Аграрная исстория Древнего мира - Макс Вебер

Теократия утвердилась окончательно. Наряду со светскими родами стоят роды городского священства, которым подчинены «левиты» в качестве служителей при храмах. (Число всего духовного сословия — 1/7 часть населения — необычайно велико.) Так как отличительной особенностью народа являлось теперь соблюдение ритуального закона (обрезания, Субботы, заветов чистоты), то священнические роды еще до того, как первосвященник стал формальным главой государства, являлись руководителями иудейской общины, экономический центр тяжести которой, несомненно, оставался в Вавилоне, где ее существование подтверждают нам многочисленные документы. Политическое устройство государства служило одной лишь цели: сохранить сакральный центр. Как и в эллинских городах, сначала здесь была введена общая трапеза глав родов у наместника, как символ государственного единства. С одной стороны, был воспрещен прежде допускавшийся connubium [брак] с «жителями страны», т. е. со всеми не вступившими в имевший религиозный фундамент полис путем принятия Закона, будь они даже израильского происхождения; с другой стороны, иудеи начали тогда не считавшуюся с происхождением своих будущих прозелитов пропаганду среди метеков и в чужих странах.

Относительно аграрного развития этой влачившей сначала довольно жалкое существование общины мы можем узнать что-нибудь лишь косвенно и из более поздней эпохи, с помощью талмудического права и Евангелий. Но и то узнаем немного и мало своеобразного. (Некоторые замечания см. ниже.)

«Национальная война» македонской военной монархии, положившей основу всемирному господству эллинизма, внесла в экономические условия Востока значительнейшие изменения. Ближайшим последствием было Чрезвычайное распространение (Expansion) автономного в своих внутренних делах эллинского полиса в качестве формы организации также и на внутренние страны вплоть до границ Туркестана, между тем, как до тех пор лишь очень немногие города отстояли от морского берега более, чем на один день пути. В связи с этим стоит распространение денежного хозяйства. Это прежде всего сказалось в государственном хозяйстве: тогда как пребывание персидского царя в городе являлось экономическим бременем для этого последнего (благодаря обязанности содержать его за свой счет), эллинистический полис имел выгоду от пребывания в нем двора, что передано нам традицией как самое характерное отличие происшедшей перемены. Государственный откуп стал распространяться теперь на Восток. Мы видели, что еще при Артаксерксе частный капитал играл посредническую роль в уплате долгов, и Белох, конечно, прав, когда он понимает слова Аристотеля в «Экономике» (Aristot. Oikon. 33) в том смысле, что номархам приходилось самим превращать в серебро дань, собираемую с египтян зерном, для того чтобы иметь возможность уплачивать денежный налог, и поэтому они требовали свободы вывоза зерна, потому что иначе они не в состоянии были бы внести налог. Теперь государство начинает — планомернее всего в Египте — сдавать натуральные повинности откупщикам, которые гарантируют ему известную определенную денежную сумму, как выручку от продажи, чтобы иметь, таким образом, возможность сбалансировать свой бюджет в деньгах. Несметные «сокровища» персидских царей были растрачены в качестве донатив[348] суверенным войскам и его вождями и «дружинами» македонских князей и таким образом были пущены в обращение. Царство Селевкидов[349], истиннейшее продолжение Персидского царства, видимо, никогда более не обладало особенно богатой царской сокровищницей, но зато его денежные доходы от податей, по-видимому, превосходили доходы всего Персидского царства (кроме Индии), взятого в целом. Государственная казна Египта была очень богата, хотя размеры ее, как они переданы традицией, совершенно неправдоподобны (многие историки принимали на веру цифры фантастические); кроме того, в Египте существовал царский банк, которой, как и в большей части эллинистических полисов, обладал монополией размена и вместе со своими филиалами являлся всеобщим платежным местом. Чеканка монеты по городам началась везде, между тем, как, например, Вавилон еще и во времена персидского владычества вовсе не чеканил денег; золотые «дарийки», «государством обеспеченные ценности» («Reichswährung») служили, главным образом, для хранения в виде сокровищ и для наград, и только некоторые приморские города чеканили эллинскую монету; но в общем денежное дело оставалось на правовом уровне денежной системы Китая (мелкие разменные деньги наряду с колеблющимся в цене благородным металлом, уплачивавшимся по весу — «pensatorisch»).

