Жемчужина, сломавшая свою раковину - Надя Хашими

Советник осторожно сорвал с ветки головку красной розы, понюхал цветок и вставил его в нагрудный карман безрукавки. Шекиба продолжала двигаться вдоль кустов, делая вид, что проверяет, хорошо ли они подстрижены. Когда мужчины опустились на скамейку, высокие кусты закрыли им обзор. Теперь смотрительница гарема, подобравшись почти вплотную, могла беспрепятственно слушать, о чем они говорят.

— Итак, ты решил?

— Да, Бараан-ага, думаю, настало время обзавестись семьей. Хочу, чтобы рядом была женщина, способная мыслить, женщина, преданная Афганистану и любящая Кабул так же сильно, как я. Мой выбор сделан. Она обладает твердым характером, многие люди отвернулись от нее, но это не мешает ей ходить с гордо поднятой головой. Впервые увидев ее лицо, я подумал: вот та, кто сможет понять меня именно потому, что знает на собственном опыте, что такое быть непонятой.

Шекиба замерла.

«Ее лицо? Может ли он говорить о моем лице? Да, люди отвернулись от меня! Но я хожу с гордо поднятой головой. И конечно, я люблю Кабул и сделаю ради Афганистана все, что в моих силах!» Шекиба стояла, боясь шелохнуться, в ужасе от одной мысли, что ее присутствие может быть обнаружено.

Возможно, Бараан-ага рассказал сыну эмира о ней и даже упомянул сочиненную Шекибой историю о мальчиках, во множестве рождающихся в ее семье. Внезапно ее поразила мысль: может быть, они знают, что она сейчас слышит их разговор?

— А что скажет твой отец? Я имею в виду, насчет ее происхождения…

— Да, я понимаю. Но ведь именно благодаря отцу она оказалась во дворце, здесь я ее и увидел.

Шекиба ушам своим не верила. Все сходится: эмир привез ее во дворец, здесь она и познакомилась с Амануллой! Шекиба расправила плечи и вскинула подбородок — именно так подобает себя вести женщине, чьим домом стал королевский дворец.

— Сегодня снова поговорю с ним. Вчера уже поднял эту тему, но отец не поверил, что я говорю серьезно.

Бараан-ага тяжело вздохнул.

Само собой, Шекиба никого не посвящала в разговор, который подслушала, стоя за кустами в саду. Но Гафур и остальные девушки заметили внезапную перемену в ней. Первые пару дней они только пожимали плечами и обменивались недоуменными взглядами. Гафур приходилось по нескольку раз повторять приказы, прежде чем Шекиба, выйдя из забытья, реагировала на слова командира. Кабир и Казим тихонько посмеивались, видя, как она задумчиво смотрит в пространство, забывая о стоящей перед ней тарелке с едой, а после с удовольствием делили между собой ее нетронутую порцию. Тариг, в очередной раз попытавшаяся поведать Шекибе о своих мечтах и планах на будущее, поняла, что с таким же успехом могла бы беседовать с голубями в саду: Шекиба кивала головой, поддакивала и не слышала ни слова.

Прошло три дня. Шекиба заступила на ночное дежурство. Она стояла, прислонившись к стене дома, и, подняв глаза к звездному небу, размышляла, кто и как может подойти к ней и сообщить о предложении Амануллы. Интересно, где ее поселят — в одной из комнат дворца? И да, конечно, она снова отрастит волосы. И станет пользоваться косметикой, как это делают женщины в гареме. Та врачиха, англичанка, принесла им румяна и пудру и показала, как с помощью того и другого придать коже соблазнительную свежесть. Возможно, даже удастся немного сгладить шрамы на изуродованной левой части лица. «Жаль, что мама не дожила до этого дня», — подумала Шекиба.

Погрузившись в раздумья, она не сразу обратила внимание на торопливые шаги, раздавшиеся во внутреннем коридоре гарема. Затем дверь, ведущая во двор, приоткрылась. Шекиба вздрогнула, поняв, что ее одиночество нарушено. На пороге стояла Халима.

— Фатиме совсем плохо, — прошептала женщина. — Надо послать за доктором.

Болезнь Фатимы достигла критической точки. И насиб Шекибы в ту же ночь сделал новый крутой поворот.

Глава 39

РАХИМА

Дорога была ужасной. Машина подпрыгивала на ухабах. Я тихо охала, хватаясь то за ручку двери, то за спинку переднего сиденья. Бадрия наблюдала за мной краем глаза. Для нее это была не первая поездка, так что опытная старшая жена уже ничему не удивлялась и, стиснув зубы, молча переносила неудобства.

Накануне вечером Абдул Халик велел мне прийти к нему. Визиты в его спальню по-прежнему наполняли меня отвращением, хотя пошел уже третий год моего замужества. Ожидая, пока все закончится, я старалась мысленно перенестись куда-нибудь подальше из ненавистной комнаты: иногда принималась думать о намеченных на завтра домашних делах, а иногда вспоминала, как мы зубрили таблицу умножения — учитель заставлял петь ее.

Когда же мои супружеские обязанности были выполнены, я ждала, пока лежащий рядом со мной человек захрапит. Это означало, что теперь я могу тихонько выскользнуть из постели и отправиться к себе в комнату. Но в ночь перед отъездом в Кабул все было иначе.

Несмотря на переданный Бадрией приказ оставить Джахангира дома, мне очень не хотелось разлучаться с сыном. И я решилась попытать счастья — поговорить с самим Абдулом Халиком.

— Я хотела спросить кое о чем… — робко начала я и запнулась, соображая, как бы построить фразу так, чтобы не разозлить его с первых же слов. Абдул Халик повернул ко мне голову, удивленный тем, что вообще слышит мой голос. — Завтра… поскольку я буду помогать Бадрие… я надеялась, что смогу взять Джахангира с собой, и вот…

— Джамиля присмотрит за ним.

— Но мне не хочется утруждать ее. У Джамили достаточно забот со своими детьми.

— Ничего. Она справится.

— А еще я беспокоюсь, что он станет капризничать, иногда его даже накормить непросто…

Похоже, я зашла слишком далеко.

— Тогда не езди! — рявкнул он. — Мне с самого начала не понравилась эта дурацкая затея, но я согласился, а теперь что же, должен выслушивать твою глупую болтовню?! — Абдул Халик сел на постели, почти полностью натянув на себя одеяло. Я поджала обнажившиеся ноги.

— Мне жаль, я не хотела, прости… — торопливо заговорила я, надеясь погасить разгорающийся пожар и избежать затрещин.

Но было поздно. Следующие полчаса я провела, слушая брань мужа и от всей души жалея, что вообще начала этот разговор.

Утром я поцеловала спящего сына и положила его на подушку в комнате Джамили. Слегка коснувшись пальцем щеки Джахангира, я смотрела, как его губы растянулись в сонной улыбке.

Джамиля нахмурилась, заметив на моей щеке красное пятно — отпечаток пятерни Абдула Халика. Отметина уже начинала темнеть, наливаясь багровым цветом.

— С мальчиком все будет в порядке, Рахима-джан, — сказала Джамиля. — Спать он будет здесь, в моей комнате под твоим одеялом. Перед