Волшебный корабль - Робин Хобб

Но мгновение миновало. И, наоборот, показалось, что прежняя Альтия Вестрит, летний бал и все прочее были всего лишь миражом, сказкой, которую она сама себе выдумала. Девушка задумалась о том, скоро ли домашние надумают открыть ее матросский сундучок. Интересно, разберутся ли они, кому какой подарок предназначался?… Чего доброго, мать с Кефрией даже прольют пару слезинок по поводу подарков от дочери и сестры, которую они позволили выжить из дому. Альтия улыбнулась жесткой улыбкой и положила гребешки назад на прилавок. «Не время предаваться дурацким мечтаниям. Да пусть их там хоть вообще сундучок не открывают. Какая разница? Мне прожить надо — вот что сейчас важнее всего…»

Ибо, невзирая на презрительные советы Брэшена Трелла, она вовсе не собиралась «ползти» домой. Так, без сомнения, поступила бы капризная избалованная девчонка, которой он ее, похоже, считал. «Ну уж нет. Тем самым только подтвердилось бы, будто все, чего наболтал обо мне Кайл, — сущая правда…»

Выпрямившись, она решительно двинулась через торговые ряды. По пути купила себе немудрящее пропитание: сливы, кусок сыру и несколько булочек. Хватит, чтобы продержаться до вечера. Еще она приобрела две дешевые свечки да трутницу с кремешком и кресалом. Вот и все покупки.

Больше в городе ей было делать определенно нечего, но уходить не хотелось. Вместо этого она еще побродила по рынку, кивая тем, кто ее узнавал и выражал свои соболезнования по поводу кончины отца: Альтия больше не вздрагивала от боли, когда кто-либо произносил его имя. Просто старалась поскорее перевести разговор на другое.

Ей не хотелось думать о нем. Не хотелось обсуждать с полузнакомыми людьми свою потерю и свое горе. И подавно — касаться в праздном разговоре своего разрыва с семьей. «Знать бы, много ли народу вообще успело прослышать? Уж конечно, Кайлу вовсе не хочется, чтобы по городу поползли какие-то сплетни. Вот только болтливым слугам рот не заткнешь. Никому еще не удавалось. А значит, рано или поздно все все узнают. Хорошо бы меня к тому времени в городе уже не было…»

Правду сказать, ее узнавало в лицо не так-то много народу. И сама она узнавала немногих: все больше мореплавателей и торговцев, с которыми вел дела ее отец. Она только теперь с удивлением осознавала, до какой степени годы, проведенные с ним на корабле, отдалили ее от того, что в Удачном называли «обществом», — а она даже не заметила, как это произошло. Девушка ее возраста за последние шесть месяцев побывала бы самое меньшее на шести светских раутах. Балы, вечеринки, приемы… А она? Дай Бог памяти… Последний раз ее видели в свете на празднике урожая. Кажется. Расписание ее плаваний как-то плохо совпадало с расписанием званых обедов. Да и не считала она тогда, будто что-то теряет. Не захочет — не будет в светской жизни участвовать. А потом захочет — и опять будет…

Ан нет. Теперь все это пошло прахом. Кончились бальные платья и туфельки, которые заказывали непременно им в тон, кончилось подкрашивание губ и капельки духов за ушами. Все утонуло в море, поглотившем тело отца…

…И опять горло перехватил болезненный спазм, который, как она по глупости думала, больше не должен был повториться. Повернувшись, она почти бегом бросилась прочь — прочь от себя самой, но разве тут убежишь? Альтия отчаянно моргала глазами, сдерживая слезы…

Более или менее взяв себя в руки, она замедлила шаг. И огляделась по сторонам.

Она стояла прямо перед витриной магазинчика, принадлежавшего Янтарь.

И опять по позвоночнику пробежал холодок нехорошего предчувствия… Как и прежде, Альтия не смогла бы внятно сказать, какая такая опасность могла ей грозить со стороны скромной ремесленницы. Эта женщина даже не принадлежала к старым семействам. Она просто резала дерево. Резала во имя Са. Просто дерево. И продавала сделанные украшения… Но опасность, тем не менее, имела место совершенно определенно.

Альтия внезапно решила, что надо ей в конце концов зайти и взглянуть, что за диковины продает эта Янтарь. Она схватилась за дверную ручку так решительно, словно та была сплетена из жгучей крапивы. И стремительно вошла в магазинчик.

