Ветер над яром (сборник) - Павел Амнуэль

У Гюнтера пробежали по спине мурашки. Он выдернул на приемнике пирамидку локационной антенны. Подрагивая, как стрелка маятника, центральный усик указывал на север.

— … а теперь все варить на синем медленном огне, — удовлетворенно закончила Линда.

Гюнтер внимательно осмотрел площадь и тронул “бьюик” с места. Усик локационной антенны вывел Гюнтера на окраину и указал на небольшой одноэтажный домик, притиснутый к старой, полуразрушенной городской стене. Гюнтер проехал мимо, вывел машину за город и остановил ее на пустыре. Сумку брать с собой не стал, только достал из нее универсальную отмычку. Захлопнув дверцу “бьюика”, он машинально похлопал себя по карманам и в одном из них обнаружил “грету”. Он усмехнулся. Вооружен до зубов.

Стараясь ступать тихо, Гюнтер подошел к домику Линды и осторожно заглянул в окно. В комнате мерцали призрачные блики, и ничего, кроме очага в углу, слабо тлеющего редкими голубыми языками пламени, и висящего над огнем большого котла, он не различил. Гюнтер уже приготовил отмычку, но воспользоваться ею не пришлось. Дверь была приоткрыта. Он постоял немного у входа, затем достал из-под мышки “магнум”.

“Первым делом я пристрелю кота!” — зло решил Гюнтер, распахнул дверь и шагнул в дом.

У очага стояла голая, с распущенными волосами Линда и мешала варево в котле деревянной ложкой с длинной ручкой. У ее ног ластился большой черный кот с металлическим ошейником.

— Доброй ночи, — проговорил Гюнтер и добавил: — Линда Мейстра!

— Ба! — не удивилась Линда и улыбнулась. — Мы его ищем, а он сам к нам!

В ее улыбке не было доброжелательности. В голубых отблесках пламени ее лицо резко обострилось, приобрело отталкивающее хищное выражение, зубы казались мелкими и острыми.

— Ну, иди сюда, поросеночек наш!

Линда перестала мешать варево и поманила Гюнтера рукой.

Гюнтер почувствовал, как его охватывает непонятная сонная слабость. Как бы со стороны он увидел, что делает шаг к Линде, а рука с пистолетом безвольно опускается. Огромным усилием воли он задержал следующий шаг и, превозмогая свинцовую тяжесть руки, попытался поднять пистолет. Кот угрожающе зашипел, распушил хвост и неторопливо двинулся к нему.

Собрав остатки воли, Гюнтер немеющими пальцами нажал на спусковой крючок. Пуля прошила кота насквозь, с визгом отрикошетила от каменного пола, но кот прыгнул. Еще несколько пуль попали в кота на лету, прежде чем он мертвой хваткой впился зубами в кисть Гюнтера.

И тут раздался жуткий смех Линды.

— Не трожь его, Бэт Нуар! Ты же видишь, поросеночек совсем глупенький!

Кот отпустил свою хватку и, спрыгнув на пол, уселся в сторонке как ни в чем не бывало. Будто и не прошили его тело несколько пуль. Зелеными светящимися глазами он уставился на Гюнтера.

— Глупенький поросеночек! — снова протянула Линда, улыбаясь одними губами. Она медленно направилась к Гюнтеру. — Теперь ты наш!

Кровь быстрыми каплями сбегала с руки на пол, но у Гюнтера не было сил не то чтобы пошевелиться, но даже посмотреть на руку. Взгляд его полностью тонул в черных глазах ведьмы, и он чувствовал, как в нем угасают последние искры сознания. Чисто машинально, уже не отдавая себе отчета, он еще раз выстрелил.

Не оставив ни малейшего следа, пуля вошла в живот Линды, позади нее гулким звоном рикошета отозвался котел на очаге.

— Ты мне так праздничную похлебку испортишь, — по-прежнему улыбаясь, проговорила Линда, и Гюнтер почувствовал, как пальцы сами собой разжимаются, и пистолет с гулким стуком падает на пол.

Дальнейшее Гюнтер воспринимал как в дурмане тяжелого сна. Остатки затуманенного сознания фиксировали происходящее смутными кусками. Линда раздела его донага, бросая одежду под ноги, натерла тело жирной, остро пахнущей мазью. Кажется, потом она еще что-то делала с ним. Как бы со стороны он ощущал, что его дергают за волосы, крутят уши, нос, противоестественно сгибают и разгибают ноги и руки. Временами Гюнтеру казалось, что он висит над землей, и его тело завязывается узлами, как веревка. Тогда сознание на миг вспыхивало искрой, в памяти всплывал офорт Гойи “Первые опыты”, но тут же сознание ускользало, и он переставал понимать, что с ним происходит.

Очнулся он от неожиданного вскрика Линды:

— Ай, похлебка сбежит!

Гюнтер лежал голый на полу, на ворохе своей одежды. Кажется, перед этим он упал на нее откуда-то с высоты. Линда стояла у очага и мешала варево в котле. В левой руке она держала раскрытую книгу и громко читала из нее заклинания. Кот терся о ее ноги и урчал на всю комнату.

Что-то давило под ребра, Гюнтер приподнялся и потрогал рукой. Сквозь ткань пиджака прощупывалась “грета”. Еще не отдавая себе отчета, зачем он это делает, Гюнтер лихорадочно зашарил по пиджаку в поисках кармана. Услышав шорох, кот повернулся, ощетинился шерстью, зашипел, но было поздно. Гюнтер выхватил пистолет и выстрелил.

Кота отбросило к стене, он взвыл, но после второго выстрела затих. Линда от неожиданности уронила книгу, увидела убитого кота, повернулась к Гюнтеру и страшно закричала. Гюнтер вновь почувствовал, как его охватывает апатия безразличия, и стал стрелять — не целясь, уже ничего не видя, — пока не разрядил всю обойму.

Когда Гюнтер вновь пришел в себя, в доме стояла тишина. У очага на полу, скорчившись, неподвижно лежала Линда, пена из котла переливалась через край и, шипя, падала в огонь.

Гюнтер встал на трясущихся ногах и принялся одеваться. Когда он натягивал рубашку, то обратил внимание, что рана на запястье от зубов кота затянулась и, хоть и зияла свежими рубцами, производила впечатление глубоких царапин недельной давности. Все-таки мазь у Линды была чудодейственной.

Он полностью оделся, подобрал с пола оба пистолета, и наконец, отважился подойти к телу Линды. Линда была мертва — все пули попали в цель: в бедро, в живот, в левую грудь и под левый глаз. Варево в котле вдруг резко вспенилось, залило очаг, и комната погрузилась во тьму. Гюнтер достал зажигалку и зажег ее. Если это и был дом Линды, то она в нем не жила. В единственной комнате стоял большой деревянный стол, заставленный склянками, глиняными кувшинами, чашками, ступками. На табурете лежала одежда Линды, рядом стояли ее босоножки и сумочка.

Гюнтер подошел к столу. В каждой склянке, ступке, кувшине находилась либо какая-нибудь жидкость либо порошок. В надписях на склянках Гюнтер не разбирался, поэтому ничего трогать не стал. Он поднял зажигалку повыше и тут же опустил. Углы комнаты заросли паутиной, а с балки под потолком свешивались гроздья связанных за хвосты мышей, пучки сухих трав, еще чего-то непонятного, но омерзительного на вид, а у стены висела на веревке обрубленная по локоть человеческая рука.