Миры Уильяма Тенна - Том 01 - Уильям Тенн

Он уже наполовину убедил себя, как вдруг чихнул. Чих получился слишком громким и мокрым, чтобы его можно было игнорировать. Во сне так не чихают — если во сне вообще чихают. Он сдался. Придется открыть глаза и посмотреть еще раз. От этой мысли у него свело шею.

Чуть раньше он уснул, перечитывая статью, которую написал в научный журнал. Уснул в собственной кровати и в собственной квартире в Каллахан-Холле — «очаровательное и недорогое жилье для холостых сотрудников факультета, желающих жить на территории кампуса». Проснувшись, Клайд Мэншип ощутил слегка болезненное покалывание во всем теле. Он чувствовал себя так, словно его растянули, невообразимо сильно растянули, а потом отпустили. А затем он вдруг вылетел из кровати через открытое окно, словно быстро исчезающий клуб дыма. Он поднялся прямо в усеянное звездами ночное небо, продолжая растворяться в воздухе, покуда не потерял сознания.

И оказался на этом невероятном просторе белого стола. Над ним был сводчатый потолок, а в легких клубился сырой воздух, малопригодный для дыхания. С потолка свисало великое множество какого-то, несомненно электронного, оборудования, однако такого сорта, о каком ребята с кафедры физики могли бы только мечтать, если бы грант, только что полученный ими от правительства на военные исследования по радиоактивности, был в миллион раз больше и профессор Боулс, заведующий кафедрой, настоял бы, чтобы каждая деталь была сконструирована совершенно не так, как что-либо ранее известное в электронике.

Оборудование над головой трещало, дребезжало, булькало, скрипело, блестело, мигало и сверкало. Вдруг оно угомонилось, как будто кто-то удовлетворенно повернул выключатель.

Клайд Мэншип сел, чтобы посмотреть, кто же его повернул.

И увидел.

Он увидел не кто, а скорее что. И это было не самое приятное «что». В сущности, ни в одном из этих что, которых он увидел, быстро оглянувшись вокруг, не было ровным счетом ничего приятного. Поэтому Клайд быстро зажмурился и попытался найти иной духовный выход из создавшейся ситуации.

Но теперь он был вынужден посмотреть еще раз. Может, во второй раз все будет не так скверно.

«Темнее всего перед рассветом, — сказал он себе нарочито обыденным тоном. И невольно добавил: — Кроме тех дней, когда солнечное затмение».

Однако глаза он все-таки открыл, хотя и с опаской, как открывает рот ребенок для второй ложки касторки.

Да, они были такими же, какими ему запомнились. Совершенно ужасными.

По краям стола в нескольких дюймах одна от другой торчали толстые круглые кнопки. И на этих кнопках футах в шести справа от него сидели два существа, похожие на черные кожаные чемоданы. Только вместо ручек или, скажем, ремней они щеголяли изобилием черных щупальцев, многими десятками щупальцев, каждое второе или третье из которых заканчивалось бирюзовым глазом, прикрытым густейшими ресницами, какие Мэншип встречал только в рекламе туши для век.

Непосредственно в чемодан, словно для вящего декоративного эффекта, были вставлены россыпи других, небесно-голубых глаз, но уже без ресниц, множеством сверкающих граней напоминающих огромные самоцветы. На телах кошмарных незнакомцев не было никаких признаков ушей, носов или ртов, зато они были покрыты густой сероватой слизью — та медленно стекала с чемоданов и равномерно шлеп-шлеп-шлепалась на пол.

Слева, примерно в пятнадцати футах, где неправильной формы стол образовывал длинный полуостров, находилось еще одно существо. В щупальцах оно держало пульсирующий шар, на поверхности которого постоянно появлялись и пропадали светящиеся пятна.

Насколько Мэншип мог судить, все наличные глаза троих созданий пристально рассматривали его. Он поежился и попытался свести плечи.

— Итак, профессор, — неожиданно спросил кто-то, — что вы скажете?

— Я бы сказал, что это чертовски неприятное пробуждение, — с раздражением заявил Мэншип. Он хотел было продолжать и развить эту тему, украсив ее деталями, но его остановили два соображения.

Первое: кто задал вопрос? Во всем огромном сыром помещении он не видел ни одного человека — ни одного живого существа, в сущности, — кроме трех чемоданов со щупальцами.

Вторым соображением, остановившим его, было то, что кто-то другой начал отвечать на вопрос, бесцеремонно перебив Мэншипа.

— Что же, совершенно очевидно, — сказала эта личность, — что эксперимент удался. Затраченные средства и долгие годы исследовательской работы полностью оправданы. Вы сами можете убедиться, советник Гломг: односторонняя телепортация — теперь уже доказанный факт.

Мэншип определил, что голоса исходят с правой стороны от него. Более широкий из двух чемоданов, — видимо, «профессор», — к которому был обращен вопрос, разговаривал с более узким; тот отвернул большую часть своих глаз на ножках от Мэншипа, сфокусировав их на собеседнике. Только вот откуда, черт возьми, исходили голоса? Изнутри их тел? Нигде не было никакого признака голосового аппарата.

И с какой стати, пронзило мозг Мэншипа, они говорят по-английски?

— Сам вижу, — признал советник Гломг с грубоватой честностью, которая так ему шла. — Правильно, это доказанный факт, профессор Лирлд. Однако что же именно доказано?

Лирлд поднял тридцать или сорок щупальцев; зачарованно наблюдавший Мэншип догадался, что это означало энергичное и нетерпеливое пожимание плечами.

— Осуществлена телепортация живого организма с астрономического объекта 649-301-3 без помощи передающего аппарата на планете его происхождения.

Советник снова перевел глаза на Мэншипа.

— Вы называете это живым? — с сомнением осведомился он.

— Ах, перестаньте, советник! — запротестовал профессор Лирлд. — Давайте отбросим всякий флефноморфизм. Оно явно способно ощущать, явно способно передвигаться, до известной степени...

— Ладно. Оно живое. Готов признать. Но разве оно чувствует? Мне отсюда кажется, что оно даже не пмбффает. А эти жуткие одинокие глаза! Их всего два, и они такие плоские! А сухая кожа без всяких следов слизи?.. Я мог бы признать...

— Ты бы лучше на себя посмотрел, тоже не ахти какой красавец, знаешь ли, — не утерпев, возмущенно бросил ему глубоко уязвленный Мэншип.

— В своей оценке чуждых форм жизни я придерживаюсь принципов флефноморфизма, — продолжал тот, как будто Мэншип ничего не говорил. — Да, я флефноб и горжусь этим. В конце концов, профессор Лирлд, я видел других совершенно невозможных существ с соседних планет, которых привозили сюда мой сын и прочие исследователи. Самые странные из них, самые примитивные, по крайней мере способны пмбффать! А это... эта вещь... Ни малейшего, ни ничтожнейшего следа пмбффа я в нем не вижу! Оно жуткое, вот именно — жуткое!