Внутри было прохладней, чем на улице. И после яркого солнца казалось почти совсем темно. Когда глаза попривыкли, Альтия увидела, что лавочка была обставлена с изысканной простотой. Пол — струганые сосновые доски. И полки — из самого простого дерева. Изделия, которыми торговала Янтарь, были разложены по полкам на квадратиках темной материи. Лишь самые замысловатые ожерелья висели на стене за прилавком. А еще там и сям стояли глиняные чаши с россыпью деревянных бусин всех мыслимых цветов и оттенков…

Кстати, Янтарь продавала не только украшения. Альтия увидела деревянные чаши и большие плоские блюда, вырезанные с редким изяществом, подчеркивавшим нарядный узор древесины. Деревянные кубки, способные украсить стол любого короля. Гребни для волос из ароматного дерева… И ни единая вещь не была склеена из отдельных кусочков. Янтарь умела разглядеть внутри древесины законченную форму — и попросту отсечь лишнее, а потом довести до совершенства резьбой и полировкой. Вот стул, изваянный из цельного обрубка ствола Альтия никогда прежде не видела ничего подобного. У стула отсутствовали привычные взгляду ножки; в стволе зияло нечто вроде дупла, в котором мог с большим удобством расположиться человек. На этом-то стуле — или, лучше сказать, внутри него — сидела сама Янтарь. Сидела, изящно подогнув колени, и лишь кончики обутых в сандалии ступней выглядывали из-под кромки длинного одеяния.

Альтия даже вздрогнула: кажется, она некоторое время в упор смотрела на Янтарь, не замечая ее. «Наверное, это из-за цвета ее кожи, глаз и волос. Да и одежда… Все медово-янтарное, в точности как древесина ствола…»

Золотая женщина посмотрела на Альтию и вопросительно подняла бровь. Потом негромко спросила:

— Ты хотела видеть меня?

— Нет, — ляпнула Альтия, ненароком выболтнув сущую правду. И попыталась спасти положение, высокомерно добавив: — Я, собственно, заглянула посмотреть деревянные украшения, о которых все говорят.

Янтарь кивнула:

— Тем более что ты такой знаток дерева.

Она произнесла это очень ровным голосом. Ну и как следовало понимать ее слова? Как угрозу? Как насмешку? Как самое обычное замечание?… Альтия так и не поняла. А не поняв — рассердилась. Да что она вообще себе позволяет, эта ремесленница? Эта резчица, эта выскочка, эта мелкая торговка из тех, которых понаехало тут?… Как она — во имя Са! — смеет так разговаривать с дочерью старинной семьи? Ибо Альтия сама по праву рождения принадлежала к торговцам Удачного…

И она излила всю ярость и разочарования, скопившиеся за эти несколько дней, сказав:

— Ты, должно быть, имеешь в виду мой живой корабль?

Самые простые слова, но каков был тон! Только распоследняя дура не поняла бы, что именно Альтия желала сказать.

Янтарь вконец огорошила ее, спросив:

— Стало быть, в Удачном уже узаконили рабство?

По тонкому лицу резчицы, как и прежде, ровно ничего невозможно было понять. И вопрос свой она задала так, словно он закономерно вытекал из сказанного Альтией.

— Конечно, нет, — вспыхнула та. — Пусть калсидийцы придерживаются своих грязных обычаев, если больно охота. Удачный их никогда не признает…

— Естественно. Но тогда… — последовала очень краткая пауза, — …тогда как же ты называешь живой корабль «твоим»? Как может быть у тебя в собственности живое и разумное существо?

— Проказница «моя» в том же смысле, в каком я называю «моей» собственную сестру. Мы — семья.

Альтия не выговаривала слова, она их выплевывала. Она сама не смогла бы объяснять, откуда взялась охватившая ее внезапная ярость.

— Понятно. Семья. — Плавное, льющееся движение, и Янтарь поднялась. Она оказалась выше, чем Альтия ожидала. И она не была ни красивой, ни даже хорошенькой, просто нечто неуловимое приковывало к ней взгляд. Что же?… Одевалась она скромно, вела себя со спокойным достоинством. Тонкие складки платья прекрасно сочетались с прядями волос… Все в ней дышало той же изысканной простотой, которая отличала изделия ее рук. Она встретилась глазами с Альтией и удержала ее взгляд. — Значит, ты называешь деревянную девушку своей сестрой. — Улыбка родилась в уголках ее губ, и стало видно, что губы у Янтарь выразительные и подвижные. — Быть может, — сказала она, — у нас с тобой даже больше общего, чем я осмеливалась надеяться…

Альтию насторожил даже столь робкий намек на дружеское расположение.

— Ты? Надеялась? — проговорила она холодно. — С какой стати тебе надеяться, что у нас может быть что-нибудь общее?

Улыбка Янтарь сделалась шире:

— Потому, что так нам обеим было бы проще.

Альтия не поддалась на подначку и не стала ни о чем спрашивать. Прошло какое-то время, и Янтарь еле слышно вздохнула: