Завоеватель - Конн Иггульден

Хан повернулся к придворным, высматривая признаки неуважения.

– Аландар, сколько у нас людей? – осведомился он наконец.

– Без туменов из урусских земель и из Чагатайского улуса… – начал тот.

– Орлок, скажи, что у меня есть, а не чего нет.

– Двадцать туменов, ваше ханское величество. Это если охранять город останется лишь дневная стража.

– А у моего брата сколько?

Аландар замялся, понимая, что способен лишь гадать.

– До восемнадцати туменов, ваше ханское величество, хотя он долго воевал с сунцами и мог потерять шестьдесят-семьдесят тысяч.

– А то и больше, орлок. Мой брат-заучка мог растерять половину войска, пока читал цзиньские книги или учился одеваться, как цзиньская шлюха.

– Как скажете, ваше ханское величество. Точно мы узнаем, лишь когда заработают ямы.

– Хубилай не одолел сунцев, орлок Аландар. Он пять лет сиднем просидел в империи, ожидая, когда Мункэ-хан явится ему на помощь. Вот кто нам противостоит. Лжехан, мой брат, перекрывший нам снабжение, мотается по свету, полный бездумной самоуверенности, а правомочный хан Чингисова народа расхлебывает последствия… С меня хватит, Аландар! С меня хватит оборванных гонцов, боящихся сказать, что ханство разваливается. Мы встретимся с моим братом-заучкой. Я заставлю его ползать у моих ног.

– Всенепременно, ваше ханское величество, – отозвался Аландар, наклонив голову.

– Получается, два месяца назад предатель стоял под Самаркандом. – Арик-бокэ махнул рукой одному из двадцати генералов, которые с волнением ждали приказов. – Неси карты! Посмотрим, куда он мог уйти за это время.

Генералы переглянулись. Они предполагали, что за такой срок свежие монгольские тумены могут пройти тысячи миль. Аландар знал, что из всех военачальников он наименее уязвим перед ханским гневом.

– Ваше ханское величество, Хубилай может быть где угодно. Мы подозреваем, что он отправил тумены на север против Бату, следовательно, уже разделил свое войско. Уверены мы лишь в том, что он придет в Каракорум.

– Это лишь город, – парировал Арик-бокэ.

– Это город, где остались жены и дети его воинов, господин мой. Хубилай за ними явится. Разве у него есть выбор?

Арик-бокэ немного подумал и кивнул.

– Ну вот, хоть что-то. Хубилай точно сюда придет, а у нас есть то, что ему дорого. Этого хватит, но только для начала, орлок. Оборонительный бой я вести не желаю. Наша сила в скорости, в движении. Хубилай к стенке меня не прижмет, ясно? Я выберусь из Каракорума и разыщу его. Хочу устроить облаву и медленно сжимать кольцо, пока не загоню его воинов в угол.

– Ближайшие ямы уже работают, господин мой, – отозвался Аландар. – Теперь мы знаем, в чем дело, и ежедневно восстанавливаем их десятками. Нас оповестят, как только покажутся тумены Хубилая.

– Мне это уже говорили, Аландар, таким словам я больше не верю. – Арик-бокэ сделал глубокий вдох. – Отправь тумены в Чагатайский улус и вышли дозорных, чтобы держали между ними связь. Пяти групп по сорок тысяч воинов должно хватить. Дозорных вышли вперед, и чтобы бдительность не теряли. Как увидят заучку… – Арик-бокэ остановился, упиваясь метким прозвищем непутевого брата. – Как увидят его, в бой пусть сразу не вступают, а дождутся все тумены. Мы сокрушим лжехана, и я увижу это собственными глазами.

– Разумеется, ваше ханское величество. Я оставлю тысячу воинов патрулировать лагеря и Каракорум. Еще нужны новые ямы, чтобы между городом и чагатайскими землями курсировали ямщики.

Вот что значит вольное толкование приказов. Арик-бокэ это почувствовал и тотчас рассвирепел.

– Повторяю, орлок, это только город. Я – хан всего народа, один город ничего для меня не значит.

Аландар замялся. Арик-бокэ явно не желал выслушивать возражения, но молчать было нельзя. Как орлоку, Аландару следовало гасить праведный гнев хана тактическими выкладками.

– Господин мой, если ваш брат отправил тумены на север, они окажутся у нас за спиной, когда мы выступим против основной части его войска. Они могут разрушить Каракорум…

– Чтобы усмирить их, у меня есть заложники. Тронут хоть один каракорумский камень – приставлю ножи к горлу их женщин и детей. Этого тебе хватит? Не думаю, что хоть один Хубилаев сотник отдаст такой приказ. Они не пойдут на город из страха перед резней.

Аландар нервно сглотнул. Он сомневался, что Арик-бокэ выполнит угрозу, но не давить же на него! Еще ни один хан не истреблял свой народ, только ведь и междоусобных войн не было с тех пор, как Джучи предал Чингисхана. Проблем, с которыми столкнулся Арик-бокэ, прежде не знал никто, и орлок решил держать свои опасения при себе.

