Демобилизация - Владимир Корнилов

- Не тушуйся, - сказал Герой.

- А мне что, - отмахнулся Борис. - Нам, татарам, все равно, что малина, а что ... это самое.

Действительно, внешний вид лейтенанта, особенно рядом с подтянутыми строевыми офицерами, свидетельствовал о равнодушии к службе.

- Я б тебя сразу шуганул, в дух один, - сказал капитан, интересовавшийся местонахождением гальюна.

- Жаль, что увольнялка у вас не выросла. Другие капитаны засмеялись.

- Ты какой-то чокнутый, - сказал Герой. - Случаем, не оттуда, ну, не из этого, особого, сам не знаю, как это зовут, ну, не от...? - он назвал фамилию генерала.

- Угу, - кивнул Борис.

- Ну, и как там? - уважительно спросил Герой. - Нас вот всех вроде туда...

- Обыкновенно, - усмехнулся Курчев. - Через день на ремень, через два на кухню.

Тучный майор, возвращаясь назад по коридору, неодобрительно поглядел на столпившихся вокруг техника строевых капитанов.

- Пока груши околачивают, а потом - не бей лежачего! - Борис не замечал тучного майора. - Ну, надбавку платят, чтоб не трепались очень. Печки дымят. Дрова пили сам. Солдат не дают. Военларек - дерьмо... Ну, это, правда, как где... Но вообще-то все на один фасон. Техника на первом месте.

- Чего ж когти рвешь?

- Душа болит, домой хочется. А вот вам - будет хорошо, - улыбнулся Герою. - Выше "ЗБЗ" ни у кого в полку нет. У бати - "Звездочка" и то случаем. А чтобы такое, - он ткнул пальцем в "Золотую Звезду", но до самого металла не дотронулся, - ...чтоб такое, я во всем ПВО не видел.

- Курчев кто тут? - раздался за спиной голос, и Борис в дверном проеме увидел второго майора, рыжеватого и щуплого.

- Заходите, - кивнул майор, пропуская лейтенанта.

24

Клара Викторовна, переводчица на вакациях, за две недели после катка нисколько не приблизилась к скальпелю эндокринолога. Первые дни она еще звонила в клинику, справлялась относительно очереди, но, почувствовав, что та движется достаточно быстро и час неминуем, оставила телефон в покое, впала в хандру, валялась на кушетке и читала немецкое издание "Тысячи и одной ночи". Восточные сказки слегка распаляли и одновременно тешили Клару Викторовну в ее неопределенном и по всем статьям неблагополучном состоянии. Вообще Клара Викторовна предпочитала Генриха или уж, на крайний случай, Томаса Манна. Но сейчас, в Москве, эти авторы выбивали ее из столь дорогого ей желания "забыться и заснуть". Каждая страница больно ушибала, возвращая в вовсе не радовавшую ее жизнь, и на днях, расставив немецких классиков по полкам, Клара Викторовна решила пока что только стирать пыль с суперов.

Просыпаясь часа за два до рассвета, она долго валялась на кушетке, потом зажигала свет, принималась за сказки, лениво завтракала бутербродом или холодной котлетой и, полуумытая и плохо причесанная, в халате или в синих псевдовосточных шелковых шароварах валилась опять на постель и читала, читала запоем, будто пила коньяк или водку.

Курчев позвонил ей в первом часу. Голос у него был настолько раздраженный и загробный, что она даже удивилась. Но и мрачный, лейтенант был каким-то разнообразием. Обрадовавшись, она крикнула в трубку:

- Заходи, заходи, лучший друг. Я по тебе соскучилась.

- Сейчас, - буркнул он, нисколько не повеселев.

Она кинулась расчесывать волосы и прибирать в комнате. Том сказок убрала в шкаф для посуды и бросила на кушетку "Доктора Фаустуса". Нет, она не притворялась и не стеснялась. Просто из деликатности ей не хотелось выпячивать свое дурное настроение. Она осталась в синих шароварах и такой же блузке.

За полгода память Клары Викторовны несколько ослабла и соответственно усилилась надежда: вдруг Борис переменился, возмужал, во всяком случае.

Тот Курчев, которому она через четверть часа после звонка открыла дверь, действительно был старше, чем на юге, загадочнее и еще безнадежней. Даже когда он скинул с себя эту ужасную короткую, чуть не трескавшуюся на швах шинель, вид у него не стал веселее. Замызганные погоны соответствовали мрачности и невыбритости лица, а плечи, несмотря на узкий китель, тоже поникли. Потерянность лейтенанта могла соперничать лишь с потерянностью подполковника, когда тот полмесяца назад пьяный ввалился в шустовскую обитель. Впрочем, лейтенант был трезв.

- Что с тобой, лучший друг? - спросила Клара Викторовна, удивляясь, что же это Курчев не обнял ее и не поцеловал, хотя она сама бросилась к нему на шею и чмокнула в щеку.

- Амба, Кларка. Хана мне. Хоть топись.

"Вот так они все", - с грустью подумала переводчица, но тут же победила природная доброта и Клара Викторовна потащила лейтенанта на кушетку, усадила, провела ладонью по двухдневной щетине и стала успокаивать, как маленького, - совсем как две недели назад очаровательного подполковника.

- Брось, лучший друг, брось. Ну, не будь чижиком. Бриться надо, герр лойтнант.

- Дерьмово, - повторил лейтенант, несколько смягчаясь.

Полчаса назад майор Пеликанов ввел его в кабинет, сел за стол и, уставясь необычайно светлыми глазами без ресниц в Курчева, сходу спросил:

- Ну? Чего там агитировал?

Толстый майор, сидевший за вторым столом, поднял голову и стал с интересом пожирать глазами лейтенанта.

- Вы где служите? - продолжал майор Поликанов. - Что за политинформация в коридоре?

- Что? Я - ничего... - пробурчал Борис.

- Вы знаете этих людей? Вам поручено было с ними разговаривать? Что за разболтанность? Разгильдяйство. Поглядите на себя, лейтенант. Это офицерский вид?

- Дай ему поглядеть, - кивнул майор своему толстому сослуживцу.

Тот вытащил из ящика большое, невесть откуда тут взявшееся прямоугольное зеркало.

- Возьмите, - брезгливо сказал майор. Курчев положил зеркало на край его стола.

- У меня, - соврал, - экзема.

- А сифона у вас нет?

- Кажется был, но вылечили.

- Ну, так вот полечитесь еще, до двух часов, - усмехнулся майор. Понюхаем пока вас. Где его дело? - повернулся к напарнику. - Затирухин почесался или нет?

- Погляди у себя. Вчера чего-то присылали, - откликнулся толстый и по тону толстяка Курчев понял, что между этим зданием на набережной и тем, на окраине Москвы, пробежала какая-то кошка.

- В два часа возвращайтесь. Пропуск будет, - буркнул рыжий майор, ныряя с головой к открытой тумбе стола.

- Слушаюсь, - поднялся Курчев и оттого, что был без шапки и козырнуть, естественно, не мог, больше обычного сутулясь, вышел вразвалку из кабинета.

- Ну как? - спросил Герой, от любопытства даже поднимаясь перед лейтенантом, будто Курчев был его временным начальством.

- Ничего. Хана, - мотнул головой Борис, решив, что в демобилизации отказано, а вызов на два часа грозит чем-то худшим, чем отказ в демобилизации.

- Ну и ну, - покачал бритой головой Герой.