Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв - Анатолий Тарас

Но воеводы дали королю достойный ответ:

«Мы не жиды; не предаем ни Христа, ни царя, ни отечество, не слушаем лестя, не боимся угроз. Иди на брань: победа зависит от Бога».

Постепенно осаждавшие стали роптать. Приближались холода, осажденные устраивали удачные вылазки, напрасно гибли люди, а Псков оставался все таким же неприступным. Не смея обвинять короля, они винили в неудаче главного воеводу, Замойского; говорили, что он в академиях итальянских выучился всему кроме искусства побеждать. Баторий велел им строить землянки, запасаться дровами и хлебом. Наконец, прибыл из Риги порох. Но и после этого все попытки взять город остались тщетными. Опять процитируем «Повесть»:

«28 октября со стороны реки Великой под городскую стену пробрались литовские гайдуки, градоемцы и каменотесы и, закрывшись специально сделанными щитами, начали подсекать кирками и всякими орудиями для разбивания камня каменную стену от Покровской угловой башни и до водяных Покровских ворот, чтобы вся стена, подсеченная, упала в реку Великую. А деревянную стену, что построена для укрепления рядом с каменной, хотели зажечь. В тоже время из-за реки Великой по народу, стоящему у городской стены, решили стрелять из орудий, и так надеялись окончательно взять город.

Государевы же бояре и воеводы, увидев такой над городом умысел, против замыслов литвы для обороны города со своей стороны повелевают зажженное смоляное тряпье на Литву и на щиты их метать, чтобы от огня щиты их загорелись, а сами они от удушливого дыма из-под стены выбегали или же там сгорали. Литовские же воины, понуждаемые силой, все это терпели и стояли, упорно и настойчиво подсекая стену.

Государевы же бояре и воеводы повелели провертеть сквозь деревянную и каменную стены частые бойницы и из тех бойниц стрелять по подсекающим из ручниц и копьями их колоть. Кроме того, лили на них горячую смолу, деготь и кипяток, зажженный просмоленный лен на них кидали, и кувшины с порохом в них бросали.

Те литовские гайдуки, что надежно укрылись, продолжали долбить стену; другие же, охваченные огнем и дымом, не в силах терпеть, стремглав выбегали из-под стены. Чтобы ни одному из этих проворных литовских гайдуков не дать убежать, были расставлены опытные псковские стрельцы с длинными самопалами.

Некоторые литовские градоемцы так глубоко продолбили стену, что уже и без щита могли ее подсекать, и ни горячей водой, ни огнем пылающим их нельзя было выжить, но и против этих, особенно смелых, благомудреные государевы бояре и воеводы… придумали для спасения города следующее: повелели навязать на шесты длинные кнуты, к их концам привязать железные палки с острыми крюками. И этими кнутами, спустив их с города за стену, стегали литовских камнетесов и теми палками и острыми крюками извлекали литву, как ястребы клювами утят из кустов на заводи; железные крюки на кнутах цеплялись за одежду и тело литовских хвастливых градоемцев и выдергивали их из-под стены; стрельцы же, как белые кречеты набрасываются на сладкую добычу, из ручниц тела их клевали и Литве убегать никоим образом не давали».

Между тем, наступила глубокая осень, начались морозы. Тогда Баторий решил атаковать город через реку Великую. На другом ее берегу он велел установить несколько осадных батарей. Пять дней по стенам били тяжелые пушки. В конце концов, рухнула часть стены со стороны реки Великой. 2 ноября литовцы по льду реки пошли на приступ. Однако псковские воеводы тоже не дремали. За пять дней они подтянули к стене напротив осадных батарей несколько десятков своих пушек. Причем на сей раз московские пушкари, замаскировав пушки, ждали штурма. Бежавших к пролому людей встретил мощный залп из пушек, пищалей и ручниц. Напрасно королевские воеводы, разъезжая на конях, кричали, махали саблями, даже рубили тех, кто поворачивал назад. Второй сильный залп из города обратил в бегство и воинов и воевод, прямо на глазах у короля! Они бросились назад, оставив возле стены и на льду много трупов.

В тот же день стрелецкий голова Федор Мясоедов с довольно многочисленным отрядом прорвался в Псков с противоположной стороны, к огромной радости его защитников, понесших изрядные потери.

Тогда Стефан приказал прекратить обстрелы и вместо напрасных приступов заняться жесткой блокадой со всех сторон, чтобы покорить осажденных голодом.

