Котёнок и его Страж. Часть 1 - Такку

Тем не менее, сон мальчику приснился необычный и непривычный. Непривычный хотя бы тем, что в этот раз Гарет не смотрел на события со стороны. Его спящее сознание словно бы слилось с чужим. Он переживал вместе с этим человеком, но не мог догадаться, о каких событиях шла речь, потому что ему были доступны лишь самые яркие обрывки воспоминаний.

«Ночь. Темный полог над головой. Ему жарко, и он осторожно выбирается из-под одеяла, стараясь не потревожить того, кто спит рядом.

В спальне душно. Он чуть-чуть приоткрывает полог и ловит ноздрями струйку свежего воздуха.

Сосед беспокойно ворочается. Мальчик не любит сквозняка.

Он садится на постели, глядя на спящего.

Пухлые губы обветрены, щеки покрыты нежным пушком, влажные волосы кажутся темными в багряном полумраке.

Из глубин памяти всплывает картинка: мальчик, высокий и изящный, раскинулся на постели.

— Иди теперь к себе! — приказывает он, и этому приказу нельзя не подчиниться.

Он встряхивает головой. Наваждения как не бывало. Остается только горькое чувство собственной неправильности.

Он сглатывает, пытаясь отогнать другое видение, которое упрямо лезет на поверхность.

Страх, отчаяние, обида, тоска, скорбь… В голове бьется мысль: «Надо дать ему время. Он успокоится и поймет, что был неправ…» Но душу выжигает горечь от того что он — поверил, а ему — нет…

Сбитый с ног мужчина пытается сесть, потирая поясницу. Внезапно черты его лица искажаются ужасом, черные глаза выкатываются из орбит…

Хриплый, как карканье, вскрик, что-то похожее на «Авада Кедавра!» Мир заслоняет оглушительная вспышка…

Боль. Ужасная боль. Ужасно много боли. Хуже быть не может — так он думает, пока, исхитрившись повернуть голову, не замечает изломанное тело в луже крови.

Все.

Тьма».

Гарет сел в постели, отчаянно пытаясь сообразить, кто же он такой. Чужие эмоции совершенно выбили его из колеи.

«Котенок?»

«Магнус?.. Что это было… сейчас… со мной?..»

«Очередной твой сон, я полагаю».

«Раньше так… никогда…»

Страж не ответил, но от его сочувственного молчания Гарету стало легче. Он не один. И он — это он, Гарет Карсавен, а не тот незнакомец, оплакивающий потерянного друга.

Под ложечкой потянуло сосущей болью. Гарет порылся в тумбочке, но ничего там не нашел и с запозданием вспомнил, что перед сном разделил с Кариной последний кекс.

«Магнус…»

«Ау?»

«Я есть хочу…»

«До завтрака не дотерпишь?»

«Какое там! Еще три часа целых!»

«Ох, котенок… — Страж задумался. — Можно спуститься на кухню и поклянчить у домовиков чего-нибудь вкусненького. Но если тебя заловит Филч…»

«Придется рискнуть», — Гарет торопливо одевался.

«Знаешь что, котенок… Надень-ка ты свою мантию-невидимку. А то как бы твоя стихийная магия в критический момент не отказала».

На это заявление Гарет лишь фыркнул, но совету последовал. Ему и самому было интересно проверить дареный артефакт в деле.

Глава 71

Поход на кухню среди ночи оказался не таким простым, как думал Гарет. Визитная карточка Хогвартса, его знаменитые движущиеся лестницы, по ночам висели неподвижно, а когда Гарет начал разбегаться, чтобы перепрыгнуть на ту сторону, Страж у него в голове завопил не своим голосом.

Пришлось искать обходной путь. Отойдя от шока и перестав заикаться, Магнус взял руководство на себя. В результате очень скоро Гарет перестал понимать, где он находится.

«Направо, налево, направо… прямо… сюда, в проход…»

«Магнус, ты сдурел? Я с голоду помру, пока ты меня выведешь…»

«Ничего с тобой не сделается… Давай сюда, на маленькую лесенку…»

«Это не школа, это лабиринт!»

«Ничего, уже почти пришли…»

«Ма-а-агнус! Я жрать хочу, а ты меня в библиотеку приволок!»

«Все правильно, котенок. Остался последний переход… Зараза!!!»

«Это Филч?! А вдруг его кошка учует меня под мантией?!»

«Непременно учует! Давай проверь, эта… да тише ты! Ага, не заперто… отлично!»

Спасаясь от надвигающегося завхоза, Гарет торопливо нырнул в приоткрытую дверь возле темной ниши с доспехами. Тяжелая створка закрылась за ним неожиданно легко и без малейшего скрипа. Это было хорошо. Плохо было то, что зловредный завхоз ковырялся в коридоре и не уходил.

Гарет перевел дух и огляделся. Комната, похоже, давно уже служила складом. У стен громоздились одна на другую старые парты, облезлые и поломанные. Прямо у ног Гарета лежала перевернутая мусорная корзина с торчащими поломанными прутьями. Из нее высыпались какие-то пыльные клочки. А вот к противоположной стене был прислонен предмет, выглядевший чужеродным среди этих грязных обломков. Казалось, его пристроили здесь временно, чтобы он не мешался в другом месте.

Это была высокая, почти до потолка, массивная золотая рама, украшенная старинным орнаментом. Рама стояла на подставках в виде двух когтистых лап. Что в нее было вставлено, зеркало или холст, Гарет не мог разобрать в полумраке и решился осторожно подойти поближе.

В животе заурчало. Испуганному мальчику этот звук показался громом небесным. Гарет прижал ладонь к животу, другой рукой придерживая подол мантии-невидимки, чтобы не наступить на него и не упасть. Тогда Филч точно услышит, ворвется в комнату и… Об этом лучше не думать.

Подойдя к раме вплотную, Гарет с некоторым разочарованием понял, что это не зеркало, а портрет. Портрет мальчика — пацана примерно его лет — который совершенно терялся на огромном холсте.

«Наверное, у него были очень любящие родители», — подумал Гарет, вспомнив почему-то Дурслей.

Тем временем выяснилось, что этот портрет, как и многие другие в Хогвартсе — живой. Мальчик достал откуда-то большой бутерброд с салом и зеленым луком и принялся неторопливо и очень картинно его поедать. Гарета затошнило, рот наполнился горькой слюной. Он поспешно отвернулся и прислушался, надеясь, что Филч уже ушел. Но нет — завхоз возился в коридоре, кошка скреблась… Он со вздохом вновь повернулся к портрету. Мальчишка откусывал хлеб большими кусками, пальцами заправлял в рот луковые перья, жевал, беззвучно чавкая, и смотрел Гарету в глаза, ехидно и свысока.

«До чего же противный!» — с чувством подумал Гарет, которому опять вспомнились Дурсли. Дадли так делал иногда — становился перед голодным кузеном и пожирал у него на глазах какую-нибудь вкуснятину — кусок торта там, или горячий бутерброд… Только Дадли при этот громко чавкал и ронял крошки изо рта, а этот мерзкий портрет ест беззвучно — и на том спасибо.

Чтобы не смотреть на жующего мальчишку, Гарет принялся изучать потемневшую от времени массивную золотую раму. На ней были выгравированы буквы, которые складывались в слова — абсолютно непонятные слова: