КАРОЛИНЕЦ - Рафаэль Сабатини

Квакер с минуту внимательно смотрел на него, затем вдруг принялся смеяться; в его смехе звучала смесь недоумения и сарказма.

– Шпион! Хо-хо-хо! Шпион! Воистину, друг, занятие войной не доводит до добра. Вы начинаете шарахаться от собственной тени и первый попавшийся куст принимаете за врага. Шпион! И все твои умозаключения основаны лишь на моем неведении в некоторых тонкостях выращивания табака. Право слово, друг, если бы каждый в подобном случае считался шпионом, ими оказалось бы большинство людей вокруг.

– Но не каждый в подобном случае выдает себя за табачного плантатора, – сказал Лэтимер, которого не ввело в заблуждение действительно редкое самообладание собеседника.

– Быть табачным плантатором не означает выращивать табак собственными руками; достаточно просто владеть плантацией, как в моем случае. Посадку и прочее я доверяю своему управляющему и его подчиненным. Сам же я непосредственно занимаюсь только продажей.

Лэтимер покачал головой.

– Неубедительно, друг мой.

Квакер посерьезнел и с достоинством произнес:

– Каждому – свое. По-твоему, из моего невежества в вопросах производства табака следует, что я шпион. Блестящая логика, друг. Но, смею надеяться, едва ли такого основания будет достаточно даже для других людей, даже если они отупели от своих войн.

Майор Лэтимер отступил на несколько шагов к окну.

– Подойдите сюда! – сказал он резко, – я хочу на вас посмотреть.

Квакер вздрогнул, его изумление будто усилилось.

– Друг, мне не по нраву такой тон. Вежливость…

– Подойдите сюда. Немедленно! – жестко оборвал его Лэтимер.

Мистер Нилд развел руками и, подчиняясь, зашаркал к окну, угрюмо глядя на Лэтимера.

– Приблизьтесь к свету.

Лэтимер начал пристально рассматривать его смуглое лицо, освещенное лучами полуденного солнца. Во время этого бесцеремонного осмотра Нилд хранил бесстрастность. Наконец Лэтимер понял причину странного выражения, не покидавшего лица квакера.

– Для чего вы сбрили брови?

– У меня нет бровей, друг.

– Они были, когда я видел вас в предыдущий раз. Мне отчего-то кажется, мистер Нилд, что мы знакомы. Интересно, как вы выглядите без бороды? Снимите косынку и расстегните рубашку на груди.

– Друг, я вынужден протестовать против этой…

– Расстегните рубашку! Или вы предпочитаете, чтобы я вызвал часового?

Квакер неприязненно хмыкнул и передернул плечами. Поняв, что сопротивляться бесполезно, он неохотно покорился и выполнил то, что от него требовали. Пальцы его при этом не дрожали.

Лэтимер испыта чувство, близкое к восхищению. Этот человек наверняка уже понял, что его сказки о торговле табаком никого больше не обманут. У него определенно были железные нервы.

– Так, – вымолвил майор, обозревая открывшуюся белую кожу на груди. – Так я и знал. Вы окрасили лицо.

– Истинно сказано – будь терпелив с дураками, – произнес квакер тоном усталого смирения. – Моя грудь была закрыта от солнца, и загорели только руки и лицо.

Лэтимер неожиданно сдернул с его шеи развязанную косынку, расправил ее и засмеялся.

– Ваш платок тоже почему-то загорел, но только местами. Я мог бы порекомендовать вам средство получше, чем ореховый сок, – и он заглянул ему прямо в глаза. – Ну, мистер шпион, может, хватит запираться? Вы назовете мне ваше настоящее имя?

В этот миг его вдруг озарило.

– Вот черт! – воскликнул он. – Можете не трудиться. Я узнал вас, капитан Мендвилл.

Человек, стоящий перед ним, вздрогнул, по его лицу, словно рябь по воде, пробежала судорога. Но тут же он снова стал спокоен, как прежде, едва заметно улыбнулся и слегка наклонил голову.

– Майор Мендвилл, с вашего позволения, – уточнил он. – К вашим услугам.

После этого они долго стояли, пронизывая друг друга взглядом. Оба хранили мрачное молчание, и каждый пытался угадать, какие чувства владеют другим. Когда Лэтимер наконец заговорил, то речь его могла показаться странной:

– Я всегда думал, что глаза у вас голубые. Вот что с самого начала ввело меня в заблуждение…

– Одна из тех деталей, на которые я рассчитывал, – с легкостью подтвердил Мендвилл, будто они обсуждали какой-нибудь посторонний предмет, не имеющий к нему отношения. Он просто констатировал факт: со светлыми кожей и волосами обычно ассоциируются голубые глаза, и темные глаза Мендвилла придавали его маскировке дополнительное правдоподобие.

Лэтимер прошел мимо него к письменному столу. Мендвилл, полуобернувшись, провожал его взглядом.

– Наверное, нет смысла продолжать нашу беседу, – сказал американец.

– Это означает расстрел, – отрешенно пробормотал Мендвилл.

– Вы ждали чего-то иного? Ставка в игре была вам известна. – С этими словами Лэтимер потянулся к звонку.

– Стойте! На вашем месте я не стал бы звонить в этот колокольчик.

Лэтимер чуть задержался, но, тем не менее, позвонил. Мендвилл скрестил руки на груди.

– Вы, конечно, понимаете, что мой арест повлечет за собой арест вашего тестя?

– И что с того?

– Пораскиньте мозгами, что за этим последует.

Дверь открылась и показался Миддлтон.

– Вызовите охрану, – коротко приказал майор.

– Вы – болван! – Мендвилл процедил это слово со максимальным презрением, на которое только был способен. – Вас не волнует судьба вашей жены?

– Моей же… – не договорил Лэтимер и на секунду остался стоять с приоткрытым ртом; глаза его расширились. – Моя жена что-то знает? Знает, что вы не квакер?

Но это был уже не столько вопрос, сколько горькое восклицание. Стоило Мендвиллу упомянуть Миртль, как перед ним, будто при вспышке молнии, предстала жуткая правда и лавиной обрушились воспоминания, наполняя сердце ужасом и свинцовой тяжестью. Излишними были уже пожатие плеч и насмешливая улыбка – ответ Мендвилла; Гарри понял, каким он оказался тупицей, полагая, что Миртль, подобно ему самому, поверила в Джонатана Нилда.

Снаружи донесся печатный шаг, слова команды и стук приставленных мушкетов. Вновь появился Миддлтон.

– Охрана здесь, сэр.

Лэтимер справился с собой.

– Пусть подождут, пока я снова не позвоню, – сказал он.

Миддлтон, думая, что допрос не окончен, вышел и закрыл за собой дверь. Бледный Лэтимер, ощутивший вдруг дурноту, повернулся к Мендвиллу, на губах которого кривилась ухмылка.

– Итак, сэр, может быть, вы объяснитесь во избежание недоразумений? На что вы намекали, говоря о моей жене?

– Так ли уж это необходимо? Что подсказывают вам ваши собственные извилины? Думаю, вы все прекрасно поняли, иначе не задержали бы охрану.

– Тем не менее, сэр, мне хотелось бы услышать от вас. Какая опасность может ей угрожать, если вы и сэр Эндрю предстанете перед трибуналом?