Хан кивнул, словно согласились с ним.

– В городе будет кому выполнять мои приказы, орлок, будет достаточно верных мне людей, для которых клятва – не пустые слова. Пока этого хватит. Нутром чувствую, что должен ответить на оскорбления. Пошли гонца к Хулагу, пусть передаст моему брату, что я взываю к его клятве. Собери тумены на равнине. Я отправлюсь на поиски брата своего Хубилая, найду его, а потом уж решу, как с ним расправиться.

Аландар кивнул. Он считал, что хан недооценивает вражескую армию. По скорости они не уступают каракорумским воинам, да и вопреки бахвальству Арик-бокэ Аландару не верилось, что командует ими дуралей-заучка. Такой не перекрыл бы линии снабжения Каракорума задолго до штурма. Такой не лишил бы Арик-бокэ самых влиятельных союзников еще до непосредственного начала войны. Тем не менее Аландара с юных лет учили повиноваться.

– Разумеется, ваше ханское величество, – проговорил он.

Глава 38

Хулагу скакал вдоль линии фронта, проклиная память своего орлока. Китбука погиб несколько лет назад, но его до сих пор помнили мусульмане, которые поклялись до конца жизни бороться с монголами. Христианские мессы в мечетях окончательно подорвали мир в этих краях, хотя многие мятежные племена мстили только за Багдад.

Хулагу не представлял, сколько проблем возникнет в его ханстве. После того как разрушили Багдад, он наткнулся на бешеный отпор местных жителей, которые порой приезжали за тысячи миль, чтобы сразиться с монголами. Хулагу усмехнулся. Его дед говорил, что мужчина жив, пока воюет. В новом ханстве мир и покой не воцарялись буквально ни на миг: каждый год появлялись новые враги. Лучшей тренировки для воинов не придумаешь: они не теряли бдительность и постоянно ждали подвоха от смуглых безумцев, умиравших с именем своего бога или города на устах.

Рядом просвистела стрела, и Хулагу пригнулся. Вражеские конники растаяли вдали, едва он устремился к их флангу. На внезапный маневр они среагировали мгновенно. Хулагу слышал их крики, в воздухе кружилась пыль, среди удушающей жары отвратительно пахло по́том и чесноком.

Чуть заметный жест, и всадники Хулагу настигли врага, в последний момент подняв копья. Они шагов на сто ворвались в массу коней и людей, словно нож, вонзившийся в тело. Хулагу махал мечом направо и налево – рубил, ослеплял персов, сбивал с ног, не давал подняться.

Щелкнул арбалет, и что-то ужалило в верхнюю часть груди – пронзило доспехи и ударило в ключицу. Хулагу застонал: неужели опять перелом? Нет, только не это! Сквозь вражеские заслоны он пробивался, чувствуя лишь онемение, но позже придет боль. Его воины в меньшинстве, но они свежи, сильны, а день едва начался. Атакой он отделил бо́льшую часть вражеской кавалерии и подал командирам минганов знак: убивайте! Работа что ни на есть пастушья – отделить молодых баранов от стада и зарезать. Пехота и кавалерия, основная часть вражеского войска, двигалась навстречу монгольским лучникам, так что время еще оставалось.

Влажной рукой Хулагу вытер пот со лба и зажмурился: глаза саднило от соли. Хотелось пить, он оглянулся, но погонщиков верблюдов с кожаными мешками для воды не увидел.

Внимание привлекло какое-то движение – Хулагу удивленно уставился на темную массу воинов, сбегающих по склону холма. Жаре вопреки, двигались они быстро и легко, Хулагу заметил у них мечи и луки. Он отъехал от поля боя шагов на двадцать-тридцать и стал думать, как лучше ответить. Он уже бросил на персов все тумены, резерва не осталось. А персы прибывали и прибывали, словно им не было счета; доспехи из железа и меди блестели на солнце. На глазах у Хулагу по флангам появились всадники, обгоняя пехоту.

На холмах пряталась целая армия, а он не заметил. Местный командир, который ее привел, выбрал момент тактически безупречно. Хулагу облизал пересохшие губы и огляделся, пытаясь сориентироваться. Навстречу неведомому войску придется отправить целый тумен, чтобы вражеские силы не объединились.

Пот застилал Хулагу глаза, а вокруг его воины сотнями рубили врагов, отсеченных от основной армии. Действовали монголы уверенно – эту работу они знали, а за годы кампании провели немало битв.

Вражеские воины все спускались с вершины холма по склону, словно масло растекалось. Хулагу стал выбирать тумен, который мог послать на вновь прибывающих, но абсолютно все были в гуще сражения. Афганцы и персы увидели подкрепление и воспрянули духом: теперь сил можно было не жалеть, ведь над монголами нависла новая опасность. Орущие враги потеснили один из туменов, в результате монголы оторвались от своих и получили свободное пространство для новой атаки.