Не подавай виду - Людмила Семенова

губы так жадно, что он не успевал глотнуть кислорода. Она кусалась и тут же зализывала укушенные места, сорвала с него футболку и покрыла шею и плечи жесткими поцелуями, впилась длинными заскорузлыми ногтями в его спину. Это в самом деле было больно, по-видимому, она содрала кожу и Илья почувствовал, что кровь потекла из ранки.

Тут он решил все же напомнить, кто есть кто, подхватил Накки за бедра и накрыл ее собой. Кулон тоже пришлось снять, чтобы не мешался между ними, и Илья сполна ощутил близость их разгоряченных тел. Она уже сдавалась, ее ноги раздвинулись, а глаза заволокло пеленой сладострастия, но он все равно ее удерживал одной рукой, а другой быстро высвободил напрягшуюся до боли плоть и стал надавливать. Было тесно, но он почти не дал ей привыкнуть и одним толчком проник на всю глубину, сцепился с ней в единую конструкцию жуткого авангарда. Илья двигался резко, почти насилуя ее, и не жалел тонкую кожу, которой изрядно доставалось без презерватива. Накки совсем присмирела, изредка стонала и больше не царапалась, только гладила и мяла его спину и ягодицы.

Наконец Илья прервался, ему почему-то казалось, что он должен извиниться за грубость — по крайней мере прежде он поступил бы именно так. Но Накки лишь снова улыбнулась и поднесла палец к его губам.

— Все хорошо, — промолвила она, обняла его за плечи и сомкнула ноги на талии. Они поцеловались долго и смачно, ласкаясь губами, языком и даже дыханием. Сколько все это продолжалось, Илья не мог вспомнить, но без сомнения долго, Накки удерживала его на грани и их игры становились все более нежными и аккуратными. В какой-то момент его окутала темнота, и последнее, что сохранилось в памяти, — это легкий поцелуй в лоб и шепот. Но что именно Накки сказала на прощание, Илья уже не мог припомнить.

Наутро Илья снова лежал поверх одеяла, без футболки, но пижамные штаны оставались на нем, и не было никаких следов соития, будто сознание излилось из него раньше семени. Однако поцелуи-ожоги сохранились во всей красе, в паху слегка горело, а на губах все еще ощущался освежающий яблочный вкус.

Умываясь, Илья сообразил, что не чувствовал себя так бодро с тех пор, как поселился в общине, даже боль казалась какой-то сладостной. «Всегда знал, что хороший секс лучше всего прочищает организм и душу, — подумал он. — К тому же, когда они увидят эти отметины, то наверняка подумают, что я развлекался с кем-то из них. Это мне на руку, они еще быстрее перессорятся. Вот только как с Леной после этого быть?»

Двойственность ситуации показалась ему и курьезной, и грустной: он не был связан никакими обязательствами и даже не решил, хочет ли примирения с бывшей супругой, но с другой стороны понимал, что случившееся ее бы очень расстроило. «А значит, пока придется молчать, — заключил Илья. — Да и что я мог бы объяснить, если трезво смотреть на вещи? Это был просто сон, и я ни перед кем не обязан за него отчитываться».

Глава 21

Расчеты Ильи относительно меток, оставленных Накки, оправдались — зрелище основательно испортило настроение всем четырем женщинам, и после завтрака они угрюмо разбрелись по комнатам. Вновь отправившись «на пленэр», он вышел вместе с Кави подальше к шоссе и там дал ей понюхать клочок ткани. Собака немного выждала, будто прикидывала что-то, затем уверенно направилась в противоположную от залива сторону. Они пересекли железнодорожные пути, кое-как пробрались через тропу, заросшую колючими кустами, и оказались в низинке, которая в холодное время года казалась совсем вымершей. Неподалеку, то тут, то там, торчали старые покосившиеся деревянные дома, в которых летом, возможно, бывали дачники, но сейчас их с Кави окружала пустота, не имеющая ни звуков, ни запахов, не считая легкого духа прелой мертвой листвы под снегом или редкого скрежета беличьих когтей по коре. Илья от него даже вздрагивал и рефлекторно натягивал шапку пониже.

По пути им попался даже дряхлый автомобиль — его почерневший от времени и влаги остов издали походил на скелет сказочного ящера или еще какого-нибудь чудища. Дорогу совсем развезло и местами Илья с трудом перешагивал даже в шипованных сапогах. Однако Кави упорно шла по спуску, где уже не оставалось никаких следов цивилизации. Наконец перед ними распростерся покров из мутного глыбистого льда, из которого зловеще торчали черные кочки и палки камышей. Илья без труда понял, что под этим льдом скрывался заболоченный участок. Живой человек здесь вряд ли мог утонуть, но для укрытия трупа это место вполне подходило.

«В таком случае тело может долгое время не разлагаться, — предположил Илья. — Тогда удастся не только установить причину смерти, но и воссоздать, как покойная провела последние дни. И если я угадал и людей здесь действительно накачивали наркотиками, то девки попадут под не одну статью. Так-то они почти все рассчитали: место дикое, глухое, особенно в ноябре. Вот только как им удалось проехать по такому бездорожью? Не пешком же они транспортировали тело! Ну да ладно, пока здесь ничего нельзя трогать».

Однако он не мог удержаться от того, чтобы хоть немного прощупать ауру этого места. Илья прикрыл глаза и ощутил склизкий обволакивающий холод, от которого заломило в висках и к горлу подступила сильная тошнота. Задержав дыхание, Илья поспешно отвернулся и стал растирать снегом ладони и щеки. Рвотный позыв откатил, но когда он выдохнул, из носа выделился вязкий, едко пахнущий кровавый комок, а за ним потекла тонкая струйка. Илья прижал к лицу смоченный снегом платок и почувствовал, что дышать стало легче. В воздухе сквозили пары алкоголя, ароматических свечек, детского мыла и каких-то лекарств, затем неожиданно пахнуло осенней землей. Но не той, которая представлялась ему прошлой ночью рядом с Накки, — та была теплая, урожайная, хрустящая от рыжей листвы, шишек и желудей, а сейчас пахло стоячей водой, плесенью, немного выхлопными газами и еще чем-то городским, промышленным.

Перед глазами вдруг всплыло то же самое болото, но весной, когда солнечные блики искрятся в мокрых зарослях тины от легкого ветерка. Зрительные образы понемногу складывались у Ильи в голове, но зачастую не те, что он хотел видеть в данный момент. Он с досадой отогнал благостную картинку, присел на корточки и опустил голову.

— Какой я все-таки еще бестолковый, — сказал он, погладив Кави по макушке. Та нетерпеливо помахала хвостом и Илья поспешил взять себя