Великие мужчины XX века - Серафима Чеботарь

Считается, что приезд Адрианы вдохновил стареющего писателя на одну из вершин его творчества – повесть «Старик и море» была опубликована в 1952 году в журнале Life и сразу признана одной из вершин современной литературы. Сюжет о рыбаке, поймавшем огромную рыбу, Хемингуэй впервые записал в 1936 году, по одним воспоминаниям – со своего опыта, по другим – услышав рассказ одного из моряков. Позже в одном из интервью он скажет: «Я слышал о человеке, попавшем в такое положение с рыбой. Я знал, как это бывает в лодке, в открытом море, один на один с большой рыбой. Я взял человека, которого знал двадцать лет, и вообразил его при таких обстоятельствах». За «Старика и море» Хемингуэю была присуждена Пулитцеровская премия 1953 года.

Хемингуэй за работой.

Как нередко бывало, после серьезной работы Хемингуэю надо было развеяться: в 1953 году он вместе с Мэри второй раз приезжает на африканское сафари, вновь проезжает по тем же местам, что и двадцать лет назад, встречается с теми же людьми. Но и новая поездка кончается неприятностями, да еще такими, что Хемингуэй едва выжил. Сначала разбился самолет, в котором писатель летел с женой. Мери сломала два ребра, а Хемингуэй серьезно повредил правое плечо. Посланный на поиски пропавших самолет нашел лишь обломки – и газеты по всему миру сообщили, что писатель погиб в авиакатастрофе. Меж тем пострадавших подобрал пароход, зафрахтованный режиссером Джоном Хастоном для съемок фильма «Африканская королева». За писателем и его женой был направлен самолет – однако на взлете он упал и загорелся; Хемингуэй выбрался из кабины последним, снова получив несколько травм. Страдая от боли и кровотечения, писатель преодолел 50-мильную дорогу до больницы в поселке Масинди. Хемингуэй признавался, что это было самое мучительное и долгое путешествие в его жизни. Позже его перевели в госпиталь в Уганде, откуда Хемингуэй надиктовал статью для журнала Look с опровержениями слухов о своей смерти. Но и это было не все: неподалеку от лагеря разгорелся лесной пожар, и помогавший его тушить Эрнест упал в огонь, получив множественные ожоги. Чудом Хемингуэя доставили в Италию, а после первого курса лечения – на Кубу. В это время Хемингуэй переживает последнюю влюбленность – в свою секретаршу Валери Денби-Смит, которая снова закончилась ничем.

Эрнест и Мэри Хемингуэй в Кении, 1953 г.

Однажды он рыбачил на «Пилар», когда ему доставили телеграмму: шведская академия присудила ему Нобелевскую премию по литературе, во многом благодаря «Старику». Хемингуэй не был рад: «Премия – это проститутка, которая может заразить дурной болезнью. Слава – сестра смерти», – говорил он, считая, что подобные премии дают как надгробный памятник и после них никто не может создать ничего хорошего. По состоянию здоровья писатель не смог выбраться в Стокгольм, однако множество журналистов добрались до Кубы, замучив полуживого Хемингуэя интервью и фотосессиями так, что он был вынужден прятаться от них в запертом доме. «Я чувствую себя так, словно кто-то оправился в моей личной жизни», – писал Хемингуэй.

Однако скоро он поправился достаточно, чтобы вновь побывать в любимом Париже. Тут его ждал сюрприз: в кладовой отеля Ritz обнаружили два чемодана писателя, стоявшие там с двадцатых годов, набитые рукописями, заметками и письмами. Неожиданный привет из молодости вдохновил Хемингуэя на роман о днях, проведенных в Париже, когда он и его друзья были молоды и счастливы. Так родился роман «Праздник, который всегда с тобой».

Когда на Кубе началась революция, писатель поначалу не обращал на нее внимания. Но однажды солдаты Батисты ворвались в его дом в поисках оружия и убили его любимого пса: с его потерей Хемингуэй смириться не мог, и Кубу пришлось бросить.

Он поселился в усадьбе Сан-Вэлли в городке Кет-чум на западе США. Скоро его друзья стали замечать тревожные симптомы: у Хемингуэя возобновились боли, он стал очень плохо видеть. Он почти не мог писать: даже одна строчка требовала от него неимоверных усилий: мысли разбегались, отказывали глаза… К тому же начались явные неполадки с психикой. Он изводил жену, которая, по его мнению, хочет его смерти, считал, что за ним следят, что он под колпаком у ФБР, что он разорен… Наконец Мэри уговорила его – под предлогом лечения гипертонии – анонимно лечь в клинику Майо в Рочестере, штат Миннесота. Однако скоро журналисты пронюхали, кто лежит в больнице под именем Джорджа Сэвиера, и врачи сочли за лучшее отпустить его домой.

В Кетчуме он снова пробовал писать: «Тружусь вновь с напряжением», – сообщал он в письме. Каждое утро он вставал в семь утра и садился за письменный стол, однако результата по-прежнему не было. Осознание того, что он не может больше писать, было столь мучительным, что он даже плакал – впервые с детских лет. Однажды Мэри увидела его с заряженным ружьем: она напомнила супругу, что у него трое сыновей, что он мужественный человек… Его снова отправили в клинику, где лечили электрошоком, что сильно отразилось на его памяти: «Какой был смысл в том, чтобы разрушать мой мозг и стирать мою память, которая представляет собой мой капитал, и выбрасывать меня на обочину жизни?» – возмущался Хемингуэй.

Через несколько дней после выписки из клиники, утром 2 июля 1961 года, Мэри нашла его мертвым: он застрелился из любимого ружья, не оставив предсмертной записки.

После его смерти стали говорить о проклятии, нависшем над его родом. Покончили с собой его отец, брат, сестра Урсула, внучка Марго и один из биографов писателя. Критики, осмелев, наперебой писали о том, что значение Хемингуэя для американской литературы сильно преувеличено, а его собственные подвиги наполовину выдуманы им самим. Говорили, что его мужественные герои скоро забудутся, а его романы перестанут читать. Однако время показало, что все они ошибались…

Жан-Поль Сартр

Философ и человек

Вся его жизнь была преодолением – собственной слабости, чужой глупости, влияния мира. Когда он умер, пятьдесят тысяч человек шли за его гробом, но до сих пор за его книгами идут миллионы. В некрологе газета Le Monde написала: «Ни один французский интеллектуал XX века, ни один лауреат Нобелевской премии не оказал такого глубокого, длительного и всеобъемлющего влияния на общественную мысль, как Сартр». И это не было ни лестью, ни преувеличением.

Говорят, кому-то от роду суждено править миром, а кто-то добивается этого права сам. Трудно сказать, как обстояло дело с юным Жан-Полем – с рождения ему