный берег. Австрия, сказал он себе, Австрия, не вкладывая никакого смысла в это слово.

Кто–то вошел в воду после него, повернувшись, он увидел Шандора, который нес на руках доктора Дженнингса. Пока Рейнольдс помогал доктору забраться на берег, Шандор вернулся на венгерскую сторону, взял на руки Юлию и перенес ее. На момент она в отчаянии обхватила его за шею, как бы пытаясь удержать хрупкую связь с той жизнью, которую покидала, Рейнольдс протянул руки, осторожно отстранил девушку от Шандора и поставил рядом с собой.

– Не забудьте того, о чем я вам говорил, доктор Дженнингс, – тихо напомнил Янчи. Он и Козак стояли на противоположном берегу.

– Не забуду. – Дженнингс дрожал от холода. – Никогда не забуду. Я всегда буду помнить.

– Хорошо. – Янчи слегка склонил обмотанную бинтами голову, прощаясь с ними. – Да будет с вами Господь – ДОВИДЗЕНЬЯ.

– ДОВИДЗЕНЬЯ, – отозвался Рейнольдс. – Довидзенья – до встречи. – Он повернулся, подхватил Юлию и Дженнингса под руки и повел их – дрожащего старика и плачущую девушку – вверх по пологому склону к свободе. Взобравшись на верх склона, он обернулся и проводил взглядом троих людей, медленно бредущих по венгерской болотистой почве, не оглядывающихся и постепенно скрывающихся в зарослях высокого камыша. Рейнольдс долго смотрел им вслед, зная, что никогда не увидит никого из них.

Там, где парят орлы

Глава 1

Грохот четырех поршневых двигателей действовал на нервы и давил на барабанные перепонки. Уровень децибелов, прикинул Смит, тут как на электростанции где–нибудь в Сибири, работающей на предельных оборотах, но вхолостую, потому что холодрыга в этой тесной, облепленной приборами кабине прямо–таки сибирская. Он бы все же предпочел быть сейчас на электростанции, с нее хоть не грохнешься в пропасть и не врежешься в скалу, а такой исход путешествия весьма вероятен, если не сказать неминуем, хотя пилот их «Ланкастера» и виду не подает. Смит отвел взгляд от серой пелены за лобовым стеклом, по которому бесполезно ерзали снегоочистители, и повернулся к мужчине, сидящему слева. Командир авиазвена Сесил Карпентер чувствовал себя здесь словно дома. Всякие сравнения с Сибирью он отмел бы как плод безумного воображения. Похоже было, что тряска доставляла ему удовольствие, как нежное прикосновение умелого массажиста, грохот моторов убаюкивал, а температура воздуха создавала ощущение настоящего комфорта. Перед ним на выдвижном столике удобно покоилась книга. Насколько мог судить Смит, краем глаза узревший леденящую взор обложку, на которой была изображена ничем не прикрытая девушка с окровавленным ножом в спине, командир не относился к почитателям серьезной прозы.

— Великолепно, — одобрительно отозвался Карпентер, перевернув страницу, и глубоко затянулся дымом из старинной вересковой трубки, распространявшей благоухающий аромат дорогого табака. — Черт подери, умеет же этот парень писать. Жалко, тебе это рановато читать, Тримейн, — обратился он к розовощекому юноше в кресле второго пилота, — подрасти маленько. — Он разогнал густой дым, клубящийся вокруг, и осуждающе посмотрел на парня. — Пилот Тримейн, опять у вас на лице уныние?

— Да, сэр. То есть, никак нет, сэр.

— Типичный нынешний недуг, — с сожалением констатировал Карпентер. — Молодежь разучилась наслаждаться жизнью. Не умеет ценить такие маленькие радости, как вкус тонкого табака, а также не верит старшим командирам.