Философия освобождения - Филипп Майнлендер

поэтому являются высшими мыслимыми существами во всей вселенной, поскольку они могут аннулировать свое внутреннее ядро – (на других звездах эквивалентные, но не более высокие существа существовать не могут) – это также находит свое полное осуществление в человечестве.

также находит свое полное воплощение в человечестве. Не останется никакой работы, которую должно было бы завершить новое человечество.

Далее мы можем сказать, что смерть человечества приведет к смерти всей органической жизни на нашей планете. Возможно, еще до того, как человечество войдет в идеальное состояние, но уж точно в это, оно будет держать в своих руках жизнь большинства животных (и растений), и оно не забудет своих «братьев меньших», а именно своих верных домашних животных, когда искупит свою вину. Это будут высшие организмы. Низшие же потеряют условия своего существования и вымрут в результате изменений, происходящих на планете.

Если мы теперь снова посмотрим на весь мир, давайте сначала рассмотрим эффект, который должно оказать на него исчезновение всей органической жизни на Земле, во всех его частях, не берясь утверждать «как». Затем рассмотрим тот факт, которым мы обязаны астрономам, что все тела мира, благодаря сопротивлению эфира, будут постепенно сужать свои орбиты и в конце концов все попадут в истинное центральное солнце.

Новые образования, которые возникнут в результате этих частичных мировых пожаров, не должны нас волновать. Мы сразу же окажемся в том звене ряда развития, которое показывает нам только твердые или жидкие тела. Все газы исчезли из Вселенной, т.е. вязкая сумма сил ослабла настолько, что теперь Вселенную составляют только твердые и жидкие тела. Лучше всего предположить, что все, что потом продолжает существовать, является лишь жидкостью.

Теперь абсолютно ничто не мешает выкупить эти жидкости. Каждый из них имеет свободный ход: каждая его воображаемая часть проходит через идеальную точку, и его стремление исполняется, то есть уничтожается в своей сокровенной сущности.

А потом?

Тогда Бог действительно перешел от сверхбытия, через становление, к небытию; через процесс мира он нашел то, чего, препятствуемый своей природой, он не мог сразу достичь: небытие.

Сначала исчезло трансцендентное царство, – теперь (в наших мыслях) исчезло и имманентное; и мы смотрим, в соответствии с нашим мировоззрением, с ужасом или глубоким удовлетворением, на абсолютное ничто, на абсолютную пустоту, на nihil negativum.

Это достигается

20.

На этом мы завершили все полурезультаты по физике и можем идти дальше.

Эстетика, с высшей имманентной точки зрения, показывает себя именно так, как мы постигли ее с низшей. Это не удивительно: ведь основание прекрасного в вещах самих по себе имеет свое славное объяснительное основание исключительно в простом единстве, или, скорее, в его первом гармоничном движении. В царстве прекрасного ничего больше не ждут: ничего больше не будет! Она полностью заключается в восхитительном великолепии предмирового существования Бога; более того, это восхитительное великолепие даже Божьего бытия, которое полностью покоится в себе, в простом единстве (с учетом созерцающего субъекта) и объективизации продолжения чудесного, гармоничного первого движения, когда Бог умер и родился мир

21.

Этика, с другой стороны, имеет несколько результатов, которые очень нуждаются в дополнении. Однако, дополненные метафизически, они также представляют собой решения самых сложных философских проблем. Она позволяет истине сбросить последний покров и показывает нам истинное сосуществование свободы и необходимости, полную автономию личности и чистую сущность судьбы, из знания которых проистекает утешение, уверенность, доверие, которые даже христианство и буддизм не могут предложить своим исповедникам; ибо истина, которую человек признает, удовлетворяет его совершенно иначе, чем та, в которую он должен верить.

В этике мы заняли самую жесткую позицию по отношению к воле к жизни. Мы осудили его и поставили на его лбу клеймо безумия. Мы отшатнулись от борьбы за существование и поставили во главу угла отказ от воли к жизни в полной мере. воли к жизни в полной противоположности с утверждением воли.