Желая каким-нибудь легким успехом ободрить приунывшее войско, а заодно удовлетворить наемников ценными трофеями, Баторий решил взять древний Печерский монастырь в 56 верстах от Пскова. Он был окружен мощными каменными стенами с башнями, в башнях стояли 20 пушек. Кроме монахов, в монастыре находился гарнизон (250 человек) во главе с Юрием Нечаевым. Воеводы Георг Фаренсбах с немцами и Борнемисса с венграми пришли к монастырю, потребовав сдачи. Но монахи ответили им:

«Похвально ли для витязей воевать с чернецами? Если хотите битвы и славы, то идите к Пскову, где найдете бойцов достойных. А мы не сдаемся».

Монахи действовали еще лучше, чем говорили: вместе с воинами гарнизона, их женами и детьми, они отразили два приступа; даже взяли в плен молодого Кетлера, племянника герцога Курляндского.

В дневнике, который вел один литвинский шляхтич, в записи от 16 ноября 1581 года сказано:

«Борнемиссе с венгерцами, и Фаренсбаху с немцами не везет в Печерах. Пробьют отверстие в стене, подойдут к нему, да и остановятся, далее идти не могут. Все удивляются, отчего это происходит. Одни говорят, что это колдовство со стороны русских, другие — что место свято. Уже второй приступ не удается. Эти монахи творят чудеса храбрости».

Войско Батория за все время осады потеряло не более трех тысяч человек убитыми, умершими от ран и болезней, но стало сильно страдать от наступивших холодов. Ощущался недостаток съестных припасов и фуража, падали лошади, появились дезертиры.

Боевой дух снизился, среди шляхты возникло и все больше усиливалось недовольство. Тем не менее, король решил оставить часть войска зимовать под Псковом. Приказал копать землянки и строить избы для воинов. Сам же, видимо, не рассчитывая на успех, ушел с другой частью воинов, чтобы отступление произошло без него. Поводом для отъезда он выставил необходимость присутствия на сейме Речи Посполитой, который еще и не собирался.

Помощь Баторию, как обычно, оказал Ян Замойский. Он ввел строжайшие порядки, особенно сурово наказывая шляхтичей. Одних по его приказу заковывали в кандалы, других подвергали телесным наказаниям. Но все это не помогло успеху в осаде.

Правда, в августе — октябре 1581 года отряды воевод Криштофа Радзивилла, Филона Кмита-Чернобыльского и Михаила Гарабурды, посланные Баторием в рейд, дошли до верховий Волги, взяли Ржев и Старицу, сожгли на своем пути десятки деревень. Попытались взять Торопец, но повернули назад, так как получили сведения, оказавшиеся ложными, будто бы против них с большим войском идет сам царь.

Тем временем шведы, пользуясь долговременной осадой Пскова и бездействием царских воевод, за два или три месяца заняли Лоде, Фиккель, Леаль, Габсаль и Нарву, где в кровопролитном сражены полегло до семи тысяч московских ратников и переселенных туда жителей.

Чрез несколько дней после падения Нарвы французский генерал на шведской службе, де ла Гарди, взял Иван-город, Ям и Копорье; захватил в плен много московских дворян и детей боярских. Далее он овладел еще и Вейсенштейном, после чего пышно отметил свои победы в Ревеле. Он навел такой страх на московитов, что они молились в церквах — «да спасет нас Бог от сего врага лютого».

Запольное перемирие (1582 г.):

итоги войны

Теперь Баторию ничего не осталось делать, как заключить перемирие, чтобы собрать средства и силы для новой кампании. А Иван, ограбивший не только Новгород и Псков, но и православную церковь, больше не имел денег для продолжения войны. Так, в Можайске насчитывалось к 1581 году 127 пустых дворов и 1446 брошенных дворовых мест (89 % от общей численности); в Муроме не платили налоги 84 % хозяев; в Коломне — 91 %. В Пскове из 700 тягловых дворов (плативших оброк и государевы подати) осталось всего 30 (4,3 %) в окрестностях города были заброшены все промыслы.

В данной связи Нечволодов писал:

«У царя не было средств вести дальше борьбу, казна его опустела, и он оставил после себя крупные долги частным лицам».

Карамзин по тому же поводу сказал следующее:

«Отойти от Пскова, не взявши его и не заключивши мира, было бы срамом для Батория: ропоту в Польше не было бы и предела. Баторий потерял бы свою воинскую честь и свое нравственное влияние.