Астронавты - Станислав Лем

— Да! В самом деле! Я даже спросил вас…

— Мы наклонялись потому, что к нормальному тяготению, направленному вертикально вниз, прибавилось влияние тяготения Белого Шара. Это навело меня на разгадку.

— И этого было достаточно?

— Я в конце концов физик, — произнес Лао Цзу.

— А как вы нашли Осватича?

— Чтобы войти в сферическое пространство, нужно было пользоваться другим проводником, а не зрением.

— Каким? Я не могу догадаться.

— А это как раз нечто очень важное… То, чему была посвящена вся наша работа… Вы все еще не догадываетесь? Труба! С помощью индукционного прибора я отыскал ее эхо и пошел по этому следу… он и привел меня к Белому Шару. Сферическое пространство искривляет только световые лучи, но не материальные предметы.

— Как это просто!

— Верно? Мы связались веревкой с инженером… он остался снаружи сферического пространства, а я вошел в него и обнаружил там Осватича. Любопытной было зрелище, — прибавил Лао Цзу помолчав. — Веревка тянулась от меня и вдруг в воздухе оборвалась посередине.

— Как посередине?

— Ну, а где же, по-вашему?

— На границе…

— Границу сферического пространства нельзя увидеть. Сейчас нарисую еще и то, что увидели мы с Солтыком, когда соединявшая нас веревка пересекла в какой-то точке границу сферического пространства. Вот так было в действительности,

а так видели ее мы: он извне, а я изнутри.

— Поразительно! — заметил я.

— Дело привычки. Это не удивительнее, чем увидеть ложку как бы преломленной, если опустить ее в стакан с водой.

— А зачем вы связались веревкой с Солтыком? — спросил я. — Разве труба не могла вас вывести так же, как и привела?

— Могла, — равнодушно отозвался физик, — но я боялся потерять сознание. Температура все время повышалась.

— Где вы разорвали скафандр? И, профессор, — вырвалось вдруг у меня, — я видел вас входящим в воду! О, это было!.. — у меня не хватило слов.

— Конечно, она была горячая, — произнес Лао Цзу. — Итак, мы обсудили кое-какие явления, которые нам пришлось наблюдать. Позволю себе воспользоваться примером профессора Арсеньева. Он сравнил нас с муравьями, попавшими внутрь пишущей машинки. То, о чем мы до сих пор говорили, было только некоторым объяснением действий самой машинки, но мы ничего не узнали о гораздо более важной вещи: о том, кто пишет на этой машинке и что он пишет. Я был бы рад, если бы профессор Чандрасекар поделился с нами своими выводами, так как именно он завершил это дело.

— Которое начали вы, — заметил математик.

— Которое мы выполнили вместе, — возразил Арсеньев, — ибо каждый из нас делал то, что ему положено.

Чандрасекар стал перебирать лежавшие перед ним снимки и бумаги, пока не нашел дважды изогнутую кривую, ту самую, которую несколько часов назад я видел на экране «Маракса». Глядя на нее, он заговорил:

— В основе Белого Шара должен лежать вакуумный ускоритель, в котором атомы приобретают почти световую скорость. Согласно закону преобразования Эйнштейна создаются огромные массы, — они-то и служат источником гравитационного поля. Для получения этих масс нужна энергия в количестве миллиардов киловатт. Она поступает в Белый Шар по одиннадцати трубам, в каждой из которых ток имеет свой особый ритм. Я напоминаю об этом, чтобы подчеркнуть, что без «Маракса» мы не разобрались бы в анализе колебаний. Теперь мы знаем, что каждый цикл деятельности Белого Шара длится двести девяносто шесть часов и состоит из двух основных фаз. В первой, положительной, возникшее тяготение прибавляется к тяготению планеты. Во второй фазе, отрицательной, тяготение Белого Шара вычитается из тяготения Венеры. Как вы видите, каждая фаза слагается из целого ряда меньших зубцов… Мы прибыли сюда в то время, когда напряжение поля было положительным, но уже значительно ослабело, а неприятности, испытанные нами, были вызваны вот этим небольшим подъемом кривой.

Все склонились над столом, вглядываясь в место на снимке, указанное математиком, а он продолжал:

— Хуже было бы, подлети мы к Венере в период отрицательной фазы… Человек, например, приближаясь к шару, перестал бы притягиваться планетой, мог взвиться кверху, как воздушный шар, и улететь в межпланетное пространство… Но не в этом дело. Все это, по словам коллеги Лао, относится лишь к объяснению работы машинки. Самое важное сейчас — ответить на вопрос: что может означать этот сложный цикл гравитации, продолжающийся двести девяносто шесть часов, по окончании которого все колебания и пики начинают повторяться с самого начала? Каково может быть назначение, какой смысл скрывается в этих мощных толчках энергии?

Математик приостановился. Затем, постукивая при каждом слове пальцем о стол, продолжал:

— Сами по себе явления, вызванные Белым Шаром, не могут поразить или удивить нас, исследователей и ученых. Поражает и удивляет нечто совсем другое: все это не имеет никакого смысла и ни для чего не предназначено.

Я почувствовал, как у меня сжимается сердце.

— Что… что вы хотите сказать, профессор? — спросил я, невольно понижая голос.

— Только то, что сказал. Я не могу добавить к этому ни единого слова.

— Но позвольте, я не понимаю, почему создание такого полюса тяготения не имеет никакого смысла? Может быть, мы на Земле не сооружали их, но…

— Вы меня не поняли, — заметил физик. — Мы знаем, для какой цели можно устроить полюс тяготения. Я подразумеваю взлет космических кораблей.

— Но ведь Белый Шар…

— Позвольте мне докончить. Мы на Земле пользуемся ракетами, которые движутся атомной энергией. Возможно, что после катастрофы, постигшей высланный на Землю корабль, обитатели Венеры решили использовать другой способ: они захотели бороться с тяготением с помощью тяготения же!

— Каким образом?

— Объяснения завели бы нас слишком далеко. Достаточно сказать, что их метод можно фигурально назвать «высверливанием дырки» в поле тяготения, окружающем планету. Вы знаете, что электрический заряд можно нейтрализовать другим зарядом, обратным по знаку?

— Конечно.

— Так вот, они уничтожали в одном месте силу тяготения планеты с помощью искусственно созданного тяготения, направленного в противоположную сторону. Благодаря этому для взлета в межпланетное пространство достаточно было минимальной энергии.

— Ну вот видите, — сказал Осватич, а я добавил:

— Значит, у Белого Шара была цель, да еще самая определенная! Почему же профессор Чандрасекар говорит, что…