Успехи и влияние денежного хозяйства всего яснее сказались на особенно хорошо известном нам теперь, благодаря Вилькену, положении Египта. В разнице между податями, платившимися персам, и доходами Птолемеев (будто бы 700 талантов, 120 000 артаб[350] хлеба при Дарии — что, по данным традиции, сделалось постоянной податью — 14 800 талантов и 1,2 млн. артаб хлеба будто бы при Птолемее Филадельфе[351], 60 000 талантов достоверно в I в. до P. X. после сильного упадка), конечно, нельзя видеть (даже оставляя в стороне снижение ценности благородного металла) просто соответствующее повышение государственных доходов: все источники говорят, что налоги в пользу сатрапов и местных войск были гораздо тяжелее, что на персидский двор уходила только часть всей суммы доходов и, конечно, менее значительная часть податей натурой. Но денежная стоимость всех поступлений натурой при Птолемеях равнялась всего только какой-нибудь 1/40 всей суммы их доходов: так быстро шло вперед денежное хозяйство. И — на что Вилькен указал впервые — между тем, как в содержании войска в III в. до P. X. деньги относились к выдачам натурой по стоимости, как 1: 2, во II в. до P. X. отношение это изменилось на 31/2 : 1, во флоте же в конце II в. — на 20 : 1. Древние, отличающиеся от халдейских больше формально, чем по существу, категории натурально-хозяйственных деловых отношений, займы натурой, вознаграждение натурой и т. д., сохраняются еще в течение всей эпохи Птолемеев (в особенности, но не исключительно, в демотических папирусах). Натуральная аренда в частном обороте, судя по дошедшим до нас источникам, преобладает вплоть до эпохи императоров. Но денежное хозяйство неудержимо идет вперед, начиная от III в. до P. X. и до середины II в. после P. X. Сохранившиеся фрагменты хозяйственных книг показывают нам полную картину денежного хозяйства в области домоводства, с одной стороны, в III в. до P. X., с другой стороны — во времена Веспасиана. Закупки на рынке за деньги, продажа продуктов за деньги, поденная плата чистыми деньгами, отдача денег взаймы под денежные проценты господствовали в частном обороте; а главное — денежные подати и денежная расценка податей. Из поземельных податей, если не считать злаков, составляющих монополию государства (сезам, кротон и т. д.), только подати зерновым хлебом выплачивались почти целиком натурой, все другие злаки были обложены почти исключительно денежными податями. Точно так же денежными податями были обложены и ремесла, вместо прежних, практиковавшихся при фараонах, барщин и натуральных оброков ремесленными изделиями. Повсюду обнаруживается тенденция к «adaeratio», как технически называли этот процесс перехода от натуральных повинностей к денежным во времена империи. Необычайно развитая и доведенная до крайних пределов утонченности финансовая система эпохи Птолемеев, по которой решительно каждый, от проститутки до заведующего каналами — за исключением эллинов, жрецов (до известного числа на каждый храм) и κάτοικοι[352] (см. ниже) — был обложен особой податью (differenzierte Steuern) сообразно со своей профессией, а, кроме того, сообразно со своим объектом, каждый акт оборота, — эта система покоится на совершенно последовательном дальнейшем развитии кадастра барщин и земельных измерений и оценок, входивших в систему государственного обложения времен Рамессидов, которой она составляет диаметральную противоположность лишь в смысле способа обложения: там в принципе — натуральные повинности, здесь в принципе (как было на практике, см. ниже) — денежные налоги. Таким образом, в эллинистическую эпоху государство удовлетворяло свои потребности все более и более денежно-хозяйственным способом и могло это делать потому, что хозяйственный строй, на который оно при этом опиралось, в сильной мере был или становился денежно-хозяйственным строем.