При этом мы судили не поспешно и преждевременно, а лишь однобоко, потому что нам не хватало правильного обзора.

Теперь, однако, вся имманентная область лежит перед нами в мягком свете знания, которого мы, исследуя середину пропасти между трансцендентной и имманентной областями, достигли. И здесь мы должны пояснить, что отрицание воли к жизни не противопоставляется утверждению.

Истинное отношение одного к другому станет ясно из нижеследующего.

Мы видели, что один великий закон господствовал над природой с самого начала, господствует над ней и будет господствовать до ее разрушения: закон ослабления силы. Природа стареет. Тот, кто говорит о вечной (!) молодости, «вечной» молодости природы (логически правильно было бы сказать «бесконечной»! ), судит, как слепой о красках, и стоит на

самой низкой ступени познания.

Все в мире, включая человека, находится под властью этого великого закона. В самой глубокой сущности он есть воля к смерти, потому что химические идеи, которые составляют его тип и поддерживают его, входя и выходя, хотят смерти. Но поскольку они могут достичь ее только через ослабление, а для этого нет более эффективного средства, чем воля к жизни, средство демонически превалирует над целью, жизнь над смертью, и человек раскрывается как чистая воля к жизни.

Посвящая себя исключительно жизни, всегда голодный и жаждущий жизни, он действует в интересах природы и в то же время в своих собственных; ибо он ослабляет сумму сил вселенной и в то же время свой тип, свою индивидуальность, которая, будучи особой идеей, имеет наполовину самостоятельное значение. Он находится на пути искупления: в этом нет сомнений; но это долгий путь, конца которого не видно.

С другой стороны, тот, кто был вынужден отвернуться от жизни с той же необходимостью, с какой грубый человек сжимает жизнь тысячей рук, тот, для кого, благодаря ясному, холодному знанию, цель приходит раньше средств, смерть раньше конца. Человек, который благодаря ясному, холодному знанию ставит цель перед средствами, смерть перед жизнью, действует и в интересах природы, и в своих собственных; но он ослабляет более эффективно и сумму сил всех, и свой тип, который в жизни наслаждается блаженством мира в сердце, а в смерти находит абсолютное уничтожение, которого жаждет все в природе. Он идет вдали от великой дороги спасения, по короткому пути спасения: перед ним лежит высота в золотом свете, он видит ее и достигнет ее.

Так один, утверждая волю к жизни, достигает той же цели на темном, знойном пути, где страшная толпа, все бьется и бьется, что другой, отрицая волю, достигает на светлом пути, только в начале тернистом и крутом, а потом ровном и славном, где нет ни толпы, ни криков, ни нытья. Но первый достигает цели лишь через неопределенное время, всегда неудовлетворенный, измученный заботами, печалью и муками, тогда как второй, в конце своей индивидуальной карьеры, прикладывает руку к цели и на пути к ней освобождается от забот, печали и мук и живет в глубочайшем душевном покое, в самой непоколебимой безмятежности.

Другой идет с трудом, постоянно тормозя, желая продвинуться вперед, но не имея возможности; этого несут вверх, как бы, ангельские сонмы, и поскольку он не может оторвать взгляд от светлых высот и полностью теряет себя в созерцании, он достиг своей цели, но не знает как. Сначала это казалось так далеко, а теперь уже достигнуто!

Таким образом, оба хотят одного и того же, и оба достигают желаемого; разница между ними заключается только в способе их движения. Отрицание воли к жизни – более быстрое движение, чем утверждение. Это такое же отношение, как между цивилизацией и состоянием природы, которое мы описали в политике. В цивилизации человечество движется быстрее, чем в состоянии природы: однако в обеих формах у него одна и та же цель.

Можно также сказать: ключ меняется с мажорного на минорный, а темп течения жизни – с adagio и andante на vivace и prestissimo.

Тот, кто отрицает жизнь, лишь отвергает средства того, кто ее утверждает; и это потому, что он нашел лучшее средство, чем это, для достижения общей цели.

И здесь же приводится позиция мудрого человека