Ленинград сражающийся, 1941–1942 - Борис Петрович Белозеров

питания и другие грузы. В июле 1943 г. сотрудниками ОББ у бандитов было изъято 18 винтовок, 14 гранат, 1 автомат, 8 пистолетов, 6 сабель и 17 охотничьих ружей[502]. Всего же за период с июля 1941 г. по июнь 1943 г. в Ленинграде за бандитизм к уголовной ответственности было привлечено 2115 человек[503].

Понимая опасность для общества вооруженных дезертиров и их участия в бандитизме, Совет народных комиссаров СССР своим постановлением № 251/51 С от 30 мая 1942 г. прямо указывал, что дезертиры Красной армии и Военно-морского флота, уличенные в грабежах, вооруженных налетах и контрреволюционной деятельности, привлекаются к уголовной ответственности по ст. 58–1–6 и подлежат заочному осуждению. Члены же семей этих осужденных по вступлении приговора в законную силу подлежат ссылке на 5 лет в отдаленные местности страны[504].

В связи с участившимися случаями хищения имущества, принадлежащего эвакуированным, исполком Ленгорсовета 3 марта 1942 г. принял специальное решение № 62–4, в котором предусматривались меры по охране имущества граждан, призванных в РККА или вывезенных из Ленинграда. Виновные в краже такого имущества привлекались к уголовной ответственности согласно постановлению Военного совета Ленинградского фронта от 3 марта 1942 г. за № 00692, по признакам ст. 59–3 УК РСФСР как за бандитизм, а должностные лица, по халатности которых стало возможным это хищение, при условии корыстной цели – по соответствующим статьям УК РСФСР[505].

Управление милиции обязывало все свои районные отделы иметь точные данные о подлежащих охране квартирах и комнатах по каждому кварталу.

В обязанности уполномоченных вменялись регулярные обходы участков, проверка состояния охраны и целостности имущества[506].

Борьба за сохранение имущества от расхищения также была одной из крупных задач командования и Военного совета фронта.

Пустующие квартиры в прифронтовой полосе, и особенно в блокадном городе, привлекали к себе преступный элемент. Обворовывание квартир было распространено довольно широко. Если во втором полугодии 1941 г. по этому виду преступлений были задержаны и осуждены всего 159 человек, то в первом полугодии 1942 г. – уже 1118[507]. Таким образом, обозначилась явная и резкая тенденция к увеличению данного вида преступлений, но одновременно и числа их раскрытий. Органы милиции, проанализировав уголовные дела, установили, что в общем числе привлеченных за кражи имущества из необитаемых квартир в 1942 г. являлись: управхозы и дворники – 15 %, родственники потерпевших – 17 %, посторонние – 68 %, но в числе последних преобладали соседи по дому и квартире[508]. Для пресечения этих преступлений в середине 1942 г. органами милиции совместно с советскими и партийными работниками была проведена основательная чистка состава управхозов и дворников[509]. Охрана имущества военнослужащих, эвакуированных и умерших граждан имела важное не только юридическое, но и политическое значение. Естественно, при выявлении краж и хищений имущества из своих квартир квартиросъемщики обращались в советские органы, законно возмущаясь безответственным выполнением органами милиции своих обязанностей, подавали многочисленные жалобы и заявления в суды. В целях профилактики этого вида преступлений в «Ленинградской правде» был опубликован ряд сообщений о приговорах к высшей мере наказания или к 10 годам лишения свободы расхитителей имущества из квартир военнослужащих и эвакуированных[510]. Помимо этого были организованы радиопередачи, посвященные данной проблеме, проведены совещания с управхозами и дворниками. Успешная ликвидация квартирных краж сводилась не столько к выявлению и раскрытию преступников, сколько к созданию условий, предупреждающих и исключающих эти преступления.

Особое внимание в райотделах и отделениях милиции уделялось улучшению агентурно-оперативной работы по раскрытию квартирных краж.

Специальными решениями исполкома горсовета от 3 марта и от 30 июня 1942 г. на райжилотделы и домоуправления возлагались обязанности по учету необитаемой жилой площади и оставшегося там имущества, по организации охраны имущества и повседневной проверки его сохранности[511]. Благодаря принятым мерам (дежурству у ворот, проверке документов у лиц, приходящих в дом после 23 часов, и т. п.)[512] этот вид преступлений в первом полугодии 1943 г. по сравнению с тем же периодом 1942 г. сократился в 6 раз[513].

Несмотря на то, что жизнь населения в условиях военного времени была значительно усложнена, создание семей продолжалось. Даже в Ленинграде, который находился в тяжелейшем положении среди всех фронтовых городов Северо-Запада, в 1942 г. было зарегистрировано 3108 браков. В этом же году родилось 13 677 детей, из них, к сожалению, 233 были мертворожденные[514].

Перед правоохранительными органами встала важная проблема предупреждения детской беспризорности. В условиях первой военной зимы было отмечено немало случаев, когда оставшиеся без родителей дети и подростки оказывались без какого-либо патронажа, без средств к существованию, совершенно не приспособленными к жизни в блокадном городе. Подростки нередко попадали под влияние уголовных элементов и становились на преступный путь. Подобных сигналов в органы милиции поступало много. Эта проблема для Ленинграда была исключительно сложна и важна. 7 января 1942 г. Ленгорисполком принял решение «О мероприятиях по борьбе с детской безнадзорностью», согласно которому создавались 17 новых детских домов (по одному в каждом районе города, а в Октябрьском – два)[515]. Однако в связи с резким увеличением таких детей их вынуждены были открыть 23 с общим контингентом в 5550 человек. К марту 1942 г. число детей в 98 детских домах достигло 14 300 человек[516].

Следует особо отметить, что местные органы власти уделяли детским домам исключительное внимание. В помощь заведующим детскими домами были выделены лучшие учителя, директора и завучи законсервированных школ. Количество детей в детских домах во второй половине марта 1942 г. настолько выросло, что возникла необходимость их разгрузки как по мотивам невозможности создать надлежащие бытовые условия для детей, так и в целях сохранения жизни детей. За весну и лето 1942 г. было вывезено из Ленинграда 38 080 детей, находившихся в детских домах[517].

Число детей в городе продолжало оставаться значительным. На 1 июня 1942 г. в Ленинграде, Кронштадте и Колпино находилось детей в возрасте до 16 лет – 88,2 тыс., или 15,5 % всего населения (575,4 тыс.), которое получило карточки на июнь[518].

Одновременно решалась и продовольственная проблема для подростков. 7 февраля 1942 г. Военный совет Ленинградского фронта принял постановление № 00627 об увеличении норм продовольственного снабжения только на февраль, где устанавливались следующие нормы: а) для Домов малюток и интернатных групп детских яслей: мясо – 1 кг, жиры – 0,8 кг, яйцо – 15 шт., сахар – 1,2 кг, хлеб печеный – 7,5 кг, молоко сгущенное – 1 кг и т. д.; б) для дошкольных детских домов и интернатных групп детских садов: мясо – 1,2 кг, жиры – 1 кг, яйцо – 15 шт., сахар – 1,5 кг, хлеб печеный – 9 кг, сухофрукты – 0,2 кг, молоко сгущенное – 0,5 кг, крупа и макароны – 2 кг и др.;